Ведьма и тьма - Симона Вилар Страница 7

Оставили в покое, даже набросили на голые худенькие плечи овчину, чтобы согрелся. Летняя ночь хоть и теплая, но после того, как он столько пробыл в воде, зуб на зуб у Домовенка не попадал, трясся весь. А потом ему дали испить медовухи. Вкусная! Слаще молочка!

– Я из Киева, – сказал он наконец, стараясь ничего не перепутать. – Меня послали к воеводе Претичу.

– Ишь ты, сразу к Претичу! А сам-то чей будешь?

– Из Киева я пробрался. Надо мне воеводу Претича отыскать. С ним говорить велено.

И подумал – все ли верно сказал?

Похоже, что так. Ибо все вокруг притихли, а к Домовенку подошел крепкий, облаченный в кольчугу витязь. Чуть тронутые сединой кудри из-под высокого островерхого шлема выбиваются, пышная борода почти скрывает золоченую гривну – знак высокого положения.

– Говори, отрок. Я и есть Претич.

Голос Малфриды словно шептал в голове Домовенка, и он стал повторять за ним: дескать, велено передать, что если уже назавтра они не окажут помощь Киеву, то люди сдадутся печенегам.

– Как это сдадутся? – завосклицали вокруг. – Совсем, что ли, ополоумели – под печенега идти!

– Да голодно в городе. Воды мало, пищи совсем не осталось.

Претич потер лоб, сдвинув на затылок шлем.

– Я ведь знаю, что ведьма Малфрида к княгине отправилась. Помочь хотела. Неужто не помогла?

– Княгиня от ее помощи отказалась, – важно отозвался Домовенок. Не забыл еще того, что от Сирин услышал. Да и Малфрида будто нашептывала то же.

– Ну, это уж глупость, – развел руками Претич. – Но до чего ж упряма княгиня!

А Домовенок все повторял:

– Ждут вас, на помощь надеются. Иначе сдадутся на милость печенегов.

– Да какая ж милость от копченых! – шумели вокруг. – Лучше уж с голоду…

– Это нам тут сподручно судить-рядить, что лучше, а что нет, – рыкнул на сотоварищей Претич. – Но одно знаю: если не поможем княгине, погубит нас Святослав. Не простит.

Настала тишина. Домовенок сидел на песке и смотрел на воев, удивляясь, отчего все такие понурые. Ведь руки-ноги имеют, речи говорят, строят планы, могут пойти на помощь Киеву, могут не пойти. Люди, одним словом.

Ополченцы Претича все еще спорили. Говорили, что вольно же Ольге приказывать, она-то хоть правительница и мудрая, но не воевода, потому и не понимает, что их тут всего пять сотен и с ордой им не совладать. Да и кто они сами, ополченцы, – еще вчера пахали, ковали, сукно валяли и лишь по нужде взялись за косы да рогатины. Как отогнать от града степняков, которые всю жизнь провели в набегах? Враз сметут их. А лучших воинов князь с собой в Болгарию увел. За чужими землями Святослав пошел, а тут, на Руси, вон что творится. Но если придет и узнает, что они за Днепром отсиживались, и впрямь не помилует.

– А что, совсем худо во граде? – вновь обратился к Домовенку Претич.

Домовенок не знал. Потому и повторил: не помогут они Киеву – сдаст его княгиня. Причем сказал это странно тихим голосом, словно громко говорить уже сил не хватало.

– Ладно, ступай, отрок, – положив теплую ладонь на его плечо, сказал воевода. – Ты и так великое дело сделал – из Киева смог сквозь печенежский стан прокрасться да реку вон какую переплыть. На это небось немало силенок надобно. Так что спасибо тебе от всех нас и низкий поклон. А теперь… Эй, проводите хлопца, пусть отдохнет после трудов.

Домовенок поднял голову. Никто и никогда не выказывал такой заботы о нем. И ему вдруг так хорошо сделалось! Хотел сказать: мол, и я с вами. Но сил совсем не осталось. И, когда его стали увлекать в сторону, пошел послушно, спотыкаясь и проваливаясь в сон. А сердце стучало тихо-тихо… едва слышно.

Утром, ближе к рассвету, когда густой туман еще клубился над рекой, от левобережья к Киеву двинулись лодки, полные облаченных кто во что ополченцев. Претич стоял на первой из долбленок, оглядывался на своих. Лодок-то у набранных им в последние дни людей было достаточно, насобирали в окрестных рыбачьих селениях. И в каждой сидели его люди, гомонили, в рога дудели, оружием колотили по щитам. Шумели сильно.

Печенеги на берегу всполошились, стали собираться, гадая, что творится. Не понравилось им это. А тут еще на заборолах Киева загудели трубы, забили тулумбасы, послышались крики радостные: «Святослав! Святослав наш идет!»

При одном известии, что страшный воитель Святослав, лихой степной пардус [22], на подходе к Киеву, в стане печенегов началась паника. Имели они суеверный страх перед русским князем, который никогда не проигрывал и никого не щадил… Так что и часа не прошло, как печенеги с шумом, криками и скрипом колес откатились от Киева, ушли за холмы… А когда рассвело окончательно, стали понемногу соображать. И послали нескольких всадников разведать, что же происходит.

Но этого часа оказалось достаточно, чтобы княгиня Ольга с сыновьями Святослава уже вышла из города и ее усадили в одну из долбленок. Народ киевский тоже толпился у воды, спешили с ведрами и коромыслами, ибо от Претича уже узнали, что нет поблизости Святослава с воинством, что ошиблись они… Так ведь и печенеги ошиблись.

Когда показалась группа печенежских всадников, люди побежали обратно в город. Только Претич еще оставался на берегу с несколькими воинами ополчения, прикрывая отход горожан. Они-то и заградили путь печенегам.

Но те не торопились нападать. Один молоденький хан выехал вперед, остановил коня перед Претичем.

– Кто вы такие и откуда? – спросил на ломаном языке русов.

– Мы с той стороны Днепра, – ответил воевода, не опуская направленного на печенега копья. Казалось, еще миг – и метнет.

Но молодой хан не испугался. Рассматривал Претича, оценивал добротность его кольчуги, крепкую стать, видел и золотую гривну с подвесками на груди.

– А ты не сам князь ли? – спросил он.

– Я его воевода. Пришел с княжескими передовыми отрядами, – отозвался Претич. – А князь уже скоро тут будет с превеликой силою.

Хан задумался, потом отъехал к своим спутникам, к шаманам, увешанным амулетами. Те что-то негромко лопотали, лица их были сумрачными, голоса тревожными.

Претич стоял, не двигаясь. Он знал, что лодка с Ольгой и княжичами уже достаточно далеко, а самому ему если что и угрожает, то дешево он жизнь не отдаст. И чести его урона не будет, если падет, защищая правительницу Руси.

Но хан, возвратившись, лишь сказал:

– Будь другом мне, храбрый батыр. И князю своему передай, что мы не хотим с ним враждовать.

– Добро, буду, – опустив копье, кивнул Претич.

После этого печенег спешился и передал воеводе узду своего коня, а также, в знак мирных намерений, передал свой лук и стрелы. Ну и Претич не оплошал: копье-то он при себе оставил, но меч свой, щит и кольчугу передал хану. Это была мирная сделка, так что можно было на что-то надеяться… если, конечно, печенеги не опомнятся и не вернутся, сообразив, что их обманули.