Император Терний - Марк Лоуренс Страница 69

Дальше на улицах Хамады появились более высокие дома из оштукатуренного кирпича, беленые, с высокими башнями, улавливающими ветер. Еще дальше мы увидели огромные белокаменные залы, общественные здания, значительно превосходящие масштабами архитектуру Альбасита, выстроенные сообразно сухой и величавой арифметике ученых мавров. Библиотеки, галереи статуй, купальни с колоннами, где люди пустыни могли насладиться роскошью глубинных вод.

— Ничего так.

Я чувствовал себя немытым крестьянином, попавшим ко двору.

— Здесь делают и тратят золото. — Марко кивнул. — Золото и снова золото.

Ухмылка впервые покинула его лицо. Мало веселого — пересматривать свой взгляд на мир. Никому из нас это не нравилось.

Наш караван свернул с магистрали и оказался на обширной рыночной площади с загонами для верблюдов, коз, овец и лошадей. Здесь бурлила одетая в черное толпа — купцы ждали каравана и были готовы торговаться. Омаль и его товарищи помогли Марко спуститься и поставили чемодан на присыпанную песком брусчатку прямо перед ним. Он подошел шатающейся походкой человека, долгое время проведшего в седле.

— Я это больше не потащу, — сказал я, радуясь, что слез с верблюда. — Его двадцать дней везли, провезут и еще милю.

На звон монет скоро отозвался какой-то беззубый старый шельмец с ослом, готовый проводить нас к дворцу калифа. Зверюга выглядела едва не древнее своего владельца, и я бы не удивился, если бы у нее подломились ноги, когда мы втроем грузили чемодан. Однако оказалось, что осел этот — полная противоположность Упрямца, он лишь жалобно орал, когда старик закреплял груз у него на спине.

Стоя на жаре и потея, покуда старик работал, я с новой силой ощутил тревоги, о которых позабыл в пустыне. С того момента в кофейне в Кутте, когда я понял, что попал в ловушку, казалось, что я, подобно насаженному на конахтское копье брату Хендрику, загоняю острие все глубже. Резонная надежда на отмщение (хотя не то чтобы она была такой уж резонной) вылетела в окно, едва я сообразил, что они знают меня, что они меня ждали. Теперь посреди пустыни, которая сама по себе уже держала меня в плену, я направлялся ко двору своего врага, расположенному в нескольких десятках метров от темницы, где я скоро сгнию.

— Приехали, брат Хендрик.

— Простите, что?

Марко ткнул пальцем в поля шляпы и уставился на меня из-под них.

— Давай уже, — сказал я и зашагал дальше. Под пустынным одеянием болталась медная шкатулка, пистолет и кольцо, страшно мешая на жаре. Казалось, ничто из них не может принести спасение.

Широкие улицы, куда ветер доносил лишь шелест песка, привели нас мимо купален, библиотеки, здания суда и галереи к низменности, где под стальным небом пустыни в широком безупречном озере отражался дворец калифа. Нас отделяли от воды руины амфитеатра с колоннами, поднимающиеся из гор строительного мусора. Вроде бы римская работа, невообразимо древняя.

— А это что?

Я показал на высокую башню, самую высокую в Хамаде, стоящую отдельно от дворца, но отбрасывающую на него свою тень.

— Матема, — сказал беззубый паршивец.

— Каласади?

Я ткнул в башню пальцем.

— Каласади, — кивнул старик.

— Пойдем сначала туда, — сказал я.

Месть привела меня сюда. Необходимость ответить ударом на удар. Ибн Файед задолжал мне кровь, но у долга Каласади было лицо, и вот с этого следовало начать.

— Иди куда хочешь, сэр Йорг, — сказал Марко. — У меня дела во дворце.

— А что за дела, Марко? Ну-ка, друг, расскажи брату Йоргу. Мы так долго путешествовали вместе.

Я осклабился.

— Мы не братья…

Я порылся в складках одеяния. Марко дернулся, словно ожидая, что я выхвачу нож. Но вместо этого я достал игральную кость Юсуфа.

— В пути мы семья, брат Марко.

Я опустился на колени и кинул кость на мостовую, и она закружилась на одном ребре.

— Я пришел забрать долг, — сказал он. — У Ибн Файеда.

Кость покатилась по земле. Двойка.

— Иди с Богом, брат Марко, — ответил я.

Я один подошел к дверям башни матемага, где не увидел ни стражи, ни окошка над входом. Башня была в сотню метров высотой — элегантный шпиль, метров двадцати в диаметре. Первые окна находились где-то посередине и поднимались по спирали к вершине, и камень был слишком гладок даже для пауков и скорпионов.

Дверь была из черного хрусталя, и там, куда проникали лучи солнца, под верхними слоями мерцали сколы. Я постучал, и там, куда попали мои костяшки, показался круг из чисел, светящийся, — те самые десять знаков, что изобрели арабы.

— Головоломка?

Я коснулся одной цифры, двойки, и четверка тут же стала ярче. Я коснулся и ее. Круг исчез. Я ждал. Ничего.

Снова постучал, но было тихо, лишь снова появился круг из чисел. Я нажал и принялся следить за кругом, пытаясь считать комбинации, следя и снова теряя нить.

— Да чтоб его, я сюда не в игры играть пришел!

Место было пустынное, кто-то бродил по далеким руинам, Марко и другие посетители с трудом шагали по высоким ступеням дворца Файеда, народ прогуливался по пустынным берегам озера, но в пределах слышимости не было ни души.

Я снова сделал попытку. И еще раз. Ясно: что бы ни требовалось, чтобы стать матемагом, у меня этого нет. Светящиеся цифры продолжали плясать и потихоньку меркли под моим взглядом. Я осклабился — и это тоже не помогло. Скорее с досады, чем из разумных соображений я снова постучал и, как только появился светящийся круг, сорвал кольцо со шнурка и шлепнул им в центр. Тут же цифры закружились быстрее, еще быстрее, превратились в сплошной круг, дверь загудела на все более высоких тонах. Крошечные молнии заметались внутри кристалла, расходясь от точки соприкосновения с кольцом. Мои пальцы гудели от вибрации. Гул перешел в вой, потом в пронзительный вопль. Вертикальное стало горизонтальным, и я обнаружил, что пытаюсь подняться среди черных осколков весьма впечатляющей двери.

Звенело в ушах, пальцы онемели. Я покрутил кольцо среди сверкающих обломков и поспешил внутрь. Коридор вел прямо вперед, он, кажется, разделял надвое первый этаж. В дальнем конце я заметил ступеньки — возможно, лестницу, поднимающуюся по кругу к вершине башни. Полдюжины молодых либийцев в белых туниках направились ко мне из арок по обе стороны коридора, они напоминали ученых и выглядели скорее изумленными, чем рассерженными. Я вынул нож и прикрыл его рукавом. Внешность может быть обманчива.

— С вашей дверью что-то случилось.

Не останавливаясь, я прошел между ними.

Оказавшись у лестницы, ведущей и вверх, и вниз, я решил все же подняться. Я снова привязал кольцо к шнурку еще не до конца отошедшими пальцами.

Омаль говорил, что Матема — это что-то вроде университета, место, где учатся матемаги. Каласади преподавал — учил детей калифа, был наставником прибывших в Хамаду студентов, судьей в небольших конфликтах между людьми чисел, как они любили называть себя. Башня не была его домом или владением, но все равно я думал, что смогу застать его наверху.