Время меча - Юрий Нестеренко Страница 7

— Но ведь Большой турнир состоится? — не оставляла интересующей ее темы Элина.

— Конечно. Он станет едва ли не главным событием в программе для наших гостей. Возможно, они и сами захотят принять в нем участие.

По тому, как вспыхнули глаза Элины, было ясно, что она добьется права выступления на историческом турнире, даже если ей придется сражаться в одиночку против всей дворцовой гвардии. Граф одобрительно улыбнулся. Принц подумал, что в принципе ему, как единственному представителю тирлондского двора, находящемуся сейчас в Тарвилоне, следовало бы немедленно связаться со своим послом и обсудить план дальнейших действий в свете готовящихся событий

— однако у него совершенно не было желания влезать в государственные дела; в конце концов, посол разбирается во всех этих тонкостях гораздо лучше принца и сам со всем справится. Четвертый же участник этой сцены, похоже, совершенно не заинтересовался новостью и принялся перебирать травы в своей корзинке.

В течение нескольких дней столица Тарвилона напоминала разворошенный муравейник. Весть о посольстве слишком долго держалась в секрете, и теперь множество купцов и ремесленников воздевало руки к небу, рвало на себе волосы и кляло на чем свет стоит как политиков с их вечными интригами, так и собственных недостаточно расторопных слуг и помощников — все боялись не успеть за те считанные дни, что остались до приезда послов. В самом деле, налаживание связей с полулегендарным Востоком открывало для торговцев захватывающие дух перспективы, и каждый мечтал предстать перед гостями в лучшем свете и в числе первых заключить с ними сказочно выгодные договора. Из столицы и в столицу, загоняя лошадей, неслись посланники с донесениями и распоряжениями; купцы из дальних областей, чувствуя, что им никак не поспеть в Роллендаль со своими товарами, приказывали своим столичным представителям, не считаясь с расходами, скупать товар у местных ремесленников и торговцев

— однако те, в свою очередь, тоже смекали, что к чему, и взвинчивали цены до небес, к вящему возмущению простых горожан; на базарах в эти дни можно было наблюдать ожесточенные перепалки, весьма активизировались также всяческие воры и мошенники. Однако это ничуть не грозило беспорядками — напротив, настроение в городе было праздничным, и самый последний нищий с нетерпением ждал событий, которые, похоже, пышностью и весельем должны были затмить даже ежегодные карнавалы в честь Праздника Урожая.

Разумеется, вся эта суета захватила не только простолюдинов. Дворяне даже самых захудалых родов, едва заслышав весть о прибывающем посольстве, устремлялись в столицу — многие впервые в жизни, некоторые даже впервые за несколько поколений. Кого-то влекло обычное любопытство, кто-то строил туманные честолюбивые планы, связанные не столько даже с самим посольством, сколько с возможностью завязать выгодные знакомства среди съезжающейся в столицу знати; отцы надеялись представить ко двору подросших сыновей, а маменьки снаряжали в дорогу киснущих в провинциальной глуши девиц на выданье.

Правители и министры соседних королевств, кусавшие локти по поводу тарвилонского успеха, тоже, разумеется, надеялись все же обратить ситуацию себе на пользу. В Роллендаль прибывали как официальные делегации, так и многочисленные частные путешественники. В частности, Большой рыцарский турнир, бывший обычно сугубо внутренним мероприятием Тарвилона (а по большей части и вовсе Роллендаля и окрестностей), теперь должен был принять рекордное количество иностранных гостей.

И вот, наконец, торжественный день настал. Улица, по которой должны были проехать послы, была полна народом; городской страже пришлось потрудиться, очищая проезжую часть и предотвращая давку. Люди высовывались из окон, стояли на каждом балконе, кое-кто расположился даже на крышах. Большинство надело свои лучшие наряды, у многих были разноцветные флажки, которыми они готовились размахивать, приветствуя гостей.

