Нити магии - Эмили Бейн Мерфи Страница 7

Неожиданно я вижу стоящую прямо передо мной Ингрид – призрак памяти давних лет.

– Мне кажется… – шепчет она и, ошеломленно моргая, смотрит на свои запястья. – Мне кажется, я зашла слишком далеко.

Я скриплю зубами, ощущая, как резкий страх перед Фирном заставляет меня крепче сжимать челюсти. Сейчас мне не следует вспоминать о том, что было.

Вместо этого я рассматриваю плащ госпожи Вестергард и даже позволяю себе слегка улыбнуться собственной работе. Разрыв исчез, как будто его никогда и не было, как будто нити точно знали, где им изначально положено проходить. У меня нет денег на то, чтобы согреться чашкой кофе в кафе, и я уж точно не могу вернуться в свою каморку в мастерской Торсена, поэтому набрасываю плащ Хелены Вестергард на плечи и погружаюсь в его мягкое тепло. На ткани задержался слабый запах ее духов, который напоминает о весне и белых бумажных цветах.

Быть может, я смогу найти собственный способ попасть в Копенгаген.

Перед глазами по-прежнему стоит образ маленькой Евы: она моргает, глядя на меня огромными темными глазами, и протягивает Вуббинса. И строго говорит, что нужно зашить только разорванную часть, а остальное не трогать, потому что он нравится ей такой, как есть: уродливый и идеальный. В тот день она начала прокладывать путь в мое запертое сердце, несмотря на то что я никогда этого не желала, ибо боялась, что этот день когда-нибудь наступит. И я не хочу знать, что случится завтра, когда все эти стежки, невольно соединившие нас, неожиданно окажутся разорваны.

Ночь заливает небо чернотой. Я иду мимо булочной Матиеса с рваным навесом в красно-золотую полоску, который с каждым снегопадом провисает все сильнее. В Рождество Матиес всегда давал каждой из сирот медовое печенье в форме сердечка, смазанное растопленным шоколадом. Я съедала свое в мгновение ока, но Ева заворачивала печенье в бумагу и прятала под кроватью, каждый день отгрызая по крошечному кусочку, чтобы дотянуть до Нового года. Я останавливаюсь перед витриной, улавливая плывущий из булочной запах хлеба. Интересно, каким бы стал мир, если бы я могла идти по нему и исправлять все одним прикосновением пальца? Каждый разрыв, каждую дыру, зияющую на штанах, каждый старый унылый навес. Как много хорошего я могла бы сделать, если бы угроза страшной расплаты не нависала надо мной?

Интересно, существует ли кто-то, подобный мне, но способный заделывать разрывы и трещины в людях?

Почти незаметная в сумерках, воодушевленная магией, которая все еще гудит в моих жилах, я стою в нерешительности. Потом резко протягиваю руку и провожу пальцами по дыре в навесе над витриной булочной.

Может быть, завтра, если мой план потерпит крах и Ева уедет навсегда, я вернусь обратно и увижу тот момент, когда Матиес обнаружит, что его навес стал целым.

Он все еще срастается, когда я крепче прижимаю к себе плащ Хелены и бегу прочь.

Гостиница «Виндмелле Кро» стоит на окраине города, стены выкрашены в белый и оливковый цвета, а крыша покрыта соломой. Из трубы второго домика в небо вырываются клубы дыма, густые и белые, как взбитые сливки. В воздухе пахнет грушами с корицей и горящими листьями.

Я коротко стучу в дверь.

– Кто там? – спрашивает голос изнутри домика.

– Это Марит Ольсен, – откашлявшись, отвечаю я. – Я принесла ваш плащ.

Как только Хелена Вестергард открывает дверь, я протягиваю ей плащ. За ее спиной я вижу Еву: на ней уже новое алое платье с розовыми атласными лентами и черные ботинки, блестящие, точно масло. У ее ног стоит открытый новенький сундук, и я замечаю, как сверкает внутри него золотистый бисер танцевального наряда.

Я отвожу взгляд, чувствуя постыдный укол зависти и гадая, каково это наконец-то быть выбранной спустя столько лет бесплодных желаний?

Хелена берет у меня плащ и осматривает его. Лицо ее ничего не выражает.

– Ты работаешь в портновской мастерской? – спрашивает она наконец. Я киваю, и она жестом приглашает меня войти в комнату, где над головой виднеются открытые потолочные балки, а две постели с соломенными матрасами застелены стегаными одеялами.

– Марит хорошо справилась, правда? – спрашивает Ева. В очаге потрескивает огонь, и на шее у нее блестит медальон с молотом и киркой. Ее взгляд мечется между мной и Хеленой: между прошлым и будущим. Я отчаянно стараюсь запомнить темные веснушки, родинку чуть ниже уха, то, как ее волосы ложатся мягкими завитками вдоль висков…

– Да, Ева, – отвечает Хелена и проводит пальцами по завиткам вышивки. – Великолепная работа.

Я впервые заставляю себя взглянуть на нее по-настоящему, пока она развязывает маленький кошелек, вышитый цветами. У нее ярко-карие глаза цвета темного меда, умный взгляд, густые ресницы, высокие скулы, а запястья тонкие и нежные, словно яичная скорлупа. Я опускаю взгляд на собственные ногти: короткие, зазубренные, обкусанные для удобства.

– Сколько ты хочешь за свой труд? – спрашивает Хелена.

– На самом деле, я хотела бы попросить в уплату кое-что другое.

Хелена выгибает четко очерченные брови и с интересом смотрит на меня. Ева все еще стоит позади нас, явно прислушиваясь.

– Чтобы вы порекомендовали меня какому-нибудь портному в Копенгагене, – продолжаю я. – На основании проделанной для вас работы.

Я смотрю на нее, покусывая нижнюю губу. Просьба об услуге от одной сироты из «Мельницы» к другой.

Конечно же, рекомендация Хелены многого стоит в Копенгагене. Конечно же, у нее есть знакомый портной, который с радостью пожелает ей угодить. И у меня по-прежнему будет шанс иногда видеться с Евой, когда они будут приезжать в мастерскую. Это моя последняя и самая сильная надежда.

– Это ведь ты сшила Еве платье для танца? – интересуется Хелена, изучая меня. – Тебе часто приходится шить такие?

– Иногда, – лгу я.

Хелена перебирает толстую пачку ригсдалеров.

– Это интересная просьба, – задумчиво тянет она. – Но я хочу сделать тебе встречное предложение. Я ищу талантливую и умелую портниху, чтобы она шила одежду мне. А теперь еще и Еве.

Горящие дрова в очаге издают громкий треск.

– Быть может, ты захочешь поехать и работать у меня? – спрашивает Хелена. Воздух в комнате мгновенно становится густым. – Я вижу, что твоя работа над моим плащом… исключительно хороша. Как по быстроте, так и по качеству, – продолжает она, глядя на плащ. – Я буду хорошо платить тебе, предоставлю кров и стол. Однако настаиваю на том, чтобы твоя работа и впредь соответствовала столь же высоким меркам.

Ее глаза, обращенные на меня, многозначительно сверкают, и по моей спине пробегает дрожь.

Она знает. Знает о магии.

– Конечно, она так и сделает! – восклицает Ева, вскакивая на ноги и делая шаг ко мне. – Марит, ты можешь поехать с нами.

Мое сердце учащенно бьется. Я могу поехать с ними. Могу быть с Евой. Это все, чего я когда-либо желала. Но это значит заключить сделку с тем самым семейством, которое отняло у меня отца, и делать то единственное, что он запрещал мне делать.