Наука Плоского мира - Терри Пратчетт Страница 71

Простите, если мы кого обидели, но это – чистая правда. Упади один камень здесь или накати случайная волна там – и мы уже были бы не мы, а они. И самое забавное, что они почти наверняка были бы не нами, а кем-то другим.

РИНСВИНД СИДЕЛ В СВОЕМ НОВОМ КАБИНЕТЕ и разбирал коллекцию камней. Он разработал неплохую систему, базирующуюся на их размере, форме, цвете и еще двадцати семи характеристиках, включая субъективное ощущение симпатичности того или иного камушка.

Он подсчитал, что если с должным тщанием подойти к перекрестным ссылкам, то только на систематизацию образцов, сваленных в этой комнате, уйдет по крайней мере три блаженно-спокойных года.

Поэтому он был крайне удивлен, обнаружив, что его вновь подхватили под белы рученьки и буквально втащили в помещение факультета Высокоэнергетической Магии. При этом в одной руке Ринсвинд продолжал сжимать «твердый квадратный светло-серый булыжник», а в другой – «красивый камушек, благосклонный к людям».

– Это твое там? – взревел Чудакулли, оторвавшись от вездескопа.

Недалеко от берега в волнах покачивался Сундук с весьма довольным видом.

– Ну… – сказал Ринсвинд. – В некотором смысле.

– И как оно туда попало?

– Эээ… Наверное, меня разыскивает, – сказал Ринсвинд. – Он иногда теряет след.

– Но это же другая вселенная! – возмутился Декан.

– Очень сожалею.

– Ты можешь его подозвать?

– Нет, хвала небесам! А если бы мог, немедленно отослал бы обратно.

– Он сделан из древесины груши разумной, которая является метамагической субстанцией и последует за своим хозяином куда угодно во времени и пространстве, – пояснил Думминг.

– Да, но не туда же! – воскликнул Чудакулли.

– Что-то я не припоминаю, чтобы дефиницию «не туда» когда-либо вносили в список действительных подмножеств пространства и времени, – возразил Думминг. – Более того, смею заметить, что выражение «не туда» никогда не было принято в качестве действительной части какой-либо магической процедуры, по крайней мере после того случая, когда покойный Шуттит Зобывчивый попытался в последнюю минуту добавить его в свое знаменитое и завершившееся полным успехом заклинание, уничтожившее дерево, на котором он сидел.

– Если данный Сундук включает некоторое подмножество измерений, по крайней мере равное n, следовательно, он может сосуществовать с любым пространством, включающим n + 1 измерение.

– Лучше не слушай его, Тупс, – устало сказал Чудакулли. – Он несет подобную чушь с тех пор, как попытался разобраться в ГЕКСовых отчетах. Полнейшая тарабарщина. И что же означает это самое «n», приятель?

– N‑дцатый, – ответил Казначей.

– А, опять воображаемое число, – сказал Декан. – Наверное, то самое, которое якобы находится между тройкой и четверкой.

– Между тройкой и четверкой нет никаких чисел, – отрезал Чудакулли.

– А он думает, что есть, – съязвил Декан.

– Нельзя ли как-нибудь проникнуть внутрь Сундука, чтобы физически попасть во вселенную Проекта? – спросил Думминг.

– Ну, попытайся, – ответил Ринсвинд. – Лично я предпочел бы, чтобы мне откусили нос.

– О! Неужели?

– Однако это наводит на свежую мысль, – сказал Чудакулли. – Мы можем использовать Сундук для того, чтобы принести что-нибудь оттуда. Ну? Как вам такая идея?

В теплых прибрежных водах каменное строеньице диковинного существа обвалилось в n‑дцатый раз.

Прошла неделя. Во вторник один из недоделанных снежных шариков столкнулся с планетой, возмутив волшебников и одним махом прихлопнув вид медуз-сетевязов, на которых Главный Философ возлагал основные надежды. Но по крайней мере теперь можно было с помощью Сундука собрать образцы, которые оказались настолько глупыми, чтобы заплыть внутрь того, что сидело под водой с открытой крышкой, – необходимым интеллектом обладали практически все, кто в тот момент обитал в море.

Все выглядело так, словно жизнь в Круглом мире обладает неким базовым свойством. Волшебники даже обсудили гипотезу, что это могло оказаться неким концептуальным элементом, занявшим свято место отсутствующего богорода.

– Как бы там ни было, на мой взгляд, «сварливиум» – не самое удачное название, – заключил Чудакулли.

– Может, изменить ударение? – предложил Профессор Современного Руносложения. – Например, свар-ли-ви-Ум. Ну, как тебе?

– Да уж, как ни назови, этого свойства у них точно не отнимешь, – согласился Декан. – Даже вселенская катастрофа их не утихомирила.

А новенькие все появлялись. Неожиданно страшно популярными стали моллюски и ракообразные. Среди волшебников укрепляла позиции теория, согласно которой этот мир производил новые виды каким-то поточным способом.

– Это же очевидно, – заметил Декан на одном из их регулярных семинаров. – Если у вас расплодились кролики, надо изобрести лис. А если много рыбы, тогда как требуются фосфорные удобрения, – нужны морские птицы.

– Это правило работает только при наличии нарративиума, сэр, – возразил Думминг. – У нас же до сих пор нет никаких доказательств, что у планеты имеется концепция причинности. Они просто живут, а затем – умирают.

В четверг после обеда Главный Философ заметил рыбу. Вполне нормальную, плавучую рыбу.

– Что, съели? – закричал он. – Море – вот родимый дом Жизни. А теперь взгляните на сушу, ведь это просто помойка, откровенно говоря.

– Однако твое море никуда нас не ведет, – возразил Чудакулли. – Вспомни-ка вчерашнее чудо-юдо со щупальцами, которое ты пытался воспитывать. Как только ты сделал резкое движение, оно плюнуло в тебя чернилами и улепетнуло прочь.

– Ничего подобного! Оно пыталось установить со мной контакт, – продолжал настаивать Главный Философ. – И чернила – самый естественный для этого способ, кстати говоря. Разве у вас самих не складывается впечатление, что они очень стараются? Взгляните на них еще раз. Заметно же, как они размышляют, не правда ли?

В аквариуме, стоявшем позади Главного Философа, пара существ выглядывала из больших спиральных раковин. Главный Философ лелеял честолюбую надежду обучить их выполнять простые задания, после чего они поделятся знаниями с другими аммонитами. Однако эти существа полностью разочаровали его. Наверное, они были неплохими мыслителями, в самом общем смысле этого слова, но с практикой у них как-то не задалось.

– Это потому, что если тебе по большому счету думать не о чем, то никакого смысла в раздумьях нет, – сказал Декан. – В самом деле, о чем можно думать в море? Прилив нахлынул, отлив схлынул, вокруг все мокрое, конец философского дискурса. – С этими словами он подошел к другому аквариуму. – А вот эти парни – особая статья.