Ровно в полдень под стенами города троекратно протрубили рога, и Восточные ворота, закрытые за час до этого, отворились. Первыми в город въехали две дюжины королевских гвардейцев в сверкающих позолотой панцирях. За ними на некотором расстоянии гарцевали двое герольдов со знаменами; одно

— алое, с привычным золотым орлом Тарвилона, а другое совсем необычное, с длинной бахромой по периметру и тремя конскими хвостами на верхушке древка; на зеленом полотнище с четырьмя звездами по углам разевал пасть белый дракон, а вокруг него шла надпись причудливой вязью неизвестного на Западе языка. Следом, наконец, показались первые представители Востока — это была дюжина воинов в серебряных кольчугах, с кривыми мечами у пояса и круглыми щитами; на пиках их островерхих конических шлемов развевались конские хвосты. Их мохнатые лошади казались неказистыми для западного глаза, но знаток конских статей сразу оценил бы их силу и выносливость. За ними въехало еще шестеро всадников, и при их появлении застывшая в ожидании толпа зашумела, какая-то женщина взвизгнула, передние ряды попятились. Реакция была бы и более бурной, но посольство, как-никак, ехало по территории Тарвилона уже не первый день, и слухи уже успели его опередить. Но все равно открывшееся зрелище было неожиданным, ибо ездовые животные воинов не имели ничего общего с лошадьми, и куда больше походили на демонов из легенд. Ростом около десяти футов, покрытые чешуей, они широко ступали мощными трехпалыми задними лапами, а маленькие передние конечности держали перед грудью, перекрещенной широкими ремнями сбруи. Посредством этих ремней на их спинах были укреплены сложные, похожие на кресла сиденья — тела животных были лишь слегка наклонены вперед, и на них нельзя было просто сидеть, как на лошади. Наклонное положение тела уравновешивал мощный, но кургузый хвост. Но самое жуткое впечатление, конечно, производили усеянные ровными коническими зубами пасти, которым, вероятно, ничего не стоило перекусить человека пополам. Тем не менее, всадники легко управляли этими чудовищами посредством поводьев, продетых в ноздри тварей. У этих всадников, в отличие от первой дюжины, шлемы закрывали лишь затылки, но не лица, и горожане могли рассмотреть их желтую кожу, раскосые глаза и тонкие нитки черных усов.

Следом снова въехали наездники на лошадях — на сей раз без доспехов, в свободных и ярких одеждах, расшитых звездами и драконами. Их было трое, и у каждого на седле была закреплена длинная, в человеческий рост, медная труба с широким раструбом. Едва миновав ворота, они остановили коней, сняли свои трубы с креплений и поднесли их к губам, огласив окрестности резкими и громкими звуками. Затем трубы смолкли, и в наступившей тишине послышались тяжелые ритмичные шаги какого-то огромного существа.

Никогда еще в ворота Роллендаля не входило ничто подобное. Более всего оно походило на дракона, которые сгинули вместе с чародейской эпохой, но сходство было достаточно отдаленным. У чудовища не было крыльев, да и формы тела явно не предназначались для полета; четыре ноги-тумбы также не походили на цепкие драконьи лапы. Шея была длиннее, а голова — меньше драконьей и не такая свирепая на вид.

На этой шее возле самой головы сидел смуглокожий погонщик в ярко-желтой одежде; у основания шеи на специальных площадках стояли двое воинов с копьями, на которых трепетали зеленые и белые вымпелы; вокруг гигантского горба чудовища были укреплены 4 корзины, и в них стояли 4 воина в золотых кольчугах с луками и колчанами за спиной — в руках каждый из них держал уменьшенную копию зеленого штандарта: и, наконец, на вершине горба, на мягких валиках сиденья под балдахином, восседал, скрестив ноги, тучный человек лет пятидесяти, в расшитых золотом и драгоценными камнями одеждах. На его широком узорчатом поясе висел большой кривой меч в отделанных бриллиантами ножнах, а на его шлеме простирал серебряные крылья дракон, державший в пасти огромный изумруд — пожалуй, равного камня не нашлось бы и в королевской сокровищнице Тарвилона. Это и был глава восточного посольства. Толпа, несколько оправившаяся от всего этого величия и блеска, взорвалась приветственными криками. Посол соизволил милостиво наклонить голову направо и налево и на протяжении дальнейшего пути до дворца сидел неподвижно, как изваяние.