Брошенное королевство - Феликс В. Крес Страница 70

Наместница отошла от Жемчужины и принялась ходить по спальне взад и вперед. У нее покраснели нос и глаза, но она больше не плакала.

— Все равно почему… Он не виноват, я не верю, или, может быть, ему пришлось… — бессвязно говорила она. — Я уже ничего не знаю. Но та вредная сорока, уж она мне теперь устроит! Я знала, что им кто-то управляет, он вовсе не такой плохой… — она снова защищала остатки своих иллюзий. — Но она? Не знаю, как она это делает. Он ее ненавидит, по-настоящему ненавидит, он мне говорил и не лгал, я знаю! Одно это… одно это я знаю наверняка. Он не умеет лгать, он такой неловкий, такой… такой беспомощный. Что у нее есть? Отвратительная худая шлюха, ты ее видела? Похожа на клячу. Что у нее есть? Какая-то власть над ним, она наверняка знает что-то такое, что обеспечивает ей власть над мужем, она мучает его, использует…

Она все ходила и ходила. Но слез было все меньше, слова обретали значение и свой истинный смысл. Постепенно иссякали силы для обороны утраченных позиций. Арма отчаянно терзала свою изболевшуюся душу, ибо ей не хватало смелости и сил признаться перед собой в безграничной глупости. Сперва — не хватало. Но в глубине своей несчастной души она была не только влюбленной женщиной, но и просто опытным и умным человеком. Злые чары рассеялись, и ничто уже не могло их вернуть. Прекрасный песочный замок, подмытый волной, превратился в бесформенную коричневую пирамиду, в которой не желала поселиться красота. Она уплыла вместе с волной, и не осталось ничего, кроме песка. Арма питала иллюзии до последней возможности. Но теперь — уже нет. В конце концов, если даже Аскенез находился во власти жены, если он предал под принуждением, то чего стоили его чувства, будь они даже настоящими? Но были ли? Разве любящий человек выберется тайком ночью, чтобы открыть дверь у подножия лестницы и впустить врага, который может унизить… уничтожить любимую? Принуждение? Какое принуждение? Или кто-то угрожал лишить его жизни? Впрочем, в глазах Армы даже подобная угроза не служила оправданием. Нарастали печаль и горечь, исчезала наивная вера в то, что виной всему не подлость любимого, а только отвратительная чужая интрига, затеянная кем-то третьим.

— Все равно, — снова сказала она, беспомощно качая головой и тяжело садясь на постель; голос ее почти охрип, поскольку она все говорила и говорила, без перерыва. — Ну, Ленея, готовься. Не знаю, куда мы поедем, но здесь… Можно начинать собирать вещи.

Но Ленея не отправилась за сундуками.

— А куда мы отправляемся, ваше высокоблагородие?

Это были первые слова, которые она произнесла сегодня.

— Собственно, не знаю. Но я не знаю и того, кто придет на мое место.

— Никто не придет. Ты хочешь, ваше высокоблагородие, подать в отставку?

— В отставку? Я могу подавать или не подавать, Кирлан меня все равно отзовет. Совсем из ума выжила? Чего ты ожидаешь? Кирлану здесь нужен надежный человек. Не может быть и речи, чтобы…

— Кирлан? Кирлан… — Ленея нахмурила брови, словно что-то вспоминая. — Гм… а кто такой Кирлан?

Наместница пришла к выводу, что рыжая Жемчужина забавляется ее позором. Она уже готова была разозлиться, когда Ленея ответила сама себе:

— А, знаю… Кирлан — это Верена.

Верена. Это прозвучало… тепло. И безопасно. Верена.

Не «Кирлан», не «столица», не «ее императорское высочество»… Невольница намеренно назвала властительницу Вечной империи по имени, словно подругу.

— Ты считаешь, Верена меня не отзовет?

Жемчужина собрала полы своего домашнего платья, слегка их подобрала и присела у ног своей госпожи, опираясь руками о ее колени.

— За роман с представителем? За такое отзывают сразу же, Арма, — согласилась она. — Но у тебя еще есть время… Где перо, где чернила? Почему ты до сих пор ничего мне не диктуешь?

— О чем ты говоришь, Ленея? — сухо и неприязненно спросила Арма.

Жемчужина пожала плечами и подняла брови.

— Фи… Ну и вопрос.

Наместница постепенно приходила в себя. Жемчужина умело отвлекла ее мысли о несостоявшейся любви, измене — дав взамен понять, что нужно сделать кое-что важное. В самом ли деле был какой-то шанс сохранить пост первой наместницы судьи в Лонде? Это давало надежду на все — на месть, на унижение костлявой сороки, ее уничтожение, преследование…

— Я в самом деле не понимаю, о чем ты говоришь.

— Это я не понимаю, о чем ты говоришь, госпожа? Отзыв, отставка… Наверное, жалоба? Кто-то пытается втянуть тебя в подлую интригу, без каких-либо угрызений совести марает твое доброе имя, подрывает твой авторитет, не отступает ни перед чем, лишь бы убрать тебя из Лонда, готов сам перемазаться в грязи, лишь бы часть ее прилипла к тебе. Отвратительно. Почему ты не жалуешься в Кирлан? Ведь если ты не будешь защищаться, эта клевета может привести к желаемым последствиям! Нужно немедленно раскрыть эту игру и донести обо всем императрице.

Арма хмурила брови, пряча в их тени красные веки. Она шмыгнула носом, но уже просто машинально.

— Ты говоришь мне, что я должна обмануть… императрицу?

— Обмануть? — возмутилась Жемчужина, подбирая полы платья, вставая и отходя на несколько шагов. — Обмануть? Верену? Нашу давнюю кормилицу и подругу, и мою госпожу? Повелительницу Вечной империи? Я говорю лишь, что нужно ей донести о кознях этого… этого ничтожества, ее брата, о котором она уже давно составила свое мнение. Верена нам доверяет, она знает, что мы ее не обманем. Ну… возможно, она могла бы не до конца поверить тебе, но когда она увидит письмо, написанное моей собственной рукой, а ведь она знает мой почерк лучше кого бы то ни было… Согласилась ли бы я обмануть того, кого всю жизнь любила так, как ее?

Вопрос повис в воздухе.

— А впрочем, — добавила Жемчужина, небрежно махнув, а потом беспомощно разводя руками, — ты, госпожа, и князь Аскенез? Какой нормальный человек вообще поверит в подобное? А уж тем более ее императорское высочество, которая столь хорошо тебя знает? Ведь это интрига идиота. Ну так где перо и чернила, госпожа? Где пергамент и конторка?

Арма смотрела на свою Жемчужину.

— Ведь достойнейшая знает, что я умею лгать. А ты, Ленея, все-таки только невольница.

— Невольница, которая, однако, в состоянии отказаться писать письмо, и достойнейшая хорошо об этом знает. Кроме того, достойнейшая… — Жемчужина покачала головой и понизила голос. — Прежде всего, достойнейшая кое о чем помнит. О золотоволосой женщине, которая несколько лет назад в нарядном платье бегала по грязи в поисках необходимого лекарства… которое искала не для себя. А потом эта женщина, при поддержке невольницы, дни и ночи проводила у постели… одной очень важной особы. Эта особа была столь больна, что ее пришлось связать и даже заткнуть кляпом рот. Тот, кто помнит о таких вещах, охотно поверит и в другие.

Наступила короткая пауза.

— Ты напишешь такое письмо? Что во дворце затеяли интригу, чтобы меня погубить? Под мою диктовку — напишешь?