Конкистадор из будущего. «Мертвая петля» времени - Александр Баренберг Страница 7

Олег разбудил нас незадолго до восхода, и мы, быстро собравшись, продолжили путь. Даже не пошли посмотреть вблизи на результаты ночного боя. Что нового там можно увидеть? Лучше поскорее убраться отсюда. И мы, оседлав все еще немного напряженных после ночных событий коней, удалились в направлении просыпающегося светила.

До укрепленного поста султанских войск в Бейт-Джубрине добрались часа через три и без помех. Хотя кочевники явно были где-то рядом, судя по тому, что несколько раз на дорогу выскакивали характерного вида бедуинские собаки, или, как их тут называли, – салюки. Удлиненную морду этого животного, способного часами гнать по пустыне дичь, ни с чем не спутаешь. Но, позыркав на нас глазищами и попускав слюни, они исчезали за вершинами холмов. А их хозяева так и не появились, опасаясь вновь ощутить на себе мощь сатанинского оружия.

Лениво расположившимся возле перегораживавшего тракт барьера стражникам, прячущимся от беспощадных лучей злого летнего солнца под дырявым навесом из какой-то очень потертой мешковины, на нас было глубоко наплевать. Задали пару стандартных вопросов, взяли дорожный налог (это святое) и пропустили, даже отказавшись смотреть сопроводительные документы, выданные в Газе. Понятно – вряд ли среди них имелся хоть один грамотный, а беспокоить командира, отдыхавшего от тяжелых трудов в стоявшем чуть повыше дороги, на скале, мощном каменном строении, больше похожем на крепость, чем на жилой дом, они, ради такого ничтожного повода, не решились. Ну и хорошо!

Теперь дорога петляла между высоких скалистых холмов, уже являвшихся частью Иудейских гор. Восточнее, на плоскогорье, и располагался древний Иерусалим, а пока тракт резко пошел вверх. Скорость движения замедлилась, но бедуины сюда за нами точно не сунутся, так что уже можно не спешить. Места здесь, по сравнению с пустыней, были не в пример гуще населены, дорогу то и дело пересекали отары овец, подгоняемые замызганными мальчуганами с хворостинкой в руках, а на узких террасах, разбросанных по окружающим тракт склонам, трудились земледельцы. Ночь провели на небольшом постоялом дворе, располагавшемся в живописной, покрытой только слегка выгоревшей на солнце зеленью, долинке. Хотя хозяин заведения принимал нас крайне радушно, да и само место выглядело спокойным, четверть моих людей ночью постоянно находились в охране. Освобождение от дежурства получил только Цадок, по причине возраста, и я. В компенсацию за вчерашнюю сообразительность. Да и вообще, Защитник я или погулять вышел? Пора укреплять статус. Начальство на ночные дежурства не ходит!

В Иерусалим мы попали через Яффские ворота. Крепостная стена, построенная из традиционного белого иерусалимского камня, лишь слегка пострадавшая при последнем из бесчисленных штурмов (крестоносцы Саладину город, по сути, сдали почти без боя), выглядела полностью готовой к обороне. На башнях маялись от жары стражники, а ворота были распахнуты настежь. Однако за полкилометра до них, ниже по склону холма, располагался блок-пост, где и тормозили всех путешественников. То есть внезапно достичь ворот вооруженный отряд не мог.

На посту, как и полагается, заплатили въездную пошлину. Но просто так дальше двинуться не удалось. Командовавший стражниками араб, в роскошной белой куфие вместо положенного султанской страже закругленного шлема, очень долго и въедливо изучал наши проездные документы. Потом, отозвав в сторонку, чтобы не мешать другим проезжающим, устроил форменный допрос. Откуда, зачем, почему с оружием, но без товаров… Достал, в общем. Достойный предшественник современных таможенников.

Въезжать в город верхом нам запретили. Причем сказано это было таким категорическим тоном, что мысль сунуть офицеру взятку даже не возникла в голове. Он так брезгливо вернул нам, почти бросил, подписанный начальником гарнизона Газы пергамент, как будто тот весь измазан дерьмом. Идейный, блин! Или на стражу священного города только таких и посылают?

