Метро 2033. Измеритель - Игорь Осипов Страница 7

На звук открываемой двери из жилой комнаты выглянула мать. Ойкнув, она бросила полотенце, которым вытирала руки, и вышла в приемную, где остановился Максимыч. Обняв сына, стройная блондинка, еще не потерявшая былой красоты, провела его домой и, усадив на диванчик, захлопотала над чайником.

– Голодный, небось… Сейчас я чаю сделаю, а потом уже обед, как раз отец вернется. Как сходил? – она поставила на стол стакан дымящегося ароматного чая, настоящего, последние пакетики которого хранились для особых случаев. В основном народ засушивал траву, которая попала в убежище вместе с семенами культурных растений. Вначале сорняки безбожно выпалывали, но потом, когда остро стал ощущаться дефицит чая, начали культивировать и, засушив, использовать как отвар, заменяющий традиционный напиток. Но возвращение сына из опасного путешествия – это повод не экономить.

– Мам, я не голодный… хотя нет, голодный, – Максимыч улыбнулся. Дома хорошо. Тепло и уютно. Так приятно возвращаться с поверхности, когда есть куда. Есть тот, кто тебя ждет и волнуется за тебя. Вот если бы одна из близняшек хоть немного напоминала бы мать, ни секунды не сомневался бы.

– Ой, как у вас тут вкусно пахнет, то-то я смотрю, народ за дверью носом водит, – отец, как всегда, ворвался неожиданно, как ветер, внеся сумятицу в уютную атмосферу, рухнул рядом с сыном на диван, демонстрируя матери, что она состоит в родстве весьма условно. Они действительно были похожи как два клона. Максимыч, которого она по привычке звала Масик, был точной копией отца, точнее, того молодого студента, которого она давно, еще в том мире, полюбила. И вот два ее мужика сидят рядом на диване и смотрят на нее с любовью.

– Ну, что там на заседании решили? – первым не выдержал Максимыч.

– Чего решили? Решили, что первый караван соберем, а там посмотрим. И правильно… надо торговать. Еремин, сказал, что, когда товар соберем – ты караван поведешь.

– Опять он… только пришел, – мать возмущенно взмахнула руками. – Только пришел – и опять…

– Да ладно, мам. Один дошел, а тут в группе. Не волнуйся, будет все хорошо, – Максимыч попробовал успокоить мать, но успеха в этом не достиг. Она по-прежнему стояла руки в боки, обиженно поджав губу.

– Только Лешка появится, я его угощу… Друг, называется, – не могла никак успокоиться она.

– Ладно, Марин, успокойся. Мне это тоже не нравится, но тут интересы государства превыше личных. И потом, он не прямо сейчас уходит, а завтра.

– Как завтра? Почему завтра? Уже завтра? – мать окончательно расстроилась и отвернулась к столу, за которым готовила обед.

Усадив мать за стол, успокаивали ее уже вдвоем.

Легко сказать – завтра. Шесть часов на сон, а после этого сплошная суета и беготня в связи с организацией каравана. На Максимыча как на руководителя экспедиции легла основная нагрузка по подбору людей, снаряжения, вооружения, и до самого выхода ни о каком отдыхе, а тем более милом общении с мамой или близняшками, речи быть не могло. Собраться одному – задача тяжелая, а проконтролировать, чтобы десять подчиненных были готовы к долгому и опасному переходу, – это помножь даже не на десять, а на сто. Надо все проверить и перепроверить. Умудриться найти тонкую грань между «забыть» и «не взять лишнего».

