Никакого зла - Мария Сакрытина Страница 7

— Отлично, завтра как раз Прозрачная ночь.

— Прозрачная?

— Астрал соприкасается с миром живых. Властелин будет праздновать — очень удобно прийти к нему как будто по приглашению.

— Но он меня не приглашал!

— Там будет много Тёмных, — пожимает плечами Габриэль. — Никто не заметит присутствие ещё одного. Главное, высокомерие и надменность. Ты подчинила демона, это никому ещё не удавалось. Гордись и наслаждайся властью.

— Ага, наслаждайся…

— Виола, обещаю подыгрывать. Я же клялся, как и ты. — Габриэль ловит мой взгляд. — Ты боишься?

— Я… Я не знаю. Дамиан, конечно, никогда не сможет причинить мне вред…

— Ошибаешься.

— Нет, это ты ошибаешься! Он послал за мной. Без сердца, но он всё равно послал за мной своего… Туана. Я нужна ему!

— Да, нужна, — кивает Габриэль. — У него в груди сейчас дыра, Виола, которую только ты можешь заполнить.

— Вот видишь!..

— В качестве жертвы. Твоё сердце, Виола, ему нужна не ты, а только твоё сердце. Не помню, какой по счёту Властелин до этого додумался, но если съесть сердце возлюбленной, голод бездны будет на время утолён.

Ужас какой, даже представлять не хочу!

— Дамиан никогда!..

— Глупая фея, — смеётся Габриэль. — Ты очень удивишься, когда вернёшься. Представь: твой «Дамиан, никогда» будет мучить и убивать невинных людей, приносить их в жертву и смеяться над их страданиями. Подумай, феечка, вдруг ты всё-таки хочешь остаться? Твоя нежная душа может этого не выдержать.

Я молча смотрю в зеркало, перед которым только что строила из себя парня. Я сейчас и есть парень — перчатка у меня на руке. Тощий, бледный парень с огромными нежными глазами (единственное красивое, что есть в моём новом облике) и чертами лица настолько кривыми, точно скульптор сильно выпил, когда вырезал их.

Дамиан превратил брата, которого любил (я знаю, любил по-настоящему) в камень. Поставил статуей в саду. Забрал его королевство. И Туан, самоуверенный, гордый Туан очень боялся возвращаться к своему господину, не выполнив приказ.

Габриэль прав: я не хочу видеть Дамиана таким.

— Ну что, принцесса, остаёшься? — подначивает демон.

— Нет. Я верну ему сердце! Пусть… Пусть я всё это увижу, но я буду знать, что виновата я, а не он. Я его таким сделала. Я…

— Тогда тебе будет ещё тяжелее. — Габриэль мгновение заглядывает мне в глаза. — Что ж. Придумай что-нибудь горделивое и надменное до завтра. Я не дам тебе забыться, конечно, но… Подготовься.

Раньше у Габриэля не было привычки меня жалеть… Разве что ещё когда он был моим рыцарем… И причина тогда была стоящая. Сейчас наверняка тоже, и от этого мне только хуже.

Страшно.

Я не сплю всю ночь, волнуясь, что мне, вообще-то, несвойственно. Забываюсь только под утро и, конечно, вижу во сне Дамиана. Он сидит, сжавшись, у камина, на полу огромного тёмного зала. Дамиан дрожит, ему холодно. И он никак не может согреться.

— Я иду, — шепчу, проснувшись. — Прости меня! Я всё исправлю. Ты только меня дождись!

— Сентиментальная чепуха, — зевает рыжий кот, растянувшись на одеяле у меня под боком. — Спи, фея, мы вечером уходим.

До вечера я сочиняю папе записку и читаю второй том «Демонологии для чайников». У меня дрожат руки. Я боюсь. Я очень боюсь.

Когда в дверь неожиданно звонят, я вздрагиваю и бегом бросаюсь открывать. Ну кто ещё?! Или папа? С ним что-то случилось?

Расстроенная, я могу придумать себе такие ужасы, так себя накрутить!..

Но на пороге стоит всего лишь Он — Артур из моего класса. Видит меня, удивлённо моргает.

— А… Я, кажется, ошибся дверью. Я думал, — и называет мою фамилию, — здесь живёт.

— Ошибся. — Я в перчатке, неудивительно, что он меня не узнал. Ха, можно подумать без перчатки было бы лучше!

— А не знаешь, где?..

— Не знаю.

И захлопываю дверь у него под носом. Ещё весточки из школы мне не хватало! Нет уж, не сейчас.

А интересно, когда папе донесут, что в его квартире околачивается угрюмый парень, он что подумает? Наверное, что это тот самый нелюдимый демон с сырниками?

На всякий случай делаю приписку в папино письмо, чтобы не удивлялся… Ну, если что. И бегу на кухню заесть стресс. Ох, я волнуюсь, и «Демонология…» мне больше не помогает!

— Я бы на твоём месте воздержался, — говорит Габриэль, заходя на кухню как раз в тот момент, когда я опустошаю холодильник. — Мы идём на Прозрачную ночь. Вывернет с непривычки.

— И тебе приятного аппетита.

Габриэль смотрит на меня, потом на стол.

— Хотя бы подожди, я приготовлю что-нибудь… не такое ядовитое.

Не думаю, что бутерброды с майонезом ядовиты, но да, нечто, похожее на пасту с томатным соусом куда вкуснее.

— Спасибо. И это не пустое слово, Габриэль, я правда…

— Я слышу.

За окном по-осеннему рано садится солнце, на пару минут окрашивая алым неприветливые серые облака.

— Не волнуйся, фея, — неожиданно говорит Габриэль, и я оборачиваюсь. Он тоже смотрит на небо. — Я не дам тебя в обиду. Не бойся.

Я глотаю вызывающее: «Потому что тебе скучно?» и резкое «Без тебя справлюсь». И лишь тихо повторяю:

— Спасибо.

— А вот это уже от сердца, — ехидно замечает в ответ Габриэль, и я улыбаюсь.

Демон… От такой демон! И словно так и должно быть, я тянусь, нахожу его руку под столом и крепко сжимаю. А Габриэль не отодвигается, не фырчит, не… Он просто молча смотрит на закат. Вместе со мной.

В которой я возвращаюсь в Сиерну и встречаюсь с Тёмным Властелином.

Мой папа очень любит «Властелин колец». Причём, он из тех толкинистов, которые одобряют Средиземье Джексона, особенно третий его фильм — «Возвращение короля», особенно в переводе Гоблина. Поэтому дома в папиной комнате каждая стена представляет собой иллюминацию Средиземья. В «спящем режиме» картинки просто сменяют друг друга: Хоббитон, Ривенделл, Лориэн и другие красивые места со странными названиями, включая Мордор. Последний меня особенно веселит: зайдёшь так к папе поздним вечером в комнату, а у него только ночник горит, и по стенам назгулы летают. Да огромный глаз на башне подмигивает. Красота! Ещё, если найти пульт (который папа вечно теряет) можно включить у этой прелести звук. Птицы петь начинают, листва шепчет, кто-то что-то говорит на эльфийском «за кадром», музыка… Так вот, на Мордор всегда играет «Rammstein». Орудруин, скажу я вам, особенно красиво взрывается под тяжёлый рок. С таким… м-м-м… пафосом, с таким ритмом!