Незримые Академики - Терри Пратчетт Страница 7

После этого короткого развлечения жизнь на Ночной Кухне вошла в обычную колею, и те, кого называли «другими девочками», вернулись к привычной работе. Надлежит заметить, что девочками большинство из них перестали быть уже много лет назад, но работали они хорошо, и Гленда ими гордилась. Миссис Садик божественно резала сыр. Милдред и Рейчел, которые в платежной ведомости официально значились как «овощи», были трудолюбивы и достойны доверия, а Милдред вдобавок изобрела знаменитый рецепт сандвичей со свеклой и сливочным сыром.

Все знали, что им делать. Все трудились не покладая рук. Ночная Кухня работала как часы. А Гленда любила то, что работало надежно.

У нее был дом, куда она могла вернуться, и Гленда старалась заглядывать туда не реже раза в день, но на Ночной Кухне протекала ее жизнь.

«Моя кухня – моя крепость».

Думминг Тупс уставился на страницу. В голове кишели неприятные вопросы, самым главным и самым неприятным из которых был следующий: сумеют ли каким-нибудь образом дознаться, что это его вина?

Нет.

Прекрасно!

– Э… есть одна традиция, которую, к сожалению, мы не соблюдаем уже довольно долгое время, аркканцлер, – сказал он, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Ну и что? – потягиваясь, спросил Чудакулли.

– Это же традиция, аркканцлер, – с упреком заметил Думминг. – Хотя, с позволения сказать, теперь традицией, увы, сделалось ее несоблюдение.

– И прекрасно, – сказал Чудакулли. – Если какая-нибудь традиция по традиции не соблюдается, значит, это – традиция вдвойне, не так ли? В чем проблема?

– В завещании аркканцлера Сохрана Многга, – ответил магистр традиций. – Университет получает изрядный доход с его имущества. Многги были очень богатой семьей.

– Хм… да. Что-то такое припоминаю. Очень любезно с его стороны. И что?

– Э… я был бы просто счастлив, если бы мой предшественник обращал чуть больше внимания на некоторые университетские обычаи, – продолжал Думминг, который полагал, что скверные новости нужно сообщать постепенно.

– Он умер.

– Да, разумеется, поэтому, может быть, сэр, нам следует… э… положить начало новой традиции и периодически справляться о здоровье магистра традиций?

– Он превратился в кучку праха, аркканцлер!

– Так ведь не заболел же! – заявил Чудакулли, который свято верил, что сдаваться никогда не надо. – В широком смысле слова, состояние у него весьма стабильное.

Думминг сказал:

– Завещание снабжено некоторым условием. Оно напечатано мелким шрифтом, сэр.

– Никогда не читаю то, что напечатано мелким шрифтом, Тупс.

– Зато я читаю, сэр. Здесь сказано: «…и да пребудет так, покуда Университет, собрав Команду, принимает участие в Игре, Футбол именуемой, тако же Забава Бедняков».

– Я бы сказал, орава дураков, – фыркнул заведующий кафедрой бесконечных штудий.

– Чушь какая! – воскликнул Чудакулли.

– Чушь это или нет, аркканцлер, но таково условие завещания.

– Но волшебники перестали играть в футбол много лет назад, – сказал Чудакулли. – Толпы на улицах, крики, пинки, оплеухи… и это игроки! То есть зрители были ничуть не лучше! Сотни человек в каждой команде! Матч порой продолжался несколько дней! Вот почему эту игру забросили!

– На самом деле не забросили, – сказал Главный философ. – Просто мы перестали в ней участвовать. И члены гильдий тоже. Теперь футбол считается неподходящей забавой для приличных людей.

– И тем не менее, – продолжал магистр традиций, ведя пальцем по странице, – таково условие. И оно не единственное. О боги! О ужас! Быть того не может…

Его губы беззвучно задвигались. Присутствующие дружно вытянули шею.

– Живее! – загремел Чудакулли.

– Нужно кое-что проверить, – объяснил магистр традиций. – Не хотелось бы тревожить вас без всяких оснований… – Он опустил взгляд в книгу. – О, адские врата!

– Да о чем ты?

– Похоже на то, что… Нет, просто нечестно портить вам вечер, аркканцлер, – запротестовал Думминг. – Наверное, я неправильно понял. Не мог же он иметь в виду, что… о всеблагие небеса!

– Короче, пожалуйста, Тупс! – прорычал Чудакулли. – Если не ошибаюсь, я аркканцлер этого университета! По крайней мере, так гласит табличка на двери!

– Конечно, конечно, аркканцлер, но все-таки с моей стороны было бы нехорошо…

– Я очень ценю твое желание не портить мне вечер, – перебил Чудакулли, – зато я без малейших колебаний испорчу тебе весь завтрашний день. Памятуя об этом, отвечай наконец – в чем, черт побери, дело?

– Э… насколько я понимаю… э… помните ли вы, когда мы в последний раз играли в футбол?

– Кто-нибудь помнит? – спросил Чудакулли, обращаясь к комнате в целом. Волшебники шепотом принялись спорить и сообща пришли к выводу, что это было «лет двадцать назад, плюс-минус».

– Сколько именно плюс или минус? – уточнил Думминг, который ненавидел неточность.

– Ну… не знаю. Что-то такое. Приблизительно. Примерно.

– Примерно – сколько? – настаивал Думминг. – Нельзя ли сказать точнее?

– А зачем?

– Если университет не принимал участия в «забаве бедняков» в течение двадцати лет или больше, наследство отходит любому оставшемуся в живых родственнику аркканцлера Сохрана Многга.

– Но футбол запрещен! – повторил аркканцлер.

– Не совсем. Все знают, что футбол не нравится патрицию Витинари, но, насколько я понимаю, Стража склонна смотреть сквозь пальцы, если играют где-нибудь на окраине и не лезут в центр. Поскольку игроки и зрители значительно превосходят числом весь наличный состав Стражи, полагаю, лучше смотреть сквозь пальцы, чем вправлять сломанный нос.

– Неплохо сказано, мистер Тупс, – одобрил Чудакулли. – Вы меня прямо-таки удивляете.

– Спасибо, аркканцлер, – ответил Думминг. На самом деле эту фразу он почерпнул из передовицы в «Таймс». Волшебники недолюбливали газету, поскольку там либо вовсе не печатали то, что они говорили, либо, напротив, печатали с обескураживающей дословностью.

Осмелев, он добавил:

– Впрочем, должен заметить, аркканцлер, что по законам Незримого Университета никакой запрет нам не страшен. Волшебники вправе не обращать на них внимания. Мы не подчиняемся мирскому суду.

– Ты прав. Тем не менее для общего блага следует признавать существование гражданской власти, – отозвался Чудакулли, так осторожно подбирая слова, что возникало ощущение, будто он выносит их на солнышко, чтобы повнимательней рассмотреть со всех сторон.

Волшебники закивали. Аркканцлер подразумевал следующее: «У Витинари, возможно, есть кое-какие недостатки, но это самый вменяемый человек на арк-морпоркском троне за последние несколько веков. Он нас не трогает, а главное, никогда не угадаешь, что он затеял». С этим трудно было спорить.