Магистр - Дмитрий Дикий Страница 70

Зато были другие люди. То, что позже стало палатой, или советом Торн, создавалось без названия и не в Англии. Де Катедраль прибыл на Остров с материка неспроста: организация, символом которой стал идущий вперед котенок с птичьим пером во рту, возникла в конце пятнадцатого века в герцогстве Тоскана, куда слал из Рима свои письма кардинал Джованни Медичи, по-прежнему располагавший там поклонниками банкирского рода, породившего Ренессанс. Джованни был сыном Лоренцо Медичи, ровесником Чезаре Борджа, ненавистником папы Александра и с 1513 года, когда ни Александра, ни Чезаре уже давно не было в живых, – папой под именем Лев Х. Это он любил Лукрецию Борджа и никогда никому так и не признался в этом. Это он погубил Чезаре в засаде под Вианой в 1507 году. Это он обнаружил и идентифицировал в высокогорном монастыре Бадья а-Кольтибуоно подкинутого туда мальчика по имени Джованни и, не посмев уничтожить его, как чужими руками уничтожил его отца, лишь выслал его за пределы италийских земель, с тем чтобы тот появился позже во французском городе Монпелье под испанской фамилией Ланцол.

Вот этот-то Джованни-Лев, бывший скорее не львом, а котенком, создал совет, основной целью которого было наблюдение за потомками Александра и Чезаре, Ланцолами-Копьеносцами, созидателями. На этом история двух Джованни завершилась, перейдя, с одной стороны, к совету, ас другой – к Копьеносцам: совет должен был им противодействовать. Наблюдательный Джованни понял: силы I Magi по мере передачи от отца к сыну аккумулировались. Он не знал точно, что именно делают Копьеносцы, но знал: ни он, ни кто-то другой не хочет того же. Ланцолы, менявшие мир росчерком пера, практически никогда не проигрывающие в прямом бою – не только благодаря Копью, но и потому что вместе с Копьем они передавали по мужской линии несравненное умение пользоваться оружием, которым прославился еще Венсан, – эти Ланцолы должны были рано или поздно стать добычей котенка, безобидного котенка, умеющего ловить птиц.

Совет, получивший в какой-то момент название Gattamelata – «Медовая кошка», спустя пару веков наблюдений за своими врагами окреп, вошел в силу и начал действовать. Поначалу действовал он, правда, довольно скупо и по мелочи. Там подставят неугодного немецкого князька, здесь заиграют тысчонку дукатов, там протиснут своего человека в парламент, здесь поднимут народ на минибунт, там поэкспериментируют с расколом. Но руки с пульса Ланцолов Гаттамелата не снимала в течение всей их истории. Ведь даже хотя после ужасающего финала, постигшего Александра, Чезаре и Лукрецию, Борджа держались тихо и в дела престолов почти не вмешивались, они по-прежнему не давали спокойно спать Гаттамелате и прочим врагам. Копьеносцы словно ушли в подполье, но это не означало, что они бездействуют. Они создавали Ур.

…Голодный шар замолчал, рассказав все, что знал. Он явно ожидал чего-то от Винсента – ждал, что тот отдаст ему что-то важное, большое и насыщающее.

Вместо этого Ратленд со стоном поднялся с кровати и, держа злобно шипящий шар в нетвердых руках, покачиваясь, направился в кабинет. Там он налил в стакан холодной воды, сел в кресло и положил на угол стола странное охотничье приспособление, которое про себя окрестил «светом мертвых», Lux mortuorum [149](хотя прекрасно понимал, что на самом деле обозначала буква L). La cantarella не убила его, и теперь он был совершенно спокоен: он нашел отцовскую линию крови и был уверен, что со временем избавится от всех оставшихся слепых пятен.

Кроме того, было необычайно полезно узнать, что у совета имелся аппарат для обнаружения Ланцола. Занимательным оказалось и переименование, происшедшее при де Катедрале. Винсент прекрасно знал безобидную староанглийскую букву «Торн», но не сомневался, что совет назывался так не по букве, а по давшей ей жизнь руне Thurisaz – «великан, сокрушающий врага». Что ж. Если «великан» считал Винсента Ратленда, последнего созидателя, своим «врагом», то Винсент Ратленд теперь знал этого великана в лицо. Даже в целый ряд лиц.

Вернув алчный lux mortuorum в кабинет алхимика, придя в себя и – уже под новый 1908 год – проведя некоторое время в попытках привести себя в сносную физическую норму, в конце января Винсент снова отправился в Португалию.

Он явился в королевскую резиденцию Вила-Висоза в окрестностях города Эвора и, в очередной раз воспользовавшись умением открывать двери, получил аудиенцию у сильно постаревшего Карлуша.

Разговор вышел напряженный. «Маэстро Ратленд», как называл его по старой памяти король, просил короля не ехать первого февраля в Лиссабон. Король не видел причин менять планы, а предупреждению маэстро верить не хотел. Тогда «маэстро Ратленд», которому, кажется, делалось физически не по себе, когда его так называли, кратко и доказательно поведал Карлушу о людях из Кинты де Регалейра и об их не вполне эзотерических связях с людьми из совета Торн. Карлуш не хотел верить. Это все были игры. Игры, в которые положено играть в Синтре. Именно эти люди подставили королю давно погибшую сеньориту Амадею, продолжал Винсент. Эта же милая группка следила за ним самим, повела его в России и под прикрытием восстания чуть не убрала вовсе.

«Но зачем им я?» – не мог поверить Карлуш, тревожно вглядываясь в своего гостя. Тогда гость рассказал о том, что «Медовые кошки» с перышком в пасти, обосновавшись под боком короля, готовили назавтра его убийство. Великан должен был сокрушить врага, Карлуш был мягким королем, и Гаттамелата решила, что настала пора республики.

Карлуш выслушал и спросил неожиданное:

– Амадея стала их жертвой… попала между жерновами? Люди из Кинта де Регалейра хотели заставить ее влиять на меня, а она…

– Не справилась, – заверил Винсент. – Вы ошибались, а она не хотела говорить правду. Дело было в ее верности вам.

Король поднялся и прошел по комнате. Магистр ждал решения короля.

– Она была верна мне, – повторил король и с улыбкой обернулся к «маэстро Ратленду». – Благодарю. Значит, и я буду верен себе. Я поеду туда, как и планировал. Я въеду в свою столицу первого февраля 1908 года в Кайш до Содре и поеду во дворец в открытом экипаже через Террейро до Пако, что на реке. Если при пересечении площади в меня выстрелят два указанных вами республиканца – Альфредо Коста и Мануэль Буиса… если я паду, сраженный пятью пулями, значит… вы были правы во всем.

Гордое решение короля не восхитило Винсента.

– Ваше величество, – пробормотал он с подавленным стоном, – речь не только о вас, но и о наследнике, принце Мануэле. Вы готовы подставить под пули своих детей и супругу? Ради какого-то непонятного гусарства?

– Да, – легко согласился король. – Короли не прячутся от своего народа…

– Особенно голые, – закончил «маэстро Ратленд» фразу Карлуша и, не сдержавшись, ушел не прощаясь.

Стоит ли говорить: назавтра Карлуш погиб, а прямой наследник трона был смертельно ранен. Португальская монархия была обречена: принцу Мануэлю, получившему в покушении пулю в локоть, предстояло стать последним королем династии Браганза [150].