Вернуться в осень - Павел Стретович Страница 70

Он стоял и смотрел, и в голове не было ни единой мысли, только празднично звенели колокола – в такт ударам сходящего с ума, выпрыгивающего из груди сердца.

– Я знаю все, что ты скажешь. – Он стоял против солнца и она, кажется, не поняла его состояния. – Хочу предупредить сразу – не трать слов понапрасну!

Следом вышел самый большой пройдоха на свете – Сват, и сверкавшие улыбающимися лицами друзья. Она остановилась напротив и решительно уперла руки в бока – она по-прежнему еще не видела его глаз.

– Не смей за меня делать мой выбор! Я сама знаю, что нужно для меня! Кстати, хочешь верь, хочешь нет – и для тебя тоже! Что бы ты ни говорил – я иду с тобой! Через Рох, через болота – через что угодно! Только попробуй бросить свою жену! Я все равно пойду следом!

Она опустила с плеч на траву дорожный мешок и, кажется, только тогда заметила его отупелость.

– Сергей?

Он стоял и боялся отвести от нее расширенные глаза, боялся, что стоит только моргнуть – и все исчезнет и растворится в воздухе, как мираж…

– Сергей. – Она подошла ближе и заглянула ему в глаза. – Не молчи, прошу тебя, только не отговаривай, ладно? Я не буду тебе обузой…

Гвардейцы и наемники стояли невдалеке и открыто улыбались. Сват делал вид, что срочно заинтересовался рекой.

– Нет. – Голос наконец прорезался и он смог вздохнуть. – Я не буду тебя отговаривать. Не потому, что не хочу, а просто – не смогу. Знаешь, у меня есть где-то дом. Шираз. В городе семи капитанов. Хочешь посмотреть?

Всполохи багровых зарниц отсвечивали на исполинских статуях, испокон веков охранявших дорогу Иррагорта, – каменные лица и равнодушные глаза не опускались до мелких человеческих желаний и страхов, не ведали чаяний, хотя, казалось, и догадывались про мечты…

Внизу длинной черной шеренгой застыли морги. Чуть дальше, позади моргов и статуй, темными холмами возвышались сторожевые тарантулы – при всполохах резко подчеркивались вздыбившиеся крутые спины и изломанные суставчатые ноги. Последняя Дорога Мира – так называли ее те, кто еще не прошел по ней последний прощальный путь или кто не хотел…

– После будет порка, – тихо шепнула в ухо Ильга, закадычная подруга – с самых первых дней. – Пурга говорил.

– Я знаю, – одними губами ответила Шульга. – Эниста не видели с самого вечера. Тихо…

На дорогу ступил юноша – очередная вспышка зарницы высветила оголенные юные плечи и тело. Он обвел всех вокруг спокойным торжествующим взглядом и пошел – мимо гигантских статуй с равнодушными лицами, вдоль молчаливой шеренги черных нелюдей, мимо товарищей – таких же детей, недлинной и неровной шеренгой сгрудившихся с другой стороны. Вперед – туда, где поднимались высокие ступени лестницы, и застыла неподвижным силуэтом Эллоя, и зиял черным зевом вход в неведомый Магром…

– Ты оставил мусор и хлам старому – чтобы возвыситься и познать новое? – пронесся над головами низкий голос Эллои. – Ты сбросил груз забот и готов объять мир?

– Да! – четко ответил юноша. – Я готов.

– Тогда взойди, юный хозяин вечного, и стань рядом.

Юноша, высоко подняв голову, торжественно поднялся по ступенькам и остановился рядом с Эллоей – очередной багровый всполох осветил две застывшие фигуры.

– Ты принял решение сам, своей волей?

– Сам! – Звонкий голос пронесся над головами черных моргов. – Я сам, своей волей даю клятву верности и преданности вечному Магрому и отказываюсь от Сущего и всего остального…

– Ты готов к принятию истины и власти?

– Готов!

– Тогда вперед! Войди туда – где нет смерти и никто не скажет слово «нет»! Больше нет человеческих слабостей. Тебя больше не связывают цепи, мешающие движению вверх, – ты свободен. Эго?

– «Я хочу то, что хочу!»

– В путь.

Юноша исчез в зияющем провале портала – даже вспышки багровых зарниц не пробили густой черноты мрачного входа. Ильга рядом незаметно вздохнула.

– Не расстраивайся, – шепнула в ее сторону Шульга. – Гамар всегда этого хотел…

– А ты?

– Я? – Шульга немного подумала. – Не знаю…

Одновременно повернулась и одним движением двинулась от ступеней длинная шеренга моргов – на Дороге осталась только их группа, группа подготовки Магрома – детей от пяти до четырнадцати лет. Сторожевые тарантулы за исполинскими статуями не двигались, это было их постоянное место. Эллоя спустилась по ступеням.

– Подойдите ближе.

Нестройный ряд детей смешался и гурьбой придвинулся к лестнице – закутанная в плащ фигура властительницы поджидала на нижней ступеньке.

– Всем зайти в зал наказания.

Ильга многозначительно посмотрела – Шульга кивнула в ответ: «Я знаю…»

– Я думаю, вам уже всем известно, что один из испытуемых, Энист, вчера вечером сделал попытку побега. К Голубой Черте. Голубая Черта его и остановила. – Эллоя остановилась возле высокого арочного входа и обвела всех взглядом. – Меня беспокоят три вещи…

Дети стояли и молча смотрели на нее, они привыкли не ждать ничего хорошего и были готовы ко всему. Система воспитания, призванная избавить от привязанностей, опушки какой-то там сердечной доброты или глупого подавления из-за так называемого милосердия, где нет места ближнему и гнет Роха подавляет любые всполохи, опять-таки мешающей полной свободе, любви, – была неотвратима, масштабна и проверена. Но и она иногда давала сбой…

– Первое, – продолжала Эллоя. – Это уже вторая попытка за этот год. Мне поручено передать, что Голубая Черта больше не будет никого возвращать назад. Что будет из этого – вы сейчас увидите.

«Шульга», – тихо потянула за руку Ильга, но та отдернула руку: «Тихо. Меня только вчера за это били…» Старший, четырнадцатилетний Резор обернулся и обещающе глянул на них.

– Второе. – Голос Эллои казался равнодушным. – Меня никто не предупредил. Я не верю, что никто об этом не знал. Это говорит о грустной зависимости некоторых из вас…

«Зависимости, – подумала про себя Шульга. – Например, от Резора, который опять сегодня будет зол…»

– И третье. Ваш страх. Меня беспокоит ваш страх, я имею в виду – ваш слабенький, человеческий страх. Перед смертью и кровью…

Она отошла в сторону и повелительно махнула рукой в сторону входа – дети вошли, осторожно, друг за дружкой, чего-то уже ожидая и всегда чего-то боясь, это становилось уже незыблемым свойством характера, и остановились у входа, втянув головы в плечи и поглядывая за ограждение.

За решетчатой изгородью, разделяющей зал надвое – высеченный в толще горы, метался прикованный к стене цепями Энист – дико озирался, рвался и что-то нечленораздельно мычал. Тринадцатилетний мальчик из их группы, всего лишь на год старше Ильги и Шульги. Факелы, поднятые в кованых канделябрах высоко на стенах, гоняли по тесаным стенам неровные, колышущиеся тени.