Засланец - Герман Гагарин Страница 7

Я выбил револьвер Седобородого ногой, затем с полуоборота ударил локтем в рану на его груди. Бедолага закричал, завалился в снежную кашу. Мира опешила, такого поворота событий она не ожидала. Боров – тоже; впрочем, он сориентировался быстро: схватил девчонку за локоть и потащил в сторону розовеющих стен якобы безопасного Пылеглота. Я поспешил за ними.

– Дядька! Дядька! – Мира пыталась вырваться, но Боров держал ее цепко. – Убийцы! Жижори!

Мы продрались через кустарник черноцвета, с которого с целлофановым шелестом осыпалась листва. За стволами вечнозеленых берез виднелась поляна, загроможденная мегалитическими глыбами, скошенными в разные стороны арками и каплевидными полусферами.

Это были руины, принадлежащие исчезнувшей цивилизации Сверчков. Кусочек древнего мира, в котором царила странная на взгляд человека кособокая геометрия.

Зачавкала грязь. Нечто быстрое и тяжелое остановилось шагах в двадцати позади нас, за стеною из черноцвета. Страшно, по-бабски завопил Седобородый. Я знал, что перед тем, как сожрать жертву, стыдливец с ней забавляется, точно кошка с мышью. Но мы могли сбавить ход. Стыдливец больше одного человека за раз не подбирает. Таков страшный закон Дождя. Хотя определенная справедливость в нем имеется: ведь людей с Земли сюда никто не звал.

Вот и ближайшая арка. Она увита похожим на плющ красно-коричневым растением. А дальше – еще одна, и вместо земли под ногами – припорошенные снегом каменные плиты.

Снег продолжал падать, Седобородый все еще кричал и проклинал нас. Я старался договориться с совестью.

Боров с Мирой остановились под навесом – под широкой верхней частью арки. Обо тяжело дышали.

– Ну, иди! – заорал на девчонку Боров, выпучив красные глаза. – Иди! Спасай! – он сдернул с плеча карабин, сунул его цевьем Мире в ладони. – Или убей меня, если считаешь, что я поступил неверно! Или вот его убей! – Боров указал на меня пальцем.

– Диментий был мне вместо отца! – зарыдала Мира, потрясая винтовкой. – За что вы так?..

– Всех бы стыдливец соком заплевал. Сама знаешь, – буркнул Боров. А затем подошел ко мне и потребовал: – Повернись! Живо! Прокляты, видно, мы из-за тебя…

Он перерезал веревки на моих руках. Пихнул между лопаток.

– Беги! Ступай!

Я обернулся. Наверное, на моем лице было удивление.

– Давай-давай, – поторопил Боров. – Беги через леса в свои странные края. А то ведь пристрелит.

Мира никого не могла пристрелить. Он плакала, прислонившись к арке и спрятав лицо в ладонях. Карабин валялся у ее ног.

Седобородый больше не кричал. Наигравшись, стыдливец принялся насыщать всю дюжину внешних желудков. Отсутствовало в земной биологии существо, с которым можно было сравнить самое мерзкое чудовище здешних лесов.

Я стал осматриваться. На вздымающихся навстречу снегопаду менгирах грубо вырезаны гротескные лица. Большие миндалевидные глаза… едва намеченные носы… узкие и прямые щели ртов. Эти художества принадлежали уже людям: первым поколениям поселенцев.

Древние камни располагались хаотически. По крайней мере, мне так показалось. Ни один не стоял прямо, каждый заваливался туда, куда ему хотелось.

Молчаливые – подсказали мне воспоминания Тени.

Когда-то здесь жило племя пылеглотов. От племени осталось только название, которым нарекли это место. И тусклые рисунки, нанесенные охрой на внутренней части кривых арок.

Я заметил, что среди плюща, обвивающего очередную арку, что-то шевелится. Что-то черное, маслянисто-блестящее…

Ага, а вот жертвенный камень, о котором я слышал от попутчиков. Кто-то тщательно очищал его от ползучей и вьющейся растительности. Из какого он минерала – мне не разобрать. Несомненно, очень твердый. Желтовато-розовый, с красными прожилками.

Идеальный круг с углублением посредине. В углублении поблескивает что-то металлическое.

Кормушка!.. Сейчас посмотрим, какие птицы к ней слетаются.

Я вернулся к Бору и Мире. Не обращая внимания на их гневные выкрики и жесты – они отгоняли меня, словно досадное насекомое, – подхватил рюкзак. Попался, кстати, рюкзак из схрона. Но он уже был настолько грязен и потрепан, что не отличался от хламья, которым пользовались дикари. Я нашел сухарь, остальное мне пока было не нужно.

– Ты чего удумал? – заревел Боров. – Проклятый! Уходи! – Он увидел, что я направляюсь к жертвенному камню, и вообще взбеленился: – Не смей гневить Молчаливых! Хватит бед на наши головы!

Он схватил меня за плечо. Крепкая, сильная лапа… Жалко было такую ломать. Поэтому я просто швырнул Борова через бедро. Быть может, такая демонстрация силы – непозволительная роскошь, но меня утомил этот самоуверенный болван.

– Тебе ведь не о чем просить у Молчаливых! – чуть не плача забубнил тот. – Ты даже не говоришь ничего…

Сухарь легко раскрошился. Я рассыпал крошки вокруг углубления в жертвенном камне. В углублении вскипела черная масса.

Действующий технологический узел Сверчков!

До этого момента я видел нечто подобное только в Лаборатории Джантации, ведь Навигационная Карта – единственный артефакт цивилизации Сверчков на Земле. Правда, Карта – нечто иное… Призраки и Карта – одно целое. Можно сказать, что мы и есть Навигационная Карта, мы ее живые эффекторы. Когда Тень погиб, пиктограмма, обозначающая его, исчезла с Карты, будто кто-то щелкнул тумблером…

Черная масса – это наниты. Крошечные механизмы, слой которых скрывается под почвой Дождя. Только в речных обрывах они были давно дохлые, а здесь – активные.

Накинулись на крошки, точно оголодали…

Боров поднялся. Прихрамывая, отступил к арке, из-за которой выглядывала Мира.

Наниты струились по жертвенному камню, образуя то спирали, то кольца. Потом гадание на кофейной гуще закончилось, наниты собрались в десяток тонких полупрозрачных башенок. Послышался шепот, и я невольно завертел головой: казалось, это говорят идолы. Молчаливые, но не молчащие…

Естественно, слов не разобрать.

Потом шепот стих. Наниты снова растеклись по камню, еще секунда-другая – и они исчезли в углублении.

Я повернулся к Борову.

– Я не проклят. Вы сами прогневили духов, встав у меня на пути. Благодарите Молчаливых за то, что они сегодня снисходительны к вам!

Бор и Мира смотрели на меня, выпучив глаза.

Прекрасно, немного чудес не помешает. «Странный заговорил! Он – избранник Молчаливых!» и тому подобная ерунда.

Пора было делать следующий ход.

Бран Мышиный Катяшок охотился на шерстней. Он помогал Тени…

Черная ночь сменилась красной. На лезвии серпа Жнеца набухла кровавая, быстро светлеющая капля. Солнце возвращалось. Кроны вечнозеленых берез, пробуждаясь от недолгой зимней спячки, стряхивали на тростниковые крыши деревенских домов розовые пласты подтаявшего снега.