Борт 618 - Андрей Ливадный Страница 7

Он поставил кувшин на стол, потянулся за сигаретой. Глубоко запавшие глаза Сергея на мгновение блеснули прежней живостью. Лиза вздрогнула. Да, это был его взгляд, проницательный, чуть насмешливый, ироничный.

— А что, собственно, происходит? — устало переспросил он. Искра во взгляде мелькнула и погасла, оставив перед ней совершенно другого Сергея: опустив плечи, напротив сидел не человек, а наполовину высосанная, изможденная его оболочка.

— Почему тут все так… грязно, убого, зачем ты торчишь в виртуалке, что случилось с нами?! — Лизе было страшно, она поняла, что запуталась, заблудилась в своих ощущениях и уже, не может отличить правду от лжи. Истерика еще не началась, но уже подкатывала к горлу щемящими спазмами.

— Ну, насчет грязи, это ты спроси у себя… — отмахнулся от ее вопроса Сергей. — А что касается остального… — Он с трудом сфокусировал свой взгляд на Лизе, и в его глазах опять проскользнуло безмерное удивление. — Знаешь, разнообразие — это, конечно, здорово, но не надо перегибать, договорились? Я работаю, а ты, похоже, стала вдруг вольно трактовать свои обязанности, милая.

Лизу покоробило от этих слов и его грубого, пренебрежительного тона.

— А в чем заключаются мои обязанности? — резко осведомилась она.

Сергей лишь устало отмахнулся:

— Сама знаешь.

Несколько минут они напряженно молчали. Наконец Сергей не выдержал, встал и произнес:

— Хватит глючить. Мне надо работать. Закончу статью, тогда и будем жить по-старому. И не надо меня больше так выдергивать оттуда, ладно?

Не дождавшись ответа, он вышел.

Целый день Лиза со злым, отчаянным остервенением убирала квартиру, выскребая пыль и грязь, скопившуюся по углам. В ее сознании царил кромешный ад, она не могла поверить, что все, происходившее с ней до сих пор, — правда. Как могла она жить тут, не замечая происходящего вокруг, пребывая в каком-то ступоре грез?

К вечеру, выскоблив все до стерильного блеска, приготовив ужин, она еще раз попыталась достучаться до сознания Сергея, но безуспешно.

Оставался выбор: либо лечь в постель и уснуть, либо бежать отсюда очертя голову.

Подсознательно Лиза была уверена: бегство от проблем — это не ее стиль решения жизненных ситуаций, но, вспомнив свое пробуждение, она поняла что не ляжет в эту постель никогда, даже если белье трижды стерилизуют у нее на глазах.

Отвращение ко всему происходящему было подсознательно-стойким. В душе по-прежнему царил хаос, и нужно было прежде разобраться в себе, в своем, оказавшемся вдруг многоликим и непонятным «я», прежде чем решать, что делать и как жить дальше.

Оставив Сергею, который все еще торчал за компьютерным терминалом, короткую записку, она прижала ее тарелкой с бутербродами и ушла.

Вернувшись сегодня, Лиза застала Сергея мертвым.

Александрийск. Район Спринг-Роуз. Этой же ночью.

За ту неделю, что Лиза отсутствовала дома, она мало что смогла выяснить о реальном положении дел. Пару раз она звонила матери, но не хотела беспокоить ее раньше времени своими переживаниями, связанными с мужем, поэтому разговоры оказывались бессодержательными: «Как дела? Что делаешь? Ладно, перезвоню позже…»

Мать Лиза помнила отлично, помнила дом, где жила до знакомства с Сергеем, отца, который ушел из семьи лет десять назад и улетел на другую планету, а вот относительно работы в ее памяти зиял подозрительный провал, больше похожий на частичную амнезию.

Этим вопросом, собственно, и был вызван ее второй звонок матери.

— Привет, мам! — придав своему голосу как можно больше жизнерадостности, произнесла она.

— Здравствуй, Лизонька! Как у тебя дела?

— Да все хорошо, мам, не беспокойся, — ответила Лиза, хотя на самом деле была напряжена в этот момент до предела. Она сидела в гостиничном номере, прижимая к уху трубку мобильника, а в пальцах мелко дрожала неприкуренная сигарета. — Слушай, мам, мне никто не звонил с прежней работы?

На том конце связи на мгновение повисла тишина, будто этот простой вопрос мог вызвать замешательство.

— Нет, милая, — наконец ответила мать. — А почему ты спрашиваешь об этом?

— Да так, встретила тут одного знакомого, — солгала Лиза. — Обещал перезвонить, а вот куда, не уточнил.

— Нет-нет… Никто не звонил. А как зовут этого знакомого? — тут же заинтересовалась мать.

Лиза не умела лгать. Конечно, в жизни никто не обходится без мелких уверток, уловок, но у нее никогда не было природного дара находить мгновенный выход из внезапно сложившейся в разговоре ситуации. Вполне естественно, что она запнулась, и теперь уже с ее стороны в разговоре наступила короткая пауза.

На выручку пришло все то же, внезапно очнувшееся подсознание, в котором Лиза, хоть тресни, не могла разобраться все эти дни, сколько ни пыталась.

Первое пришедшее на ум имя было мужским и звучало достаточно странно: Фьетч.

— Фьетч, мама, — машинально произнесла она и по инерции добавила: — Сержант Фьетч.

— Сержант Фьетч?! — мгновенно насторожилась мать. — Никогда не слышала о таком. Милая, у тебя все в порядке с Сергеем?

— Да, конечно… Я очень его люблю… — Слова сами собой срывались с похолодевших губ, а в голове гулко билось это, вырванное из жизненного контекста имя, которое, вкупе с воинским званием, родило какую-то вспышку, болезненное, глубоко запрятанное воспоминание, взорвавшееся в душе, словно осколочная граната, но не принесшее с собой ничего, кроме этой яркой, тугой вспышки внутренней боли.

Что-то саднило, подсказывало: «Да, ты знала его, но Фьетча больше нет. Он умер».

— Ладно, мам, извини, перезвоню позже…

Прежде чем мать смогла что-то ответить или возразить, Лиза уже захлопнула панельку номеронабирателя.

Этот разговор состоялся сегодня, незадолго до полудня, а ближе к вечеру, окончательно измучившись от сомнений и догадок, она пошла на квартиру к Сергею, чтобы выяснить наконец, что именно он привнес в ее жизнь и почему, ради всего святого, она не помнит собственного прошлого?..

* * *

Сумерки давно перешли в густой, бархатистый ночной мрак, в городе зажглись миллионы огней, по улицам текли, переливаясь, волны света, а над всем этим висело струящееся в неживом блеске реклам горячее марево стремящегося в заоблачную высь городского смога.

Лиза подошла к окну и долго смотрела с высоты девяносто пятого этажа на мишурное великолепие ночной суеты.

У каждого огонька внизу была своя жизнь, своя судьба, свои надежды, чаяния, амбиции… Ползли по улицам фары машин, зажигались и гасли окна бесчисленных квартир, мелькали в ночном небе яркие болиды флаеров, и лишь в ее окне застыл густой, осязаемый мрак.