Невеста войны. Спасти Батыя! - Наталья Павлищева Страница 7

– Почему это надо было делать тайно?

– Никто не знает, что она здесь.

– И что здесь тайного?

– Настя, Маман ее выкрал, она должна была стать женой хана…

– Батыя?! – невольно ахнула я.

Карим весело рассмеялся:

– Что, без Батыя ханов мало, что ли? Нет, у кыргызов. Ее давно сосватали, а Маман выкрал и увез далеко-далеко, сколько ни искали, найти не могли. А я случайно в Сарайджуке встретил. Сначала думал, что убью его, потом понял, что сестра счастлива. К чему убивать тогда? Она первое время много плакала, потом привыкла, полюбила, Маман добрый, не обижает… А сестра сильно изменилась, была словно горная козочка с блестящими глазами, а стала толстая, глупая клуша… Но он все равно не обижает. Четверо сыновей, две дочки. Бываю в Сарайджуке – стараюсь племянников навестить.

Стало смешно, вот средневековый детектив, девушка вышла замуж за другого и уже столько лет вынуждена прятаться!

– А ты почему не женился?

– Чтобы жена все время мучилась, дожидаясь, вернусь ли?

– Сиди дома.

– Ты сидишь? Нет, кто хоть раз отведал этого риска – далеких странствий, тот дома не усидит.

– Много ездишь?

– А что еще делать? Я другого не умею, только толмачить и по свету мотаться.

– Карим, сколько тебе лет?

– Тридцать. Много, но я ни о чем не жалею. Интересно посмотреть, как другие люди живут, что в чужих землях иначе.

– Что лучше, а что хуже?

– Нет, не бывает лучше или хуже, бывает просто иначе. Что для одних кажется хорошо, то для других плохо, и наоборот. – Он чуть помолчал и снова покачал головой. – Как понять, лучше или хуже?

Философ, однако…

Мне все больше действовала на нервы Анюта, я очень жалела о той минуте, когда согласилась взять ее с собой в виде служанки, лучше уж никого, чем эта вечно чем-то недовольная обуза.

Отправить Анюту обратно на Русь или хотя бы оставить ее в Сарайджуке не удалось, девушка вцепилась в меня мертвой хваткой, оторвать можно было как бульдога, только пристрелив. Стрелять не стали, я махнула рукой: пусть идет, хотя уже прекрасно понимала, что проблем не оберешься.

Пришло время выходить из Сарайджука. Лошадей пришлось продать, дальше шли только верблюды и ослики. Карим обещал, что в Самарканде мы купим новых лошадей, а пока предложил перебраться в повозку, которую тащила верблюдица. Я не захотела, решила ехать верхом, Анюта выбрала повозку.

Карим честно предупредил, что в ближайшие недели человеческих условий не предвидится.

Не обманул. Переправившись по лодочному мосту через этот самый Жайык, который для меня просто Урал, почти сразу попали на какую-то белесую равнину. То, что это соль, я поняла, как только ветерок поднял в воздух пыль, взрыхленную копытами верблюдов. Солончак, да какой огромный! Карим успокоил:

– Это солончак Тенсяксор, ничего, его пройдем быстро, а там урочище Беляули и до Сагыза недалеко.

– Что такое Сагыз?

Все равно не запомню, спросила просто чтобы не молчать.

– Река. Речка.

Уже легче, хоть смыть эту соль. Нет, соль не лежала на одежде или коже сплошным слоем, она покрывала поверхность земли тоненькой коркой, словно въевшись в нее. Но почему-то показалось, что сам воздух пропитан солью. Верблюды и ослы быстро перемесили эту корку, и след каравана был виден далеко-далеко. Если кому-то понадобится нас догнать, проблем не будет.

Тянуться позади мерно колышущихся верблюдов надоело, попыталась свернуть чуть в сторону, все равно видимость, как говорят в авиации, «миллион на миллион», не потеряешься, да я не сбиралась прокладывать свой путь, всего лишь чуть съехать со всеобщего. На место меня мгновенно вернул окрик проводника. И без знания монгольского (кстати, кричали на вовсе не знакомом мне языке) было ясно, что требуют вернуться в строй. Вот, блин, дисциплинка! Почему здесь-то нельзя ехать как хочу, степь да степь кругом же!

Карим объяснил:

– Здесь много миев, провалиться можно, не успеют вытащить.

– Чего много?

– Миев. Это такой бугорок, под которым вода.

– А говорил, что воды не будет.

– Это не та вода, Настя. Здесь грязная соленая жижа, глубоко, даже верблюды тонут. Это как болото, только под коркой песка.

Стало не по себе.

– А мы не можем туда нырнуть?

– Потому и едем по тропе, чтобы не угодить в мий. Лучше не рисковать. А тропу животные натоптали, они умней людей, мии знают.

Во как! Тут на пути, кроме песков, еще какие-то мии.

– И много их?

– Чего, миев? Никто не считал. Как посчитать, столько холмиков в степи?

– Но, значит, ходить опасно?

– На тропах такого нет, потому тебе и сказали, чтобы не сходила с караванной тропы.

Ой, ма-а… Вот уж не думала, что посреди степи можно наткнуться на неприятность бо́льшую, чем сильный ветер, отсутствие воды или смертная скука. Слава богу, по солончакам шли не очень долго.

Они напали неожиданно…

Погонщики хорошо знали, что впереди балка, в которой можно спрятаться, но уже столько раз караваны спокойно проходили мимо, что на сей раз кто-то проглядел. Когда вдруг засвистели стрелы, кося одного за другим зазевавшихся охранников, пришлось приникнуть к самому горбу верблюда. Но нападавшие были ловки, тугой волосяной аркан мгновенно обхватил верблюжью шею, животное рванулось, от его рывка удержаться в сидячем положении не удалось… Кустик верблюжьей колючки на земле приблизился настолько неожиданно, что даже лицо не удалось отвернуть, поцарапало. А дальше темнота, видно, удар головой был слишком сильным, меркнущее сознание успело выхватить только обжигающую боль в верхней части ноги (верблюд не лошадь, перепрыгивать через упавшего человека не станет, видно, задел ногой) и понимание, что вольной жизни конец, если не вообще всякой…

Вокруг кричали раненые и нападавшие, каждый свое, нельзя сказать, чтобы охрана не отбивалась, но четверо против десятка, да еще и расстрелянные издали, – это не в счет. Остальные быстро либо оказались тоже убиты, либо попали под аркан. Нападавшим не нужны люди, потому, перебив охрану и сильных мужчин, стегнули верблюдов, подгоняя в свою сторону.

Разбойники налетели, как степной вихрь, и унеслись с награбленным, оставив лежать на земле восьмерых и еще троих раненых, стучавших зубами. А еще двух ослов, которых вскачь не погонишь. И это в половине дневного перехода от большого караван-сарая – знаменитого Белеули! Такого давно не помнили караванщики.

Но долго страдать нельзя, мало ли что, дотемна им надо куда-то добраться. Оставшиеся в живых принялись осматривать остальных, пытаясь найти еще кого-то выжившего. Напрасно, никто не подавал признаков жизни. И похоронить, как положено, не удастся, нет никакой возможности, у них только два осла и никакой поклажи. Купцы видели в жизни всякое, они понимали, что могут быть и ограблены, и убиты, а потому только сложили погибших рядом, прочитали над ними молитвы и, взгромоздясь по одному на двух ослов, махнули рукой третьему выжившему – своему слуге, чтобы поторопился.