Тамплиеры. Книга 2. След варана - Варвара Болондаева Страница 7

— Сеньоры, думаю, ваши люди согласятся расстаться с вьючным скотом ради благого дела?

— Если понадобится, мы пожертвуем и боевыми…

— Нам некуда отступать.

— Штурмовые лестницы, таранные орудия?

— Да, их строительство практически завершено, можно еще связать лестниц. Метательных орудий и таранов для ворот у нас, слава Богу, в избытке. Сервам приказано заготовлять камни для катапульт. Можно начинать атаку.

— Но ров еще не засыпан. Если подгонять берфруа по дорогам со стороны ворот, мы потеряем слишком много народа. Засыпайте ров — задействуйте всех людей — от стариков до младенцев.

Граф Роберт Фландрский кивнул:

— Что ж, есть смысл начинать в ближайшее время.

— Сразу после праздника святых апостолов Петра и Павла.

— Ожидание не в нашу пользу.

— Армия визиря Аль-Афдала уже на подходе. Нас сметет ураган, если не возьмем Святой Город.

— …и наши имена покроются навеки позором! — после бунта простолюдинов под Маарре граф Раймунд стал на редкость покладист. Причиной тогдашнего недовольства простого народа стала тяжба графа Раймунда с другим бароном и непомерная алчность их обоих.

— Упаси нас Господь!

— Итак, подытожим, — граф Готфрид Бульонский встал и обернулся к баронам: — Властью, данной мне папой и его святейшим благословением, объявляю. Доблестные господа! Передайте своим войскам, пусть каждый воин Христов приготовится к бою к четырнадцатому июля. Повозки вместе с мастерами пусть будут впереди, чтобы мастеровые снесли стволы, колья и жерди, а девицы пускай плетут фашины из прутьев. Повелевается, чтобы каждые два рыцаря изготовили один плетеный щит, либо лестницу. Выкиньте прочь всякие сомнения насчет того, чтобы сразиться за Бога, ибо в ближайшие же дни Он завершит ваши ратные труды.

А пока же пусть все пребывают на страже, молятся и творят милостыню.

— Несомненно, явление усопшего епископа Адемара, упокой Господь его душу, взбодрит наши войска и вернет в сердца веру. Ваше высокопреосвященство, что скажете Вы?

Архиепископ Дамбер поднял руку:

— Возлюбленные сыны Божьи, мои господа! Призываю вас к посту и покаянию. Дабы очистились наши сердца, и приблизилась милость Господня. Пусть помыслы наши будут чисты и доблестны наши порывы. Епископ Адемар призвал нас творить милостыню, пост, и приносить покаяние. Накормим нищих и калек, сердца размягчим молитвой, а наши десницы в бою укрепит сам Господь. Если же мы совершим крестный ход, то…

Речь архиепископа была длительна и горяча:

— С сегодняшнего дня и до восьмого июля призываю начать трехдневный пост и завершить его…

На том и порешили — объявить трехдневный пост и крестный ход, как наказал в видении монашку сам Адемар епископ Пюи. После праздника святых апостолов Петра и Павла и изнурительной вигилии накануне битвы отдохнуть и мобилизовать силы, а четырнадцатого начинать атаку.

Как и следовало ожидать, командовать осадными башнями-берфруа поручили Танкреду, графу Готфриду Бульонскому и графу Раймунду Тулузскому. Между остальными баронами были поделены сектора крепостных стен, ворота, разработана тактика и последовательность нападения, а также оглашено, у кого, сколько набралось орудий.

Восьмого июля священники собрали крестный ход.

В исподних одеждах, босиком, с пением псалмов и молитв, рыцари и бароны обошли Крестным ходом стены Иерусалима и направились служить молебен на Масличной горе. Сверху на них сыпались проклятия и изощренная брань. Сарацины не ведали, что ожидает их вскоре.

