Новая Зона. В рай без очереди - Сергей Клочков Страница 7

– Ну, ты видел? – выдавил я, глядя на Ботана. – Есть справедливость в этом мире, дружище?

– Видел. – Гена смущенно почесал всей пятерней в затылке, крякнул. – Да, дела… как чувствовал.

– Вот тебе и интеллигенция… – Залез рукой под диван, нащупал картонную коробку и выудил очередной «мерзавчик» трофейного коньяка. – Будешь?

– Не. Не хочу. И что, вообще во всей квартире ни одной ляльки не нашлось?..

– Ну, ты… ах ты… туда же… – Я даже не поверил тому, что услышал.

– Ох, Ланс, прости дебила. Не намекал ни на что, так, задумался, вот и ляпнул, как в лужу дунул. Извини, друг, даже мысли не было.

– Ты и деньги подобрал. – Я увидел в руках Гены две мятые купюры. – На хрена?

– Предлагаешь сжечь? – Ботаник прищурился. – Хату снимаем, товарищ дорогой. Послезавтра денежка нужна, а работы пока нет. Ни для меня, ни для тебя. Пусто, блин.

– И мне… тоже денежка нужна. Ч-черт побери его совсем…

– На работу устройся, – невесело съязвил Гена, но, увидев мой взгляд, предпочел улизнуть на кухню.

А я присосался к крохотной бутылочке. А потом и еще к одной. И что делать – не знаю. То есть вообще. Если не будет до завтра пятидесяти, как выражается Ботаник, «рублей», то у одного придурка будут некоторые проблемы. А через этого придурка и у меня… Давно бы плюнул на братца, раздолбай и пьянь, даром что на шесть лет младше, да еще и не родной, сводный. Если бы не мать…

– Короче, Лансер. Держи. – Ботаник бочком подошел и положил на диван небольшую «котлетку» из свернутых в трубку банкнот. – Здесь семьдесят… а тебе вроде полтинник нужен.

– И откуда дровишки?

– Из лесу, вестимо… Копил я на парочку ПМК, как раз с той Зоны, да на детектор более-менее нормальный. Эн зэ – запас мой неприкосновенный. Был, скажем так, специально на аппаратуру откладывал. Заказы сейчас не только ведь по окраинам Москвы, есть и за МКАД, а без техники туда нельзя. И… к днюхе твоей хотел сурпрыз сделать. Бери, потом рассчитаемся.

– Ну, спасибо, Бот. Спасибо, друг. Знал бы ты, как выручаешь.

– Чего уж там. Как будто не свои… – Гена криво ухмыльнулся и засел за компьютер, и по экрану снова побежали таблицы, карты и графики. – Может, какой ценной инфы надыбаю, без хлеба не останемся.

Отложив пять сотен на бензин, остальные деньги спрятал во внутренний карман. На часах уже было два с четвертью, и, прикинув в уме время пути, я спустился вниз. Очень сильно надеюсь, что пятьдесят тысяч, ну, в крайнем случае шестьдесят смогут решить, хотя бы на время, одну проблему. На ум пришли несколько довольно грязных ругательств, и отчетливо зачесались кулаки. Нельзя, Ланс, нельзя… нужно быть сдержаннее.

Многие вузы после Эвакуации переехали в Питер. В частности, такие гиганты, как МГУ, МГИМО, МАИ и подобные им уверенно перебрались во вторую нашу столицу, где в рекордные сроки были отстроены для них здания. Мало того, Московский Государственный имени Ломоносова не просто остался Московским, но даже само здание по личному приказу президента сделали почти полной копией потерянного. Государственные вузы пожиже разъехались кто куда – в Красноярск, Екатеринбург, Саратов, где до сих пор для них достраивались общежития и аудитории. Те, что вузами значились в основном на бумаге, да и то не всегда, переместились в резко подешевевшее Подмосковье. Зеленоград, Голицыно, наполовину уже эвакуированный Королев – там освобождалось действительно много подходящих помещений, и муниципалитеты за бесценок предоставляли их различным конторам, которые за некоторую сумму обеспечивали студентов вполне себе настоящими дипломами. Попадались среди них и относительно достойные учреждения, и откровенные шараги, и для них всех хватало желающих учиться на экономистов, бухгалтеров и психологов. Ключевое слово – желающих учиться…

