Пятьсот лет спустя - Стивен Браст Страница 69

– Да?

– Если вы позволите мне сопровождать вас туда, куда вы направляетесь, то заверяю, я расценю ваше разрешение как огромное одолжение и честь.

Ее глаза округлились.

– Надеюсь, я не арестована! – Затем она тихо добавила, словно обращалась к самой себе: – Невозможно. Слишком скоро!

– Арестованы, мадам? Нет, честное слово. Скорее арестован я. Однако в действительности никому из нас такая опасность не грозит. Просто мне бы хотелось сопровождать вас исключительно ради удовольствия, которое я от этого получу. Если, конечно, мои слова, сказанные от всего сердца, могут вас тронуть, – вы меня заинтересовали. Окажите мне честь, разрешив сопровождать вас.

Она рассмеялась, хотя Кааврену показалось, ей совсем не смешно.

– Неужели, капитан, после стольких лет во дворце вы наконец стали придворным?

– Ах, ваши слова меня ранят, мадам. Я...

– Капитан, уверяю вас, я действительно очень тороплюсь. Мне необходимо незамедлительно заняться своими делами. Если вы хотите меня сопровождать, то у меня нет никаких возражений, однако мне нельзя терять ни минуты. Более того, капитан, по причинам, о которых я не могу говорить, именно сейчас я буду только рада опереться на сильную руку, хотя для вас лучше, если бы эта рука была не ваша.

– Лучше для меня? Но...

– Нет, не спрашивайте почему и ничего не говорите, позвольте лишь мне взять вас под руку и двинемся дальше.

Кааврен поклонился и протянул руку, на которую Даро оперлась без колебаний, и они зашагали по коридору. Мы не исполним своего долга историка, если не признаем, что наш тиаса почувствовал изрядное смущение, обнаружив, что его рука задрожала, когда Даро взяла ее. Ведь тиаса пятьсот лет служил в Гвардии, и после того, как первая любовь разбила Кааврену сердце, он рассматривал ее как флирт, как игру. Увы! Такова уж природа солдата, и тот, кто постоянно сталкивается со злом, часто обнаруживает, что его противоположность – любовь – нередко является вещью случайной и недостойной серьезных размышлений... ну совсем как обычное фехтование.

Для насилия по зову долга нужно имитировать ненависть (поскольку солдаты не испытывают настоящей ненависти к противнику). Точно так же нетрудно относиться и к проявлениям любви – поцелуям, ласкам, нежным словам – как к имитации любви. Человек соблюдает все правила игры и даже получает от них удовольствие. Однако соприкосновение душ, которое дарит любовь тем, кто благословлен ею, отрицается теми самыми чувствами, что позволяют солдату день за днем брать в руки оружие и совершать деяния, возможные для большинства из нас лишь в порыве самой могучей страсти.

Хотя, откровенно говоря, далеко не все солдаты имеют именно такой опыт любви. Многие из них, устав от постоянных мыслей о смерти, влюбляются, чтобы избежать ужаса, окружающего их со всех сторон. Лучше это или нет... мы не знаем. Ведь мы лишь зеркало, в котором, может и не всегда совершенно, отражается правда.

Кааврен угодил в ловушку, только что описанную нами; впрочем, он так этого и не понял. Однако сейчас, когда тонкая, но храбрая рука лежала на его руке, он неожиданно сообразил, что лишился иммунитета против нежных мыслей, и его душа подвергается уколам острых копий, которые дарят удовольствие и боль настоящей любви, и чувства пробуждаются вновь. Стоит ли говорить, он был ужасно смущен, у него отчаянно билось сердце и дрожали колени. Самые разные сомнения молниеносно сменяли друг друга, сознание не успевало фиксировать их, но они оставляли свой след на встревоженном челе тиасы.

Что касается Даро, то долгие годы она издали восхищалась капитаном – внешностью тиасы, его характером. Кааврен всегда держался в стороне от бесконечных интриг и сплетен, вел себя с непринужденным спокойствием воина и обладал улыбкой, хотя и нечасто появлявшейся на лице, но удивительным образом озарявшей его черты. Даро не раз размышляла о том, как было бы приятно вызвать эту улыбку.

Даро никогда всерьез не думала о Кааврене. Теперь же ее силы были на исходе, а дворец казался полным врагов, и сильная рука и ласковый взгляд капитана заставили фрейлину посмотреть на него другими глазами. Душу Даро переполняла горечь, ведь она по-настоящему встретила тиасу только сейчас, когда ее жизнь разрушена и ей предстоит позорный отъезд. Кааврен открылся перед ней с новой стороны – показал, какое у него доброе сердце.

Графиня старалась сохранять спокойствие, однако какая-то часть сознания отчаянно призывала ее открыться капитану. Постепенно, как часто бывает между двумя душами, ощутившими взаимную симпатию, Кааврен сумел прочитать мысли Даро.

К тому моменту, когда они подошли к покоям, где спали и хранили свои вещи фрейлины императрицы, графиня овладела собой и снова возвела барьеры, которые преграждали дорогу переполнявшим ее эмоциям. Ей вдруг показалось, что если она откроется перед Каавреном, то это приведет к новым страданиям.

По воле случая комната Даро была пустой. Она с поклоном отпустила руку Кааврена, вытащила большой саквояж из своего шкафа и принялась складывать в него одежду.

– Скажите, капитан, – Даро беспорядочно бросала платья в саквояж (очаровательно, подумал Кааврен), – что привело вас в приемную ее величества? Ведь вы пришли туда вовсе не для того, чтобы повидать меня.

– А почему бы и нет? – ответил Кааврен. – Гром и молния! Существует совсем немного более веских причин, чтобы пройти несколько шагов или даже сотен лиг.

Даро рассмеялась:

– Вы становитесь придворным. Но вы не знали, что я там буду.

– С вашим последним доводом спорить невозможно.

– Ну, так зачем?

– Мадам, я пришел просить аудиенции у императрицы.

– Ага. И почему же вы отказались от своего намерения?

– Я увидел вас и...

– Льстец! – воскликнула Даро, однако у нее на лице засияла улыбка. – Но по-моему, вы сказали «и».

– И услышал вашу речь.

Даро перестала собирать вещи и нахмурилась.

– Вы все слышали?

– Каждое слово, мадам.

– Понимаю. И поэтому?..

– Я хотел сделать вам тысячу комплиментов, ведь я солдат, а солдаты знают, что такое мужество.

Даро покраснела и опустила глаза.

– Благодарю, капитан. Но раз уж вы слышали наш разговор, то должны понимать, что у меня нет времени. Вот почему для вас будет лучше, если нас никто не увидит вместе, – и тогда моя тень не затмит вашего света. Более того, ради вашего же блага мне не следовало беседовать с вами. Я проявила слабость, мне так нужна была ваша рука. Простите меня.

– Ча! – ответил Кааврен. – Пусть все видят меня рядом с вами – почту это за честь.

Даро мягко улыбнулась и протянула ему руку, которую тиаса с благоговением поцеловал.

– Вы очень добры, капитан. Но моя жизнь погублена, и ваши комплименты, как и шепот моего сердца, ничто перед прихотями императрицы.