Подменный князь - Иван Апраксин Страница 7

Раненые молчали, а у меня от предчувствия сжалось сердце. Конечно, я прекрасно понимал, что присутствую при обычной для этого мира, рутинной процедуре, к которой все привыкли, но мне от сознания этого не было легче смотреть на происходящее. У меня, врача, на глазах собирались убить раненых людей!

Вяргис сказал свою короткую речь и поднял меч, держась за рукоятку двумя руками.

– Солимень, – сказал он, обращаясь к одному из раненых – самому молодому, на вид лет пятнадцати. – Ты будешь первым, кто сейчас войдет в дом Перунаса. А за ним будешь ты, Нурм. Вы же были друзьями всегда, с самого детства. Вот и теперь вместе войдете.

Меч дважды взлетел кверху и дважды опустился. Вяргис бил сверху вниз, пронзая обреченным аорту, чтобы смерть наступила почти мгновенно.

«Вполне гуманно, – подумал я, содрогаясь. – В наши дни это называется эвтаназия – избавление от мучений».

Без всяких объяснений мне было ясно, свидетелем чего я стал. Тяжелые раны лечить все равно не умели. Тяжело раненные были все равно обречены на мучительную смерть. А войско должно двигаться налегке, некогда и некому таскать за собой полумертвых умирающих людей.

Оставить раненых на месте тоже невозможно. Даже если их не прирежут разъяренные местные жители, то несчастные станут жертвой диких зверей.

Увиденное не возмущало меня, а скорее смущало. По моему мнению, врач не может безучастно смотреть на страдания и смерть. А если может – он хоть и не преступник, но не вполне врач. А впрочем, я – человек двадцать первого века…

Только один из убиваемых перед ударом меча заговорил.

– Вяргис, – обратился он к нависшему над ним старшему товарищу, уже занесшему меч. – Вяргис, позаботься о Лишме. Она совсем маленькая и наверняка пропадет без помощи. Или воины могут ее обидеть в походе…

– Никто не притронется к Лишме, – ответил богатырь, поднимая меч и нацеливая его так, чтобы он упал острием на аорту несчастного. – Я клянусь тебе, что позабочусь о ней.

Когда со всеми было покончено, я сумел наконец оторвать свой взгляд от этого зрелища и обернулся. Любава продолжала стоять рядом со мной, никуда не делась, и я понял, что это надолго. А как бы мне хотелось? Ведь волею случая я остался ее единственным защитником среди всех этих людей.

Трупы добитых воинов подняли на руки и куда-то потащили. Невольно и я последовал туда же, после чего с содроганием понял, отчего по лагерю стелется такой ужасный запах.

Толстые бревна были сложены домовиной, крест-накрест, правильным четырехугольником. В центре этого пространства бушевало пламя, куда регулярно подбрасывались ветки деревьев, сучья. А сверху лежали человеческие тела.

Здесь, в этом огромном костре, люди сжигали трупы своих убитых товарищей. Воины брали тела и кидали их в ревущее пламя.

Для неподготовленного человека – довольно страшное зрелище. Ведь это костер, а не крематорий, где все происходит в закрытых камерах. Мертвые тела в огне ведут себя по-разному: они могут шевелиться, поднимать руки или ноги – результат сокращения мышц под воздействием высокой температуры. И все это происходит на глазах у толпы живых людей, стоящих вокруг.

Зато почти сразу мне довелось увидеть самого конунга Вольдемара. Он ехал на коне, готовясь встать во главе своих воинов. На крупной лошади сидел молодой мужчина примерно моего возраста, заросший бородой по самые глаза. Зато уж глаза у него не подкачали – они были бешеными и совершенно безумными. Лошадь под ним прядала ушами и тревожно поддавала задом, слегка взбрыкивая. Одет он был в красный плащ, наброшенный на плечи и заколотый у шеи золотой застежкой. На голове высился металлический шлем из пластин, скрепленных наверху, и подвязанный под подбородком кожаным ремешком.

Я не успел даже испугаться, когда этот зловещий всадник внезапно остановился передо мной. Морда лошади оказалась рядом с моим лицом, можно было слышать ее тяжелое дыхание.

– Кто ты? – резко спросил Вольдемар, нервно подергивая поводья и уставясь в меня своим немигающим взглядом:

– Что ты за человек? Ты человек Хильдегард?

– Нет, – ответил я, стараясь унять возникшую дрожь в ногах и придать своему голосу уверенность. – Я пришел издалека и никогда не видел ни Хильдегард, ни Рогвольда. И вообще никого здесь не знаю. Дело в том, что я лекарь. Лечу людей – больных и раненых.

– Из какой ты земли? – подозрительно глядя мне в глаза, поинтересовался Вольдемар, а затем взглянул через мое плечо. – А кто эта девушка с тобой? Она тоже лечит людей?

Я понял, что Любава не испугалась и продолжает стоять за моей спиной. Что ж, такая смелость делает ей честь. Впрочем, не было времени об этом подумать.

Итак, вот первый серьезный вопрос, заданный мне в этом мире серьезным человеком. А в том, что Вольдемар – серьезный мужчина, у меня не было оснований сомневаться…

Откуда я? Хм, из Москвы. Из России. Эти ответы категорически не годились. Тут нет Москвы, и никто еще не понимает слова «Россия».

Кстати, а какой это век? Об этом я еще не успел подумать. Если признать, что это – не параллельный мир, а Древняя Русь, что похоже, то не позже десятого. Разговоры о Перунасе – Перуне наводили именно на это.

Что ж, попробуем ответить обтекаемо, а заодно эмпирическим путем попробуем определить границы этого мира.

– Я из латинской земли, – ответил я, как можно спокойнее, и умолк. Вот сейчас будет момент истины. А есть ли в этом мире латинская земля? Если есть – один разговор, а если нет… Если нет, то уж не знаю тогда, какой разговор и вообще как себя вести. Значит, это – параллельный мир, в котором вообще все непредсказуемо и у любого могут вдруг вырасти крылья за спиной или пойти пламя изо рта…

– Из латинской земли? – озадаченно повторил мои слова Вольдемар. – Оттуда очень далеко плыть на корабле. Как ты добрался сюда, и главное – зачем? Что тебе нужно в наших землях?

Ага, вот это уже разговор! Все больше данных было за то, что я попал в наш мир, только древний. Ладно, с веком уж потом разберусь, на досуге.

– Лечить людей, – сказал я твердо. – Я хорошо умею это делать, князь. Все люди болеют, и я умею облегчить их страдания. Разве твоим людям не нужен лекарь?

Небесно-голубые глаза конунга Вольдемара сверкнули, и он громко захохотал.

– Что ты говоришь, лекарь! – воскликнул он презрительно. – Сильные воины не болеют никогда, они погибают в бою. А слабые болеют и умирают, и никто не может им помочь.

Я промолчал, но мне это не помогло.

– Ты сказал, что болеют все, – продолжил Вольдемар, и его голос стал совсем подозрительным и даже угрожающим. – Ты хочешь сказать, что и я могу заболеть?

Он чуть двинул коня вперед, и крупные зубы кобылы оказались совсем вплотную к моему лицу. Еще сильнее пахнуло конским потом, я попробовал отступить на шаг назад, но у меня ничего не вышло – толпящиеся и слушающие наш разговор воины стояли за моей спиной плотно.