Молот и наковальня - Гарри Тертлдав Страница 7

— Конечно. Конечно, поддержу. И не я один. Весь клан Маниакисов будет целиком на твоей стороне. — Губернатор из-под насупленных бровей взглянул на брата и племянника.

— Отныне и навсегда, — сразу отозвался Симватий.

— Отныне и навсегда, — звонко подтвердил Регорий. — Но если бы и ты не решился, кузен, мне пришлось бы брать ответственность на себя.

Младший Маниакис изучающе посмотрел на двоюродного брата. Неужто, не успев даже начать путь к трону, он уже обрел соперника?

— Конечно, — еще раз повторил старший Маниакис, — раз так, мы попытаемся. — Но словам губернатора не хватало убежденности. Чуть помолчав, он разъяснил причину своих сомнений:

— Любая неудача для нас равносильна гибели. Причем погибнет весь наш клан. Чада и домочадцы, слуги и друзья. Все, до кого сможет дотянуться кровавая рука Генесия. А потому мы не вправе ошибаться. Теперь вот что. Нет никакой необходимости выступать немедленно. Надо быть безумцем, чтобы двинуться в поход на Видесс без подготовки. Перед тем как предпринять такую попытку, надо продумать все до мелочей. Как следует и не раз.

— Безусловно, — сразу согласился младший Маниакис. Стоявший рядом с ним Регорий нетерпеливо, словно норовистая лошадь, переступил с ноги на ногу. Мысль о возможных проволочках была ему мучительна. Парень рвался в бой.

— Порой самый прямой путь оказывается далеко не самым коротким, — успокаивающе сказал ему младший Маниакис.

Губернатор просиял.

— Сын мой! — взволнованно произнес он. В голосе его звучала гордость. — Похоже, жизнь тебя уже кое-чему научила! — И старший Маниакис крепко обнял младшего.

— Ну, раз уж мы решились, — сказал Симватий, — пора готовиться к ужину. Будет весьма интересно посмотреть на лицо Курикия, когда тот обнаружит, что собрался стать тестем будущего Автократора!

— Но Генесий тоже вскоре узнает об этом, — нахмурился младший Маниакис. — Надеюсь, такое известие не причинит вреда Нифоне. Курикий успел сказать мне, что она укрылась в женском монастыре.

— Вот и еще один повод для беспокойства, — заметил, старший Маниакис. — Когда мы выступим в поход, перечень подобных забот будет удлиняться каждый день. Притом очень быстро. Ладно, пока оставим это. Симватий прав: пора готовиться к ужину.

* * *

Вот и еще один повод для беспокойства… Эта мысль неотступно преследовала младшего Маниакиса, пока он шел по направлению к столам, расставленным среди цветов во внутреннем дворе крепости. На его руку опиралась Ротруда; Таларикий семенил рядом, держась за руку матери. Интересно, как поведет себя Курикий при виде будущего зятя, спокойно шествующего в сопровождении возлюбленной и незаконнорожденного сына?..

По правде говоря, особых поводов для недовольства у казначея быть не могло, ведь младший Маниакис отнюдь не был монахом, и от него нельзя было требовать воздержания все те долгие годы, пока он оставался вдалеке от своей суженой. С другой стороны, казначей, возможно, рассчитывал, что будущий родственник не станет столь открыто демонстрировать свою связь. Маниакис долго обдумывал этот вопрос. Если бы он не взял Ротруду с собой, пошли бы разговоры, будто он стыдится ее, что не только не соответствовало действительности, но и взбесило бы Ротруду.

Большинство вельмож, бежавших из столицы, уже находились во внутреннем дворе. Они негромко переговаривались, пили вино и благовоспитанно делали вид, будто восхищены растущими повсюду великолепными цветами.

Младший Маниакис прекрасно понимал, что лишь вежливость по отношению к хозяевам заставляет сановников быть настолько неискренними, ведь городские сады Видесса затмевали своим великолепием небольшой садик губернатора так же легко, как восходящее солнце затмевает самую яркую звезду.

Едва вельможи увидели Ротруду, обсуждение достоинств сада прекратилось само собой. Женщины из Халогаланда были редкими гостьями в Видессии, и золотые волосы Ротруды словно магнитом притянули к себе взоры гостей. Великолепная грива золотых волос была самой яркой особенностью ее облика, но все остальное им не уступало: большущие темные бездонные глаза, сильный решительный подбородок, выступающие скулы, красивый прямой нос, высокий стройный стан — она почти не уступала ростом Маниакису, которого никак нельзя было назвать малышом, — и, наконец, великолепные формы, испокон веку делающие женщину женщиной…

Пристальные, почти нескромные взгляды гостей наполнили младшего Маниакиса гордостью. Но те же взгляды заставили Ротруду чувствовать себя не совсем удобно.

— Они уставились на меня, будто на невиданное заморское чудовище из жарких стран со свиным рылом вместо лица, — сказала она, повернувшись к Маниакису. Хотя ее видессийский был правильным, говорила она, растягивая слова, чуть замедленно, с легким певучим акцентом.

— Просто они поражены и восхищаются тобою, — ответил он. — Если бы ты родилась в империи, все они сейчас были бы у твоих ног.

— Если бы я родилась в империи, то выглядела бы точно так же, как все остальные, и тогда они даже не взглянули бы на меня. — Ротруда наклонилась, ласково взъерошила волосы Таларикию. — Никому ведь не приходит в голову пялиться на твоего сына, который так похож на тебя!

— Да, — согласился Маниакис, — похож. — Волосы малыша, по которым ласково пробежались пальцы Ротруды, столь же черные, как волосы его отца, были, однако, прямыми, а не волнистыми. Кроме того, кожа у Маниакиса была темнее, чем у большинства видессийцев, у Таларикия же светлее. Да и чертами лица малыш напоминал мать, хотя его нос уже сейчас, когда ему едва сровнялось три года, подавал большие надежды. Скорее всего, этот нос очень скоро станет таким же впечатляющим, как у всех Маниакисов.

Тем временем Курикий решительно приблизился к Маниакису и его спутникам. Разговоры остальных вельмож сразу стихли. Все ждали дальнейших действий казначея. Тот отвесил глубокий поклон и сказал:

— Счастлив вновь встретиться с тобой, высокочтимый Маниакис! — Курикий говорил вежливым, нейтральным голосом. — Не окажешь ли мне честь, представив своих спутников?

— Охотно, — ответил Маниакис, стараясь не уступить Курикию в обходительности. — Высокочтимый Курикий! Позволь представить госпожу Ротруду и ее сына, нашего с ней сына, Таларикия!

Ну вот. Правда наконец прозвучала. И пусть Курикий поступает с этой правдой так, как ему заблагорассудится.

— Очень приятно, — поклонившись еще раз, осторожно сказал казначей. — Я так понимаю, что госпожа Ротруда — твоя жена?

— Нет, высокочтимый, — последовал спокойный ответ. — Разве я не помолвлен с твоей дочерью? — Маниакис говорил уверенно, поскольку в свое время не скрыл от Ротруды свое обручение с Нифоной. Ротруда всегда предпочитала воспринимать мир без прикрас, таким, каков он есть. К тому же при ее сильном, вспыльчивом характере скрывать от нее столь важное обстоятельство было бы неблагоразумно и, пожалуй, даже небезопасно. До сего дня обручение Маниакиса и Нифоны мало беспокоило ее. Какая-то незнакомая женщина в далеком Видессе казалась ей чуть ли не туманным призраком. Но стоявший перед ней Курикий был вполне осязаем, что сразу сделало более реальным образ его дочери.