Зачарованная - Холли Блэк Страница 7

— Не трать свои вопросы впустую!

Затем конь сорвался с места и поскакал среди деревьев, двигаясь со скоростью и изяществом, недоступными ни одному живому существу. От ударов его копыт опавшая листва разлеталась в сторону. Шкура странного существа блестела под луной.

Прежде чем Кайя собралась с мыслями, она осталась в лесу одна. Одинокая, дрожащая и полная гордости. Она пошла забрать свой плащ, и отблеск света коснулся ее глаз. Стрела.

Девушка опустилась на колени и подняла ветвь с железным наконечником. Ее палец пробежал по грубой коре и коснулся неестественно теплого металла. По телу Кайи пробежала дрожь, и она уронила стрелу обратно в грязь. Лес неожиданно стал угрожающим и темным, и Кайя пошла обратно к шоссе. Ей казалось, что если она сейчас побежит, то уже не сможет остановиться.

Кайя поставила ногу на скользкий земляной бортик, отмечавший границу лужайки перед бабушкиным домом, и перелезла через него. Она проскользнула мимо переполненного мусорного контейнера, потрепанного автомобиля и ржавых жестянок из-под кофе, связанных проволокой и служащих изгородью для запущенного цветника.

В доме, похоже, горели все лампы, подсвечивая изнутри грязные шторы на окнах. В гостиной мерцал голубой свет — там работал телевизор.

Кайя открыла дверь черного хода и вошла в кухню. В мойке громоздились кастрюли и сковородки, покрытые засохшими остатками пищи. Предполагалось, видимо, что их должна мыть Кайя. Но вместо этого она залезла в шкафчик, достала миску, налила в нее молока и положила сверху черствый ломтик белого хлеба. Это нужно сделать, думала она, осторожно открывая дверь и ставя миску на ступени крыльца. Пусть даже единственными ценителями этого угощения будут соседские коты.

Затем Кайя прокралась в гостиную. По другую сторону от ведущей наверх лестницы сидела перед телевизором Эллен. Она ела один из миниатюрных сникерсов, которые бабушка купила, чтобы раздавать ряженым в Хэллоуин.

— Блин, да оставь меня в покое, — пробормотала Эллен с набитым ртом.

— Ты думаешь, я ничего не знаю. Хорошо, что ты у нас умница, верно? — произнесла Кайина бабушка сладеньким тоном, который так бесил Кайю. — А если ты такая умница, то как вышло, что ты одна? Как вышло, что мужики тебя просто используют, а потом бросают? Как вышло, что тебе больше некуда податься, кроме как к старой глупой матери?

— Я слышала эту долбаную песню уже миллион раз.

— Ну так послушай еще раз, — не сдавалась бабушка. — Где носит твою дочь? Уже почти час ночи! Тебя вообще волнует, что она околачивается невесть где и невесть с кем, делая все возможное, чтобы стать такой же, как…

— Даже и не заговаривай о моей дочери! — с неожиданной яростью ответила Кайина мать. — С ней все в порядке. Не лезь к ней со своими гадостями.

Кайя наклонила голову пониже и попыталась как можно быстрее и тише проскользнуть наверх.

Она заметила свое отражение в зеркале. Тушь и блестящие тени стекли на скулы и щеки, образовав черные и цветные потеки, как будто она долго и горько плакала. Помада с губ почти стерлась, зато на левой щеке красовался жирный мазок — должно быть, задела рукой, когда вытирала лицо.

Повернувшись, Кайя снова украдкой покосилась на гостиную. Мать перехватила ее взгляд, закатила глаза и незаметным взмахом руки дала ей понять, что лучше сейчас не показываться на глаза бабушке.

— Пока она в этом доме, она будет жить по моим правилам, по которым когда-то жила ты. Мне плевать, что последние шесть лет она провела в крысиных гостиницах с бандитами, которых ты туда водила. Отныне эта девочка будет получать должное воспитание.

Кайя прокралась по лестнице и вошла в свою комнату, бесшумно закрыв дверь.

Крошечный белый туалетный шкафчик и короткая кровать словно принадлежали кому-то другому. Две ручные крысы, Исаак и Армагеддон, возились в старом аквариуме, водруженном поверх коробки со старыми игрушками.

Девушка содрала плащ и, не удосужившись принять душ, залезла в кровать, завернулась в одеяло и подобрала ноги, чтобы не упираться ими в спинку кровати. Кайя знала, что такое одержимость: она видела, как страстно ее мать желала известности, как вилась она вокруг мужчин, которые обращались с ней хуже, чем с дерьмом. Кайя не хотела иметь несбыточных желаний и хотеть кого-либо, кого никогда не сможет заполучить. Но сегодня вечером она позволила себе думать о нем и его торжественных и церемонных словах; он говорил с ней так не похоже ни на кого другого! Она позволила себе думать о его мерцающих глазах и странной улыбке.

А потом Кайя погрузилась в сон, словно в темную теплую воду.

Папиросы — это совершеннейший вид высшего наслаждения, тонкого и острого, но оставляющего нас неудовлетворенными. Чего еще желать?..

Оскар Уайльд. «Портрет Дориана Грея» [2]

Кайя стояла в ручейке, держа куклу Барби за белокурые волосы и чувствуя, как прохладная вода щекочет ступни. Солнце жарко светило в спину, вокруг пахло зеленью и нагретой землей. Кайе было девять лет.

У нее осталось чудесное ощущение сна, хотя она знала, что все происходило не совсем так. Зеленое теплое воспоминание пришло из более раннего времени. Но в этом лоскутном сне Шип сидел на моховом ковре, устилавшем берег ручья. Люти обнимала за талию куклу Кена; ее радужные, как у бабочки, крылья слегка подрагивали, когда она пела непристойную песенку, заставлявшую девятилетнюю Кайю одновременно хихикать и краснеть.

— Могу я притвориться, будто он

Мой друг сердечный и в меня влюблен.

Но видя без одежды его, я

Готова просто плакать в три ручья.

На гладкую пластмассовую грудь

Нельзя со вздохом ласковым прильнуть.

Ах, кукла-мальчик, голубые глазки!

Скучает кукла-девочка без ласки.

Хрящ молча стоял рядом с Кайей. Засмеявшись, она повернулась к нему, и он хотел заговорить, но с языка его сорвался только белый камешек, который бултыхнулся в воду и погрузился на дно, сияя странным светом.

— Увы, не понимает мой намек

Пластмассовый и глупый паренек!

Не знает, что у каждой у девчонки

Хорошенькая штучка под юбчонкой.

Хриплый вскрик заставил Кайю взглянуть вверх. На дереве сидел ворон, его черные перья переливались радугой, как бензиновая пленка на воде. Когда ворон склонил голову, уставившись на девочку, глаза его оказались такими же белыми, как утонувший камешек.

— Но не горюй, что не находишь штучку,

— Он сам свою найти не может ручку!

Ворон, царапая ветку когтями, передвинулся чуть в сторону, а затем сорвался со своего насеста. Миг спустя, оставив на запястье Кайи царапины от когтей, а на тыльной стороне ладони отметину от клюва, он взмыл в воздух, унося Барби.