Однако это оказалось только началом. Далее офицер заявил, что неверным с оружием в руках доступ в город запрещен. Только ножи можно оставить. Мечи, арбалеты и прочее вносить и тем более брать в руки нельзя. Только торговцам оружием и по специальному разрешению наместника. Слава богу, в указе Саладина, выдержки из которого начальник заставы обильно цитировал в своей речи, про пневматический пистолет, а также гранаты ничего не говорилось.

Короче, кончилось тем, что две трети отряда вместе с лошадьми и всем «конвенциональным» оружием оставили на постоялом дворе, располагавшемся вне стен города, среди хаотично лепившихся на окрестных холмах складов, загонов для скота и жилья черни, не нашедшей себе места внутри городской черты. Почти любой город этой эпохи был окружен подобными «пригородами», впоследствии становившимися новыми кварталами. Командиром хотел оставить Олега, но тот крайне желал побывать в Святом Городе. Да и боец его уровня, хоть и без меча, помехой явно не будет. В итоге остающийся отряд возглавил Гостибор, двоюродный брат командира моих галицийских наемников.

Когда мы смогли, наконец, попасть внутрь города, солнце склонялось уже далеко к западу, и городские стены отбрасывали длиннющие тени, пожирающие близлежащие строения. А те, что еще были освещены косыми лучами заходящего светила, слепили глаза нестерпимым золотисто-белым сверканием, из-за которого Иерусалим, собственно, и получил второе название: «город золотой».

Углубившись в переплетение узких кривых улочек, пошли по направлению к центру. Хотя я не раз бывал здесь, ориентацию потерял сразу и прочно. И ведь нельзя было сказать, что планировка Старого города так уж сильно изменилась за эти восемьсот лет! Улочки пролегали в тех же самых местах, продиктованных условиями рельефа. Здания, да, почти все были другими. Но стены, ворота стояли там же, где через несколько веков возведут более мощные укрепления турки. Ну а самый центр с Храмовой горой тем более никуда переместиться не мог.

Однако это мне не помогло. Если бы не Цадок, бывавший в Иерусалиме трижды, пришлось бы просить помощи у местных. А так мы уверенно (судя по целеустремленно двигавшемуся вперед и пыхтевшему, как паровоз, на бесчисленных подъемах купцу) приближались к цели – постоялому двору для паломников, содержавшемуся одним из бывших учеников Маймонида. От которого у нас, разумеется, имелось рекомендательное письмо.

Цадок остановился около высокого глухого забора. На противоположных концах длиннющей ограды имелись две плотно запертые калитки. Над дальней был грубо изображен крест, а над той, возле которой остановился купец, – семисвечник. Все понятно и без дополнительных надписей: туда – христианским паломникам, сюда – еврейским. Постучали массивным медным кольцом по двери. За забором послышалась возня, и калитка приоткрылась. Высунувшаяся бородатая морда окинула нас критическим взглядом и лаконично осведомилась по-арабски:

– Кто такие?

– Паломники! – охотно ответил Цадок. – У нас письмо к почтенному Шмуэлю из Александрии.

– Господин Шмуэль отсутствует в городе, – сообщила бородатая морда. – Но я могу провести вас к его торговому партнеру.

Зашли внутрь. Олег несколько засомневался, в какую именно калитку ему надо, но я молча потянул его за рукав. Телохранитель мне нужен при себе, тем более что крест в дальней части двора явно католический. Ничего, притворится евреем на время, вряд ли тут будут проверять обрезание. Представил себе реакцию галицийского дружинника на предложение предъявить, и чуть не рассмеялся вслух. Однако всех сопровождающих пришлось оставить в просторном зале, явно служащем для приема пищи, – во внутренние покои вошли только мы с Цадоком. Пришлось неожиданно долго пробираться куда-то узким коридором. Мне это не очень понравилось, и я запустил руку во внутренний карман, где лежал пистолет, оценивающе поглядывая на идущего впереди бородатого проводника. Но мы вышли вдруг к широкой безлюдной лестнице, и так и не представившийся бородач протянул руку в сторону прикрытого пологом проема на втором этаже: