Кровь дракона - Денис Чекалов Страница 71

— Знаю, ты никогда не осудишь, да самому становится тяжело, как вспомнится, что творилось в доме боярском — так сердце становится. Да что ж, дело то сделано, теперь как Бог рассудит. Давай пока не будем говорить об этом, да скажи мне, видела ли Потапа, потерял его среди толпы.

— Он давно вернулся, — молвила Аграфена, — задолго до тебя. В дом и не зашел. Кинулась к нему расспросить — глянул, как не видел, в крови весь, трясется, как бесноватый, глаза вылезли, только и сказал: «Грех, Господи, кровь на мне», да и побежал в церковь отца Михаила.

— Пойду за ним, — сказал Петр, тяжело поднимаясь с лавки. Все тело ломило от побоев и ран, неглубоких, но болезненных. — Не ровен час, что над собой сотворит.

Петр направился к церкви, одной из немногих сохранившихся, тоже стоящей за оврагом.

В пустоте ее увидел Петр лежащую крестом на полу фигуру Потапа. Плечи его сотрясали рыдания, раскинутые руки как бы хотели обнять ноги Христа, изображение которого светилось в сумраке перед ним, словно плывя в струях света, падавшего сверху.

Петр приблизился, окликнул Потапа, не желая слушать слов его, обращенных к высшему, считая это грубым посягательством на святость мольбы, идущей от сердца и не предназначенной слуху иного смертного грешника. Однако Потап, услышав голос кожевника, продолжал страстно просить Господа отпустить ему грехи страшные, в поместье бояр Глинских сотворенные.

Ничем не мог Петр помочь плотнику, чувствуя ту же тяжесть на душе, хоть сам в погроме не участвовал и даже остановить его пытался. Наконец Потап поднялся, оставаясь на коленях. Петр стал рядом с ним, вдвоем уже спокойнее помолились, от горя не освободившись, но хоть маленькое облегчение почувствовав.

Выйдя из церкви, сели на траву, глядя через овраг на город, все еще черный — но среди черноты этой замечая новые светлые срубы домов, поднимающиеся леса возле обгоревших, но не разрушенных церквей. Как будто не было утреннего буйства толпы, ужасов, крови. Светлое небо сияло над ними, скрывая тайну будущего. Петр обратился к разом постаревшему, изможденному Потапу:

— Я, как и ты, виновен. Вину эту принесли мы Богу с раскаянием глубоким, а там уж как он рассудит. Но замаливая грехи, должны мы остановить Воротынского и слуг его.

— Ты не знаешь, тебя как раз отец Михаил со Спиридоном в беспамятстве увозили, а я слышал, что решал народ на Воробьевы горы идти, к царю, чтобы убить его, растерзать, как потворщика боярского. Вновь корочуны да слуги боярские народ поджигают, собирая толпу больше прежней. Не насытилась жажда крови народная избиением Глинских.

— Народ-то лживыми речами обходят вьюны бесовские. Однако верят им, людей не образумить ни словами, ни поступками. Понял я это, когда бойню в имении остановить пытался. Потому и говорю, что если козням Воротынского конец придет, некому будет народ мутить, то и в Воробьевых горах беды не случится.

Глядя в лицо Потапа, спросил Петр:

— Со мной ли будешь в бою против силы бесовской?

— Правда твоя, Петр. Только изведя погань, можем мы народу покой принести. Но что мы можем сделать против их орды бесчисленной?

— Почему только мы? — удивился Петр. — Разве мало можно найти честных людей, в погроме не участвовавших. Да и среди толпы, вспоминаю, мелькали лица, на которых не только сомнение, но и осуждение бунту виднелось. Тот же Игнат пытался против говорить, а потом и вовсе отошел к дому своему. Давай, Потап, собирай народ среди плотников, которых знаешь, а я среди кожевников. Да и других, которые нам как честные и храбрые люди известны, звать будем. Вряд ли убеждать придется, многие уже поняли, что вокруг нечистые дела творятся.

За вечер и утро следующего дня многих обошли Петр с Потапом. Мастеровой народ словам их не удивлялся. Как и сказал Петр, странные дела, вокруг творящиеся, насторожили людей основательных, разумных. Были среди них такие, что сначала бежали с толпой, да потом откололись. Другие, как Петр, дошли до имения, но пытались остановить буйство толпы, а не преуспев в этом — в ужасе бежали от безумия.

Вечером, не привлекая внимание, по одному, по двое собрался народ за домами Петра и Потапа, на пустыре, не видимом из города. Петр рассказал о грядущем походе на Воробьевы горы, который замышляют нечестивцы, о словах травницы, которая проведала, что ехать будут Воротынский с холопями на следующий день, утром, через Ключевое поле, что на пути к Воробьевым горам, но на пути кружном, которым никто не ездит. Здесь-то и нужно встретить ворогов, не ожидающих засады, да и случайный человек в бою не пострадает.

Вдохновили собравшихся слова о том, что будет с ними отец Михаил. Его уважали за честность, душевное отношение к каждому человеку, богатому ли, нищему, и уважение это возросло безмерно после мужества, проявленного им во время пожара. Присутствие с ними такого человека как бы освящало задуманное.

Оговорив в деталях завтрашние действия, люди разошлись, твердые решимости победить силу сатанинскую.

И вот великое утро пришло.

Глядя на Оксану, вспоминал Хорс обо всех ошибках, совершенных им в прошлом. О людях, которые по его вине стали ему врагами. О тех, кого он убил, хотя мог оставить в живых. Но более всего сожалел Скорпион не о тех поступках, которые сотворил — но о том, что мог сделать, но не решился.

Ему казалось, что сейчас, в эту минуту, ему даруется шанс. Не загладить свои грехи, это было бы невозможно, да и сам он не был готов. Но сделать что-то хорошее, настоящее, о чем он всю жизнь мечтал, но так ни разу и не собрался.

Тысячелетние камни, воздвигнутые здесь во славу древним богам, оставались тихими и безмолвными.

— Дай мне руку, — негромко произнесла Оксана.

Хорс повиновался, и девушка крепко сжала его пальцы.

— Я очень давно не совершала ничего доброго, — сказала она. — Я боюсь.

Скорпион дотронулся до ее плеча. Он не произнес ни звука. Но это краткое касание значило для нимфы больше, чем любые слова.

Лазоревые огни вспыхнули на вершине мегалита. Они начали растекаться по камню, их становилось все больше — и вот уже весь идол засиял ровным, приковывающим глаз светом.

Три малых камня возжглись одновременно.

— Вот оно, — прошептала Оксана. — Род и Рожаницы обращаются ко мне.

Маленькие искры оторвались от огромного камня. Они начали кружиться вокруг полудницы. Но не эти огни освещали девушку — а то теплое сияние, которое вдруг родилось у нее внутри.

— Взгляни на амулет, — негромко произнес Скорпион.

Девушка вынула из-за пояса оберег. С каждым мгновением он становился все светлее. Чернота уходила куда-то прочь — не в глубь камня, и не в стороны, а в далекое прошлое, откуда ей не было возврата.

— Он светлеет, — прошептала нимфа. — Почему, Хорс? Я ведь еще ничего не сделала.

— Ты пришла сюда, — отвечал он. — И этого достаточно.