Артур - полководец - Роберт Линн Асприн Страница 74

Нога у Корса Канта заныла. Он немного опустился – теперь он, пожалуй, висел на руках, нежели стоял, опираясь на выбоину. Еще несколько секунд – у него онемеют пальцы. Он немного подтянулся.

Стену облизывал холодный ветер. Опять немилосердно свело ногу. Юноша зажмурился, сжал губы, чтобы из них не вырвался крик боли.

Ланселот перестал ходить по комнате. На миг Корсу Канту стало страшно – он боялся, что принц услышит его безмолвный крик. Но Ланселот и не думал подходить к окну.

Сикамбриец пробормотал имена Христа и Богородицы. Корс Кант забыл о боли. С какой бы стати Ланселоту из Лангедока поминать римских богов? «Уже отравился», – решил Корс Кант и услышал совершенно отчетливый звук:

Ланселот поставил бутылку на стол.

«Значит.., принц увидел вино и понял, что оно отравлено. Запах паслена ни с чем не спутаешь, и тем не менее он спокойно поставил бутылку на стол. Стало быть, Ланселот не слишком удивлен, и бутылка предназначена не для него.

Корса Канта пронял озноб. Отравление – трусливейшее из убийств, трусливейшее и по римским и по бриттским понятиям. Неужели сикамбриец докатился до такого варварства?

Шаги Ланселота зазвучали вновь, он направился к двери. «Диана, Рианнон, молю вас, пусть он уйдет!» – мысленно взмолился Корс Кант. Зашуршал занавес, но Ланселот не ушел – нет, он впустил в комнату гостя. Тот вошел почти бесшумно.

– Ланселот, дела складываются не совсем обычно… – произнес голос Аргуса.

«О боги, только не это. Теперь еще и Dux Bellorum здесь! – Корс Кант в отчаянии запрокинул голову. – Они никогда не уйдут! Буду тут висеть, пока не свалюсь!»

А голову он запрокинул зря. Потеряв равновесие, бард в страхе пытался покрепче уцепиться онемевшими пальцами за край подоконника, а нога неуклонно сползала вниз с выбоины в стене. Он падал.., но очень медленно… Левая рука отцепилась… Еще мгновение и…

«Возьми меч».

Нога соскользнула.

«Да возьми же меч!» – Снова этот голос в голове, тот самый, который говорил с ним со времени первой встречи с Меровием. Но что это значило, какой еще меч?

Корс Кант в ужасе посмотрел вниз. Красноватые булыжники, которыми был вымощен двор, ждали его, оскалившись, словно зубы дракона. Он ничего не мог поделать, его ожидала неминуемая гибель.

И вдруг страх исчез. Стало легко. Он понял, что покинул свое тело, он как бы глядел на него с высоты. «Я умру. Когда-нибудь я непременно умру, быть может – сегодня, быть может – прямо сейчас». Но почему-то от этой мысли ему было покойно и легко. И в этот миг он увидел меч.

Он торчал под подоконником, рукояткой к юноше, а лезвие было воткнуто в стену – совсем как в легенде о том мече, который Уртус, отец Аргуса, вырвал из камня, чтобы затем стать королем трех королевств .

Вот и вторая рука Корса Канта оторвалась. Он слишком сильно запрокинулся назад и не мог дотянуться до стены. Снова посмотрел вниз, гадая, выживет или погибнет. А красные булыжники так и звали к себе, так и манили…

Но и меч звал его к себе. «Хватайся за меч!» – приказывал внутренний голос. Корс Кант слышал его так явно, словно Меровий стоял совсем рядом с ним.

Время тянулось медленно, как тогда, когда герои сидели возле головы Брана, а голова повествовала им о царствах былых времен и о том мраке, что ждет их впереди. Голова вещала сто лет, но за это время герои состарились только на одну ночь.

Корс Кант протянул к призрачному клинку призрачную руку, всей душой пожелав, чтобы его рука во плоти коснулась меча. Левая, потом правая… Почему-то он не упал, а повис, вцепившись обеими руками в рукоятку.

«Ты кто – провидение? Это знамение? Разве меч – моя дорога, а не арфа?»

Кто-то за спиной у Корса Канта, быть может, сам Меровий, покачал головой. Юноша не сомневался в этом. «Взгляни вниз, оглянись назад. Меч не всегда меч, и чаша не всегда вмещает вино. Золото покупает не только хлеб, а в океане деревья вырастают выше, чем на суше».

Корс Кант потянулся к стене, к подоконнику, крепко ухватился за него. Меч растаял в туманной дымке, пронзив без боли его грудь и лицо.

Корсу Канту стало дурно. Он падал, падал… Ox! – и он очутился в собственном теле. Он удерживался за подоконник благодаря одному только необъяснимому чуду.

«Теперь ты понял, – с усмешкой произнес противный голос Меровия, – как просто порой любому из нас впасть в искушение и схватиться за меч. Помни об этом, когда в следующий раз будешь держать в объятиях свою возлюбленную».

Юноша прижался щекой к холодному камню стены. Страх вернулся. Он снова дрожал при мысли о падении, об ударе о мириады шершавых, острых булыжников. Постепенно, не сразу он пришел в себя и снова услышал голоса, доносившиеся из комнаты Ланселота.

– ..требует, чтобы я отпустил его с тобой в Харлек, – сказал Артус.

– Не может быть! Не может этого быть. Чтобы Куга…

– Он говорит, что юты такие же враги для него, как и для меня. Он хочет посмотреть, как нам удастся изгнать врагов, и поучиться у нас этому искусству.

– Но Куга же.., ведь я только что победил его на турнире, и он наверняка жаждет отмщения. Разве следует нам доверять ему на поле боя?

– Я не слышал, чтобы он так уж жаждал отмщения. Но спиной к нему все же не поворачивайся. – Артус пересек комнату справа налево. По лицу Корса Канта стекали струйки пота и засыхали на холодном ветру.

– Ты что-нибудь ищешь, государь? – спросил Ланселот.

– А? Да нет, просто хожу и думаю, Галахад. Как бы то ни было. Куга присягнет тебе на верность и будет подчиняться. – Артус снова прошел по комнате из конца в конец и отодвинул занавес.

– Если и это тебя не успокаивает, то учти: на пятерых саксов будет приходиться сорок воинов Камланна, причем на земле, принадлежащей нам, – в Гвинедде. При таком соотношении сил даже ярость берсекера не вынудит Кугу к нападению. Он не самоубийца. – На этот раз голос Артуса прозвучал приглушенно, словно из-за занавески или из шкафа. – Скажи, ты не видел Гвинифру?

Ланселот заговорил медленно, словно издалека.

– Что ж.., приказ есть приказ. Я всегда так и говорю своим воинам. Совершать поступки можно тремя способами: верно, неверно и по-военному. Гвинифру? Нет, не видал.

– Рад, что ты все верно понимаешь, Ланселот. Мне он тоже не по душе. Никогда не доверял людям, которые не смеются! Но сейчас у нас общее дело, и сейчас по-другому нельзя. Ну а теперь, если ты простишь меня…

И снова голос Артуса пропутешествовал вместе с ним из конца в конец комнаты. Корс Кант дрожал, словно осиновый лист на холодном ветру. Даже самый настоящий меч не спас бы его, соскользни его пальцы с подоконника.

– Государь, хочу попросить тебя о милости, – весьма осторожно проговорил Ланселот.