Собачья работа - Галина Львовна Романова Страница 7

— Кажется или все-таки заподозрил? — Голос с той стороны звучал приглушенно. То ли из-за огромного (просто голова кругом, как подумаешь, что между ними версты и версты!) расстояния, то ли само зеркало так все исказило.

— Должен был заподозрить! Два покушения подряд… Любой дурак заметит.

— Он пока не сообразил, откуда исходит угроза?

— Не думаю. Сегодня ночью он ходил в «Кровавую Мари».

— Ого! Что ему там понадобилось? Можете не отвечать — вопрос риторический…

— Знаю. Но теперь он начеку! Проклятье! Я не могу спокойно жить, зная, что он ходит по этой земле!

— Тихо, тихо! Твою ненависть я понимаю и разделяю, но прошу немного подождать.

— Сколько можно? Он зажился на белом свете. Я думал, все исправит война, но судьба повернулась другим боком…

— Ничего. Скоро ты сможешь вертеть ею как захочешь!

— Когда?

— Скоро. Твой соперник будет устранен…

— Но мне недостаточно его смерти. Он должен умереть с позором, как предатель.

— Не беспокойся. Все будет так, как ты захочешь!

Голубой свет погас. Голос прервался. Что ж, пора возвращаться.

Мужчина, сидевший по ту сторону, подле точно такого же серебряного диска-зеркала, только прибитого к стене, посмотрел на свое отражение и провел рукой по волосам. Работы предстояло много, и работы грязной. Но ради высшей цели не грех и запачкаться. Особенно если в результате конкуренты наконец-то будут посрамлены.

— Во славу ордена, — прошептал он. — Именем его!

Скажу сразу — в случайные совпадения я не верю, в судьбу — тоже, и ничего хорошего от нее не жду. Не с моим счастьем чего-то еще желать. Живя у целительницы, я лишний раз старалась нос из ее дома не высовывать. Даже в лавку за покупками и то ходила сама Яница, пока я кое-как ковыляла по кухне, пытаясь что-то готовить. И выйти на улицу меня можно было заставить только в самом крайнем случае. Ну ходила я в «Кровавую Мари», так там имелась надежда продать свой меч. Да и кормили наемников иногда бесплатно, а совсем уж объедать добрую целительницу не хотелось. И так жила на полном пансионе! Она даже со знакомой портнихой меня свела, чтобы та скроила и сшила мне несколько запасных платьев и штанов. Платья могли бы скрыть мой недостаток, но куда я в них пойду? Узнав, что я — шляхетского рода, добрая женщина раздобыла где-то ужасно дорогой по послевоенным меркам ярко-зеленый бархат и соорудила нечто, в чем я даже стоять, не то что ходить и бегать, боялась. Такое шикарное платье она, по ее словам, видела только до войны на нашей княгине — во время бракосочетания. Разве что другого цвета: то платье было светло-голубым с более темными разводами. Ну немного изменила фасон, особенно на груди, которая у меня значительно меньше княжеской, и сделала больше складок на юбке, дабы отсутствие одной ноги хотя бы в первый миг не бросалось в глаза.

Платье я приняла, но влезла из-за него в долги. Много платить помощнице целительницы Яница не могла — и так приходилось жертвовать монастырю часть доходов за помощь двух монахинь, которые помогали ухаживать за больными. За год работы (до этого я просто жила тут приживалкой) удалось лишь кое-как рассчитаться с долгом за стол и кров. А платье опять сделало меня должницей. Так что деньги были мне нужны.

О пенсионе раненым в королевских указах не говорилось. Наемникам платят, пока они в строю. По завершении контракта каждому выдается на руки заранее оговоренная сумма — и иди куда хочешь. Лишь служившие в королевской гвардии могут рассчитывать на несколько мелких монеток в неделю — зато пожизненно, а количество монет зависит от звания.

Я закончила войну полусотником — выше меня не хотели ставить. Как же — женщина мужиками командовать будет! Но толку от этого звания чуть. Кроме того, поскольку меня оставили в этом городе тяжелораненой (назывался он, кстати, Пустополь) и потом в строй я не вернулась, списали как пропавшую без вести. А таким пенсия и подавно не положена. Придется как-то выкручиваться самой.

Об этом и размышляла, когда Янице вздумалось послать меня с поручением.

Не люблю никуда ходить — так и кажется, что вся улица только и смотрит на мой протез, только и слушает стук деревяшки о землю.

К слову сказать, хожу я почти нормально. Деревянную ногу мне выточил местный плотник, который вначале вообще решил, что надо делать гроб, и очень удивился, узнав, что клиент еще жив. Нога плотно крепится на том, что осталось у меня от колена, и стоять получается довольно хорошо. Даже по ступенькам кое-как научилась взбираться и пробежать немножко могу — худо-бедно, но нога даже в колене гнется. И вообще, двигаюсь я нормально! И никому не позволяю себя жалеть!

Поручение было пустяковым — порванный волкопсами мальчишка накануне вернулся к родителям. На этом настояла его мать, которая уверила целительницу, что будет хорошо ухаживать за сыном. Янице что — одним ртом меньше, и хорошо! Однако некоторые снадобья, которыми надлежало обрабатывать его раны до полного выздоровления, можно было применять исключительно свежими. Наварить сразу на всю неделю нельзя. Вот целительница и готовила их маленькими порциями, которые я должна была каждый день относить родителям мальчишки.

За пару дней до того, как раз перед полнолунием, мы избавились и от второго пациента — того мужчины, чьего имени я не удосужилась узнать и которого Яница именовала князем. Вскочив на другой день с утра пораньше, она помчалась в монастырь, рассказать матери настоятельнице о том, кто у нас лечится, и сразу после утренней службы еще толком не проснувшегося мужчину увели монашки.

Дом целительницы стоял рядом с храмом Богини-Матери и монастырем, где тоже располагалась лечебница. Правда, там чаще лечили постом, молитвами и кровопусканием, зато бесплатно. Когда-то на территории монастыря располагалось и кладбище, но, когда места стало не хватать, его перенесли за крепостную стену. Кому как, а лично мне такое положение дел нравилось. Сама мысль о том, что в случае чего тебя не надо далеко нести и можно просто тишком прикопать на заднем дворе, не особенно способствует выздоровлению. А вот когда знаешь, что в случае чего убитым горем родственникам придется нести твои бренные останки через весь город, — поневоле соберешь все силы, чтобы не подводить семью. На старом кладбище, однако, иногда еще хоронили самых уважаемых и именитых горожан. В лечебницу при монастыре как раз и отправили князя. А что там с ним было потом — уже не моего ума забота.

По пути попались два всадника, которым я без слов уступила дорогу. Да это, кажется, сделал бы любой, если только он не сумасшедший самоубийца. Два одетых во все черное «ястреба» тихо проехали мимо на вороных жеребцах. Они-то что тут делают? Вроде неподалеку есть Орлиное Гнездо, а всему свету известно, что «орлы» и «ястребы» ведут между собой негласную войну. Это при том, что «орлы» — вроде как королевский орден, а орден Ястреба был образован неким изгнанным из него рыцарем по прозвищу Ястребок. Я почему знаю — один из братьев отца как раз и стал «орлом». Это, кстати, единственный рыцарский орден, куда берут женщин. До войны и ранения я иногда мечтала стать «орлицей». Останавливала меня лишь мысль о том, что там большой вступительный взнос. Вот чтобы пойти в «ястребы», больших денег не надо — достаточно привести с собой коня и быть при оружии и в доспехах. А сколько при этом серебра или меди станет звенеть в твоем кошельке — никого не волнует.