Люди крыш. Пройти по краю - Любовь Романова Страница 7

Женя сделала глоток и почувствовала, как по телу вместо тепла разливается холодный страх. А что, если все эти люди ошибаются? Ничья она не дочь. Самая обыкновенная ученица средней школы. Мишень для насмешек! Чучело! Смородина-уродина!

— Марта, мне нужно тебя… вас спросить.

— Тебя, моя милая. Мы все здесь равны, поэтому обращаемся друг к другу только на «ты». Конечно, можно. Спрашивай.

Неожиданно они остались одни у огня. Все остальные тактично исчезли. Почувствовали, что у новоиспеченной дочери накопилось много вопросов для разговора с глазу на глаз.

— Что все это значит? — Женя испугалась резкости своих слов.

— Только то, что я сказала. Ты — одна из людей крыш.

— Люди крыш? Кто это?

Марта помолчала, ища понятные слова, а Женька залюбовалась ее кошачьим профилем. Пожалуй, стоит вплести его в один из своих скетчей, а фоном дать ночной город…

— Мы другие. Не похожие на тех, кто ходит по земле. Наш мир — это крыши. Сотни маршрутов, опутывающих города планеты. Наше время — это ночь. — Марта отхлебнула вина. — Мы рассказываем своим детям легенду, что наш народ произошел от Лунной кошки. Она спустилась ненадолго на Землю и оставила на ее поверхности следы. После первого дождя эти следы превратились в людей, которым нравилось ходить по крышам.

— Это правда?

— Настолько же, насколько обычные люди произошли от Адама и Евы. Все зависит от того, во что ты веришь.

— А что могут люди крыш?

— Например, спрыгнуть с седьмого этажа и не получить ни одного перелома. Я уже не говорю о синяках. — Марта позволила себе лукавую улыбку. — Мы имеем очень прочный скелет и повышенную регенерацию тканей. Вспомни, у тебя ведь никогда не было серьезных травм. Так?

— Так. — Перед Женькиным взором возникла картинка полугодовой давности. После неудачного прыжка с крыши она, доковыляв до дома, стаскивает пропитанную кровью кроссовку. Ошарашено смотрит на ногу, которую десять минут назад проткнул ржавый гвоздь. Ничего. Только сизое пятнышко. К утру не осталось и его.

— Но это не все. Особое устройство мышечной системы даже без физической подготовки позволяет нам прыгать на фантастические для обычных людей расстояния. А еще мы двигаемся в десятки раз быстрее, слышим не хуже кошек, видим в темноте…

— Марта, но я же ничего этого не умею!

— Научишься. Ты только-только прошла инициацию.

— Когда?

— Сегодня. Падая с крыши. Угроза жизни разбудила твои способности.

— А если ты ошибаешься? Если все это случайность? Ну, вываливаются же из окон алкоголики. И ни царапины.

— Алкоголики, говоришь? — Марта залилась низким смехом. — Посмотри на меня. Ничего необычного не видишь?

Ее глаза были цвета темного меда. Каштанового. Такой хранился у них с мамой в шкафу, над холодильником. Если поднести баночку к лампе, то в золотистой жиже вспыхивали искорки. Совсем как в глазах Марты в свете догорающего огня. Но было в них еще что-то. Тревожное. Неправильное.

Зрачки!

Женька судорожно сглотнула. Они оказались вертикальными. Как у кошки. Или змеи.

— Увидела? А теперь смотри, — в руках женщины очутилось миниатюрное зеркальце со знакомой эмблемой на крышке. Она поднесла его к Женькиному лицу, и та прикусила язык, чтобы не закричать. В наступившей темноте ее собственные глаза пересекали узкие щели вертикальных зрачков.

Точно таких же, как у Марты.

— Ищет.

— Кто?

— Крысомать. Она всегда ищет. — Змеиные зрачки Сиплого зловеще блеснули в полумраке.

Чухонь вздрогнул. Сиплый на кого хочешь страху нагонит.

— Что ищет-то?

— Цыц! — Горбун больно ткнул его здоровым, как кувалда, кулаком под ребра. — Она слышит.

Легенда об огромной крысе была Чухоню знакома. Рассказывали, будто ее вывели после Второй мировой войны в подземной лаборатории. Тысяч крыс морили голодом и накачивали химикатами. Они стервенели, пожирали друг друга, пока не осталась одна, — самая умная и злобная. Секретное оружие осколков Третьего рейха. Но создатели допустили ошибку. Гигантская тварь вырвалась на свободу, загрызла своих мучителей и скрылась в паутине подземных лабиринтов.

Верить в трехметровое чудовище Чухоню не хотелось. Ему вообще не нравились голохвостые грызуны. То ли дело шерстоканы — тараканы-альбиносы размером с крупную таксу. У них на спинках росла мягкая длинная шерсть. Гладишь такого, а он лапками сучит и глаза закатывает. Балдеет.

Чухонь раз набрел на их гнездо под землей. Отловил одного — хотел тренировать для боев. Только шерстокан попался ленивый. Лопал все подряд и спал целыми днями.

— Слышь, Сиплый, дай отдохнуть. Не могу больше — ноги натер, — взмолился Чухонь.

— Чтоб Крысомать твою печень сожрала! — раздраженно буркнул тот, но остановился.

«Вот упырь! — Чухонь втихаря разглядывал своего спутника. — Голова лысая, кожа синюшная, нос крючком, глаза водянистые. А взгляд такой злющий, что мурашки вдоль хребта. Еще и горб на спине».

Ноги ничего не чувствовали. Чухонь сел на каменный пол, снял ботинки и пошевелил пальцами в линялых носках.

— Ну и вонь! — Горбун, словно цапля, углядевшая на дне болота лягушку, сунул длинный нос прямо в гриндер. — Тебе туда шерстокан наблевал?

— Это Гоблин пошутил, чтоб ему в паучьем желудке застрять! — пожаловался Чухонь. — Свои подсунул. На размер меньше. Я спросонья не разобрал.

— Слабак. — Сиплый метко сплюнул на тупоносый ботинок. — Как ты в Братстве оказался, не пойму!

Злая обида сдавила грудь железным обручем. Чухонь отвернулся. Ему еще нет шестнадцати, и в норе он самый мелкий. Знал бы Сиплый, каково это — постоянно терпеть насмешки и только криво улыбаться.

— Не хнычь, задохлик. — В заскорузлой лапе горбуна блеснуло стальное лезвие. — Решим сейчас твои проблемы.

Чухонь испуганно поджал ноги. Сиплый осклабился и отсек ножом тяжелому гриндеру тупой мыс. Со вторым ботинком он проделал то же самое.

— Готово. Напяливай и шевели поршнями.

Идти легче не стало. Теперь мелкий мусор и острые камешки, попадая в ботинки, больно кололи измученные ноги. Чухонь, стиснув зубы, терпел. Мечтал уже куда-нибудь прийти. Не мог дождаться, когда закончится этот серпантин из узких тоннелей.

Интересно, на какой они глубине? До чутких ушей Чухоня не долетало ни звука из внешнего мира. Зато воняло, как в лотке у шерстокана. Мохнорыло его знает, что за запах!