Максимыч метался между оружейкой, кладовой и личным составом. Проверял, перепроверял, инструктировал, вычитывал, откровенно ругался, не стесняясь в выражениях. Хватался за голову от тупости некоторых подчиненных, доставшихся ему в распоряжение, кладовщиков, готовых удавиться из-за лишнего патрона, и начальства, которое хотело использовать весь личный состав как вьючных животных, невзирая на тяжесть перехода и окружающие опасности. Он не привык кого-то вести – всегда ходил один, ну, в крайнем случае, с Санычем, с которым они были как одно целое. Раньше отбивался успешно от всех напарников. А тут сразу десять – целый вагон, да еще тележка товара в придачу. И все это надо довезти из точки «А» в точку «Б», оставить «тележку», забрать другую, да еще и умудриться дотащить этот табор обратно из точки «Б» в точку «А». Куда там тому паровозу из школьной задачки.

Последний смотр перед выходом. Он медленно прошелся мимо десятка бойцов, придирчиво осматривая каждого: пригнанное снаряжение, оружие, средства защиты. Наличие аптечек, запасных обойм или патронов в разгрузках. Максимыч внимательно посмотрел на команду. Из всех двое могли смело назвать себя сталкерами, и еще один только что отстажировался у Латышева – не фонтан, но тоже хлеб. Значит, за троих можно не волноваться, а семеро – крепкие ребята из элитной «банды» Васильева, но такие тюфяки.

– Повторяю в сто сорок седьмой раз. И особо это касается вас, – он указал на «великолепную семерку». – Оружие на предохранитель не ставить, инициативу не проявлять – если что-то увидели быстрее нас, что вряд ли, сказать ближайшему сталкеру. Запомните основное правило: чем красивей зараза, тем дальше от нее надо держаться.

– Как с бабами, – хихикнул какой-то юморист в строю.

– Только баба тебе башку не оторвет и не растворит тебя в кислоте за считаные минуты, пока ты, еще живой, будешь это понимать и орать, захлебываясь в собственной крови и соплях, – Максимыч не оценил шутки. Смех плохой, и науке этой цена – человеческие жизни. Пример, приведенный командиром, моментом стер ухмылки с лиц. – Лучше я вас сейчас попугаю, чем потом панихиду заказывать.

За его спиной стояло пять туго набитых рюкзаков, в которые начальство распорядилось собрать и упаковать товар. В основном, патроны: к гладкостволу – двенадцатый калибр и девятый – к нарезному. В отдельной торбе аккуратно уложены десяток дозиметров с элементами питания к ним. И целый рюкзак занимали новенькие, в смазке, автоматические карабины – из наиболее удачных копий ПКСК «Кедр», производство которых в небольшом количестве было налажено в цехах подземного завода. Пятеро самых крепких бойцов навьючили тяжеленную поклажу на спины, и бойцы отряда, громко топая по металлической лестнице сапогами и сопя в натянутые намордники респираторов, выдвинулись на поверхность.

Утро встретило отряд духотой и туманом. Это явление в окрестностях убежища не редкость. Максимыч помнил рассказы отца, что до катастрофы соседнего дома на улице было не разглядеть. Был даже случай, что из-за плохой видимости разбился вертолет… или самолет какого-то царя или Сенатора из другого государства. В общем, очень большого человека. Врут, наверное. Что ему тут делать? Ну, а после того, как постоянные холода ядерной зимы сошли на нет и установился, мягко говоря, теплый климат, меняющийся с жаркого на относительно прохладный, но противно душный, эта все скрывающая дымка стала постоянным спутником утренних побудок. Язык не поворачивался называть теперь эти сезоны «зимой» и «летом». Так и называли, не мудрствуя, – знойный и туманный.

Весь переход по плану должен был занять часов пять-шесть. Ну, если очень повезет, то четыре, поэтому Максимыч выбрал именно эти утренние часы, когда по туману можно было проскочить относительно безопасный, изученный, хоженый-перехоженый участок. А когда тяжелое одеяло облаков приподнимется над городом, они вступят на малоизученную территорию. В этом месте уже расслабляться нельзя. Нужны будут все органы чувств. Как говорит Латышев: «На поверхности нужно все: глаза, уши, нос и… задница, которая иногда чувствует гораздо лучше, чем первые три органа».