Под сенью короны - Ярослав Коваль Страница 7

Несколько раз мы останавливались, разбираясь в следах, спешили дальше. До заката было ещё далеко, но уже теперь я искренне восхищался стойкостью девчонки. Конечно, она путешествовала не на коне, а на пластуне, это проще, но всё-таки. Для изнеженной молоденькой глупышки — очень даже неплохо.

— Куда она направляется — можно понять? — спросил я, обернувшись.

За мной поспешал только один ящер, которого оседлал один из моих бойцов вместе с бывшей гладиаторшей. Эти двое чуть поменьше второй пары отягощали ездовое пресмыкающееся, потому оно держалось наравне с моим. Следующее бойко шуршало в отдалении.

— Полагаю, командир, юная госпожа захочет добраться до своего отца. Отсюда до Атейлера далековато, но уж там она сможет какое-то время считать себя в полной безопасности. Ведь Атейлер укреплён очень хорошо. Это графство можно сделать практически неприступным, и уж наверное его владелец сделал всё возможное для собственной безопасности, — бодро отрапортовала девица.

— Куда лезешь отвечать поперёд мужчины? — проворчал её спутник.

— Отставить половые конфликты! — гаркнул я. — Кто успел исчерпывающе ответить на вопрос, тот и молодец!.. В Атейлер, значит? Ну что ж… Гоним на Атейлер. Я вас дожидаться не стану. Тут главное нагнать девчонку до того, как она доберётся до какого-нибудь атейлерского форпоста. Догоняйте.

И я попытался пришпорить ящера, потом вспомнил, что подгонять его нужно иначе. Подогнал. Пластун рванул вперёд, плохо разбирая дорогу. Управлять им стало труднее, и в разы. Это лошадь способна лавировать между деревьями и буреломами, она сдуру в преграду не влетит. А ящеры в этом смысле примитивны, как автомобиль. Куда направишь, туда и побегут. Впервые я пожалел о прежнем своём коньке, которого так невзлюбил.

Именно теперь стало заметно, что я совершенно не умею управлять ящером. Любым средством передвижения надо приучиться «рулить». Истина, которая, казалось бы, не нуждается даже в констатации, однако пришедшая мне в голову лишь теперь, и сопровождалась искренним изумлением. Спустя три минуты, два чудом избегнутых столкновения и четыре десятка матерных слов я решил снизить скорость, что тоже оказалось не очень-то легко. В результате, пока «тормозил» пресмыкающееся, умудрился влететь им в замаскированный папоротниками овражек, благодаря собственной выучке ничего себе не свернул и матерился уже намного дольше и цветистее, выковыривая ящера из ямы.

Ящер смотрел на меня укоряюще, но этот взгляд уже не мог потревожить мою душу. Временно, зато во всю мощь я в придачу к лошадям возненавидел ещё и пластунов. Однако выбора ведь не было. Девчонку надо догнать и привезти в Ачейю, а то моя собственная голова… ну, может, и не полетит с плеч, но проблемы возникнут. Как это обычно бывает — прежние заслуги не в счёт. Важны теперешние.

Трудно было гнать ящера, управлять им, не особо умея это делать, да ещё искать чужие следы, страдая от недостатка следопытского опыта. На подобный подвиг я оказался способен лишь в состоянии крайнего напряжения. Всё-таки Империя хоть и велика, но не запредельна. До первых форпостов или патрулей атейлерцев может оказаться ближе, чем хотелось бы, а я, считай, один. Вот вернусь, уж Аканш мне намылит шею за такое раздолбайство. И будет прав.

Но теперь уж поздно посыпать голову пеплом и вспоминать параграфы устава. Теперь надо торопить своё средство передвижения и уповать на то, что благополучная поимка девчонки снимет с офицера вроде меня обвинение в неразумности и нарушении правил.