Утро 12 июня, в день святых апостолов Петра и Павла окрестности Иерусалима огласил испуганный рев быков и ослов. Запах крови, влажных голубоватых потрохов и желанный, сытный аромат жаркого. Худой, измученный скот: волы, мулы, захромавшие обессилевшие лошади и верблюды, немало потрудившиеся для войска Христова, несли последнюю службу. Их десятками забивали для того, что содрать шкуры. Свежими сырыми шкурами необходимо было обшить осадные башни, крыши переносных галерей и навесы таранов. Три махины, находившиеся в подчинении Готфрида Бульонского, Раймунда Тулузского и Танкреда Тарентского, словно гигантские корабли, возвышались напротив городских стен. Они были настолько высоки, что с верхней площадки хорошо было видно, как кипит иерусалимская жизнь. Народ, снующий по просторным улицам, богатые дома — много богатых домов, купола церквей, пики минаретов, синагоги. От всего этого отделяла ненавистная стена. Угрюмо смотрели бойницы, укрытые тюками из хлопка и сена; на площадках многочисленных башен у метательных машин муравьями копошились люди. Откуда-то снизу с той стороны поднимался густой дым, и ветер доносил запах смолы — кипели котлы. Мавры были готовы к схватке.

Чертежи осадных орудий, необычной, совершенно новой конструкции — подарок базилевса, пришлись весьма кстати. Без них штурмовать неприступный город было бы почти безнадежно — как это было месяц назад, когда при первом штурме бессмысленно полегло множество народа. Надеяться можно было только на милость Божию да на хитроумность инженеров и их осадных машин. Это все понимали. Работал каждый — от нищего старика до влиятельного барона. Даже молодая Эльвира, жена Раймунда Тулузского, наравне с простолюдинками резала под палящим солнцем тростник.

Грохотали тачки и повозки, груженные камнями, в воздухе висела пыль — выносливые двужильные сервы почти засыпали ров. Женщины и девицы плели фашины из прутьев и тростника и выравнивали ими поверхность. Сверху на приближавшихся к стене крестоносцев то и дело сыпались камни и стрелы, отыскивая легкую мишень. Убитые находили свою могилу тут же, в полузасыпанном рве.

Это был самый сытный день за все время осады. Сухое жесткое мясо — плохо прожаренное, пропахнувшее костром, но все же мясо — восстанавливало силы. Силы для последнего рывка.

И рывок был сделан. На военном совете было решено пуститься на хитрость. Эмир Ифтикар эд-Даула усилил крепостные стены, установил метательные орудия и котлы с северной стороны, где сосредоточились основные сил латинян, восточная же часть была практически не укреплена. Сюда-то, к воротам святого Стефана, под покровом темноты перебралась большая часть войск. За ночь были разобраны, перенесены и собраны заново массивные тараны и мощные катапульты.

Оставалось только ждать. Возбуждающее, азартное время перед сражением, когда кровь закипает в жилах, гудит в сердце и бешено стучится в виски. Бросает то в жар, то в холод.

Гуго де Пейен с вечера облачился в доспехи. Под длинный, почти до колен хауберг — стальную кольчугу, он надел стеганный пурпуэн — смягчать удары стрел и мечей. Поверх хауберга — белую накидку-сюрко с нашитым красным крестом. Роже-оруженосец помог ему зашнуровать наколенники и перчатки. Кольчужных штанов Гуго не носил, считая, что они мешают управлять Мистралем.

Теперь препоясанный мечом Гуго в нетерпении ходил перед своим навесом, не отрывая глаз от того места, где стояла осадная башня. Оруженосцы Роже и Эктор де Виль были тут же, тоже вооруженные. Правда, кольчуги на них были легче и не защищали бедер. Роже держал под уздцы Мистраля, а Эктор де Виль — большой нормандский щит Гуго и копье. Застоявшийся Мистраль нервно фыркал, предчувствуя сраженье, и тряс головой. Слуги ушли в темноту — сегодня всем хватало работы. Нарсиса и Морена отправили к осадной башне. А Сильвену с Леоном выпала честь быть в первых рядах штурмовиков.