Михаэлла и Демон чужой мечты - Катерина Полянская Страница 7

Избавившись от одежды, превратившейся после бурного дня в кусок изодранной тряпки, я осторожно осмотрела и ощупала себя. Синяк на боку выглядел ужасно, от малейшего прикосновения к нему на глаза набегали слезы.

Прохладная вода не только смыла грязь, вроде бы даже и боль стала меньше ощущаться. Хотя, может, я просто начала привыкать к ней. Хотелось лечь и уснуть, а проснувшись, понять, что этого дня не было. Ведь за него произошло столько всего, чего вроде бы не могло случиться… Вот бы мне и правда привиделось!

Однако когда я влезла в чистое платье, желудок сжался вполне по-настоящему. Это заставило вспомнить о лепешке с зеленью, припасенной на завтрак, но так и не съеденной. Она, конечно, давно остыла, и гостю половину отделить придется, но от одного только запаха я почувствовала себя чуточку счастливее.

— Есть хочешь? — Я осторожно сунулась к беловолосому, который так и сидел с отсутствующим видом.

Но при моем появлении… вернее, когда запахло едой, сразу же оживился.

— Ага. Так вот чего мне хотелось! — и жадно потянулся за своей долей.

Ужин был скудный, но от комментариев по этому поводу кое-кто воздержался. Хотя свою половину лепешки умял в минуту и время от времени поглядывал на мою, но я не изъявила готовности ее уступить, а он не стал просить. Что ж, может, мы и поладим.

— Откуда зелень? — нарушил молчание он, когда я уже доедала.

Видимо, чтобы отвлечься.

— В кухне на подоконнике вырастила, — отозвалась я и торопливо запихнула в рот последний кусочек.

Голубые с золотом зрачка глаза оглядели меня как-то странно, и их обладатель медленно произнес:

— У тебя бок сильно ушиблен. Но прости, лечить пока не рискну. Я точно не уверен, что умею это делать.

— Переживу, — отмахнулась я. Только бы наемники Ффруа не нагрянули, а остальное все не важно! — Кстати, надо имя тебе придумать, а то без него неудобно.

Мужчина наморщил лоб, но уже миг спустя уверенно покачал головой.

— Спасибо, но у меня уже есть. Тавиш.

Непривычно. Но ничего, запомнить несложно.

— А я — Михаэлла, — вспомнила, что так и не представилась.

— Красиво. — Никогда раньше даже близко применительно ко мне не говорили этого слова, и я, признаться, немного растерялась. Под платком щеки непривычно защипало. — Даже слишком красиво для простой деревенской девки.

Вторая часть похвалы прозвучала малость снисходительно, но восторг, захлестнувший меня изнутри, и смущение нисколько от этого не померкли. А еще вдруг отчаянно захотелось узнать, какой бы я была, если бы меня не обезобразила болезнь. То есть, разумеется, я могла это себе вообразить, но сейчас, как никогда, захотелось хоть на миг увидеть свое лицо без уродливых следов.

— Моя родная мама была не из этих мест, — призналась, будто оправдываясь.

— Заметно, — пробормотал Тавиш, аккуратно придерживая одеяло, чтобы не сползало. А потом вдруг попросил: — Можешь снять платок?

— Зачем? — Такие просьбы у меня всегда вызывали резкое неприятие, и сейчас я инстинктивно вцепилась в свою защиту от мира. Крепко. Только ощутив легкую ломоту в пальцах, поймала себя на этом движении.

Мимика странного создания, сидящего передо мной, была не очень богата, будто бы он действительно к телу пока не привык и даже стеснялся им пользоваться, но сейчас он слабо улыбнулся. Наполовину. Одним уголком губ.

— На минутку. Пожалуйста.

Сначала хотела отказаться и уйти спать, но переборола себя. Это, наверное, на меня так подействовало его заступничество и еще то, что впервые после смерти мамы Мианны я вот так сижу с кем-то, ужинаю, разговариваю. Вот и мысли непрошеные выплыли: о том, что было бы, если бы лицо мое не было испорчено, как Тавиш, оказавшийся знатным и влиятельным, смог бы заступиться за меня… Надо это прекращать.

И я, словно противореча чему-то невидимому, упрямо сжала губы и молча сдвинула платок назад, как если бы он был капюшоном.

Тавиш медленным изучающим взглядом прошелся по моему лицу.

— Да уж, — выдавил он через некоторое время.

— Ага…

Странная реакция. Непривычная для меня. Не было в ней ни отвращения, ни попытки обидеть, ужалить побольнее, ни даже сострадания. Он просто смотрел, как смотрят на прохожих на улице. Как на нормального человека смотрел.

Хотя чему я удивляюсь, он сам немного ненормальный!

Оправдав таким образом для себя странное поведение нового знакомого, я все равно не смогла побороть желания спрятаться и уже через минуту снова скрылась в недрах платка.

Пока мы ужинали и знакомились, вечер не просто наступил, но и плавно перетек в ночь. Я оставила в распоряжении гостя жесткий скрипучий диван и вытащила из шкафа подушку, а сама направилась в крохотную спаленку, которую прежде делила с мамой Мианной, а теперь занимала одна. Опасность все еще пугала, и червячок сомнений в глубине души неприятно ворочался, но усталость была так сильна, что я согласна была упасть где угодно и немедленно уснуть.

Будь что будет…

— Не волнуйся, никто не придет. А если придет, я с ними разберусь, — словно почуяв мои мысли, заверил непонятный и немного пугающий гость.

Я не особо поверила, просто возражать не осталось сил. Это был очень долгий день.

— Надо будет завтра раздобыть тебе штаны, — пробормотала одновременно с зевком.

Скрывшись за шаткой дверью, я краткий миг жалела, что на ней нет замка, а потом прямо в одежде забралась под одеяло и мгновенно уплыла в темноту.

Утро началось внезапно. Привычка просыпаться в определенное время взяла свое.

Было еще темно, и я позволила себе минутку полежать, вспоминая, почему оказалась под одеялом в одежде и отчего чувствую себя не лучшим образом. Вспомнила. Весь вчерашний день чередой картинок промелькнул перед глазами. Совсем тоскливо стало.

Но делать нечего, письма за меня никто не разнесет, надо вставать и идти работать.

Осторожно выскальзывая из единственной в доме спальни, я старалась не шуметь, поскольку думала, что Тавиш еще спит, и не хотела его тревожить. И уж точно не ожидала застать гостя не просто бодрствующим, но сидящим за столом, притом в штанах и длинной рубахе. Ему не особенно шло, но главное — одежда была. А на столе лежали овощи, хлеб, сыр, яйца и кольцо домашней колбасы.

Э-э-э?! Может, я еще сплю? И мне снится красочный, на диво правдоподобный сон? Потому что такого съестного изобилия в моем домике еще накануне вечером точно не водилось. Я бы знала.

Желание по-детски потереть кулачками глаза подавила.

А тут и Тавиш меня заметил.

— О, рано ты. Чего стоишь, как не родная, садись, ешь и пошли отсюда.

Все же не сон. И что-то мне подсказывает, что в самое ближайшее время я еще не раз об этом пожалею.