Темнело, и след становилось всё труднее читать, хотя теперь он стал куда как заметнее. Это не значит, что она где-то поблизости, просто растительность такая, что лучше отмечает и хранит следы. Но в темноте поди отыщи даже такие. В замешательстве я остановил ящера и спешился. Тишина царила вокруг, та особая тишина, которой тебя обволакивает вечерний лес — вроде и шорох листьев под ветром есть, и перекличка каких-то насекомых, какое-то похрустывание на грани слуха, иногда птица что-то пискнет. Но по большому счёту — пустота и покой. Стволы, древесный молодняк, трава и кроны глушили звуки, заодно и обзор ограничивали. Даже если девушка где-то поблизости, я этого не узнаю, если она будет вести себя по-умному.

Интересно, где там потерялись мои спутники? Ящеры ведь двигаются почти беззвучно, не фыркают и не ржут, как лошади. Они тоже — часть этого безмолвного, почивающего в спокойствии мира. Впрочем, на их счёт я мало волновался. Захотят, так отыщут. Мне главное — девчонку найти. И не заплутать.

Наверное, стоило бы встать на отдых, но разумным это не выглядело. Уж наверное, девочка решит слегка передохнуть, изнеженная дама вряд ли умеет держаться в седле сутками и терпеть. Тут бы её и настигнуть, тем более что такими темпами завтра — по моим приблизительным расчётам — мы уже окажемся почти на границе графства Атейлер. Вот уж чего не хватало.

Поэтому я взял пластуна под уздцы и пошёл вперёд, высматривая под ногами потоптанные папоротники. В лесу темнеет раньше, чем на просторе, что логично, и темнота сгущается сильнее. Но на случай тьмы «хоть глаз выколи» при мне имелась крохотная бутылочка с магическим средством ночного видения, не раз уже испробованного. Я знал, что в нынешней ситуации достаточно будет одной капли на палец — и в десну втереть. Если принять больше, то ночное сияние звёзд и брачные игры светлячков могут ослепить. Только и останется, что под ёлочкой хорониться. Носом в хвое.

Пешком и без спешки пластун шуршал чуть громче, чем на полном бегу. Но пока он ступал следом за мной без сопротивления, этот незначительный шорох мало меня волновал. Девочка услышит — ну так и что? Станет убегать, сама себя выдаст — тоже нашумит. Мне главное её найти, а там уж как-нибудь справлюсь.

Здешние широты как раз своими вечерами меньше всего напоминали мне мою далёкую родину. Когда-то я привык, выезжая с приятелями на природу, сидеть у костерка, разложенного на берегу озера, любоваться негасимым светом над кромкой дальнего леса, бледно-хрустальным небом — и знать, что настоящая темнота так и не наступит. В ходе общения без труда можно было пропустить эти короткие минуты подлинной ночи, потому что утренняя заря не медлила воссиять над миром, буквально наступая на пятки вечерней заре. И такой порядок вещей был для меня тогда чем-то совершенно нормальным. Обычное дело. Поколебали мои представления о летних ночах только годы службы в армии.

Здесь всё было иначе. Долго тянулась по небу яркая, как нить накаливания в лампе, полоска солнечного пути по небосводу, однако лишь считаные минуты горизонт тлел, как железоплавильный горн. Потом будто рука божества обрезала незримую нить, за которую цеплялся небесный купол, и на землю рушилась тьма. Она была черна, как тушь, разлитая по листу бумаги, и даже звёзды или луна, когда она была, мало чем помогали. Здесь соблазн употребить чудесное средство ночного зрения был очень велик. И иногда это, пожалуй, имело смысл.

Как только ночь ослепила меня и я перестал разбирать очертания даже тех папоротников, что дотягивались мне аж до пояса, вытащил бутылочку и втёр снадобье в десну. Теперь надо осторожнее, по возможности не отрывать взгляда от земли, не смотреть в небо. На открытое пространство из-под защиты крон не выходить. И за пластуном следить. Ящеры иногда начинали нервничать, если их заставляли двигаться в полной темноте. Ящеру-то средство не предложишь.