Брательник мой учиться, похоже, не намеревался. В школе он, кстати, раздолбаем не был – его старание и прилежание отмечали многие учителя. Просиживал за учебниками до поздней ночи. Как правило, не понимая ничего из прочитанного, Егорушка тщательно вызубривал тексты до полного автоматизма и получал хорошие отметки. Отработанная и уже не нужная информация после получения оценки и последующего вознаграждения тут же выбрасывалась из головы. Мать, родив своего ребенка, кровинку, очень рьяно взялась за воспитание брата и зачем-то начала использовать древний как мир метод кнута и пряника. Получил братец пятерки в четверти – новый велосипед. В году – поехал на море. Не получил – приличный срок без копейки карманных денег, доходило даже до полугода. Или покупка компьютера откладывалась до следующего дня рождения, дабы мотивировать отпрыска на еще более упорную зубрежку. И так буквально во всем. В итоге – серебряная медаль, доставшаяся не без слез, долгих и некрасивых уговоров учителей, личных бесед с директором. Небогатый семейный бюджет по этой же причине – нужна медаль – периодически опустошался ремонтами класса, покупками проекторов, новых книг, штор и цветов. И быть бы Егорушке золотым медалистом, но жестко, непримиримо уперся пожилой математик советской еще закалки, который ни в какую не пожелал ставить пятерку за вызубренную, но не понятую алгебру, и не купился он ни на слезы, ни на уговоры, ни даже на скандалы на педсоветах.

После выпускного по результатам более чем загадочно сданного ЕГЭ поступил Егор Кравцов не куда-нибудь, а в Бауманку, тогда уже переведенную в Петербург. И приехал обратно после первой сессии, к которой его даже не допустили. Кнуты и пряники, так привычные по школе, неожиданно исчезли из жизни студента, и тот пустился сначала в прогулы, за которые никто особо не журил и не ругал, а потом и вовсе прекратил посещение. Лихорадочно попытался сдать «хвосты» преподавателям, причем некоторые из них видели Егорушку только на первых лекциях, и, естественно, не сдал ни одного. Школьная зубрежка не помогла там, где потребовалось понимание. Остатки домашних средств съел военкомат, и мать в первый раз слегла в больницу с обширным инфарктом. А потом и во второй – когда праздношатающийся Егор в пьяном виде полез выяснять национальный вопрос к строителям-таджикам, за что был жестоко бит и лежал после в соседней с матерью палате. Тогда-то я и дал обещание «присмотреть» и «не допустить» – третьего инфаркта, по статистике, человек не выдерживает почти никогда. Да, мать мне была не родной – меня взяли еще в совсем несознательном возрасте из Дома малютки в Воронеже. Молодая бездетная пара, отчаявшись завести своего ребенка, решила усыновить мальчика. Так я и стал Кравцовым и за все время, пока жил в семье, даже не ведая о том, что приемный, проникся глубочайшим уважением к Антонине Александровне и Владимиру Васильевичу. Даже после того, как Егорушка раскрыл мне всю историю моего появления в семье, и когда я не сразу научился называть маму и папу по имени-отчеству, я все равно не перестал считать их родителями. Наверно, поэтому я не решился измолотить Егора до розовых пузырей после того, как Антонина Александровна слегла от его выкрутасов, а только пообещал проследить за сводным братом. Вот и слежу, блин, до сих пор, и деньги в Одинцово везу, и заранее глубоко дышу, проговаривая про себя словно мантру «не-бить-не-орать… не-бить-и-не-орать…». Сволочь. Умудрился завалить сессию, и уже не в Бауманке, а в какой-то совершенно кривой шараге под гордым названием «Российско-Канадский Социально-Экономический Институт», причем я был совершенно уверен, что в Канаде о существовании данного учреждения вряд ли было вообще известно. Достоверно я знал лишь о том, что из стен данной альма-матери выходят экономисты и менеджеры, делающие в одном предложении по шесть ошибок и не знающие, сколько нулей в миллиарде. Вот и выбрал для Егорушки вуз, так сказать, по способностям, и договорился правильно, что стоило мне примерно пяти фрилансов, и даже на очное придурка устроил, общежитие выбил, хотя с ним на самом деле проблем почти не было, хватило смешной суммы и бутылки хорошего коньяка для коменданта. Думал, все, без проблем доучится, семестр не сказать чтоб дорогой, я этих расходов и не замечал. И вот в конце третьего курса снова здравствуйте. С-сволочь… не-бить-не-орать…