Полукровка - Тимур Туров Страница 74

Он выключил воду и вышел в коридор. Оля ждала на кухне с чашкой горячего кофе. Володя сел к столу, втянул ноздрями бодрящий аромат, думая, с чего начать.

Ольга молчала. Володя набрался решимости.

– Представь, что тебе нужно уехать срочно и надолго, – начал он и сделал глоток. Слова давались с трудом.

– Как надолго? – спросила Оля, словно понимая все и словно подбадривая.

– На год. Может, на три. Может, на десять. Может, навсегда. Ты знаешь, что бы ты взяла в дорогу?

– Н-наверное, – уверенности в голосе не было.

– Тогда собирайся, – твердо сказал Володя.

Оля вздрогнула. Посмотрела с недоверием. В глазах боролась решимость бросить все ради любимого человека и непонимание, зачем все это нужно.

– Оленька, ты сейчас начнешь собираться, а я буду тебе рассказывать, – мягко, но настойчиво сказал он. – Когда я тебе все расскажу... если ты посчитаешь, что все это того не стоит, я извинюсь и уйду. Только ты начинай складываться, потому что у нас очень мало времени.

Он взял чашку с кофе и пошел в ее комнату. Она появилась через минуту с большим дорожным чемоданом. Чемодан в раскрытом виде шлепнулся на диван рядом с Володей. Ольга распахнула шкаф и принялась вынимать вещи.

Оба молчали. Володя долго собирался с мыслями и силами, не зная, с чего начать. Первые фразы выходили кривыми, бескостными, как текучие формы на подпорках с картин Дали. Потом пошло легче.

Володя говорил тихо, но эмоционально. Словно переживая заново последний месяц жизни. Говоря о магии, подкрепил слова парой эффектных фокусов, чтобы разом похоронить все сомнения. Зажег на ладони живой огонек – настоящий, не иллюзию, и отвел девушке глаза, сделал себя невидимым.

Он рассказал ей все. Не потому, что она могла помочь. И не потому, что не пытался уберечь ее от неприятностей. Здесь было другое. Ей нужно было понимание ситуации, чтобы легче было ему доверять. Ему нужно было ее доверие.

То, что Володя говорил ей сейчас, переводило их отношения на новый уровень. Или ставило на них жирный крест.

Когда он закончил, она уже не собиралась. На диване лежал битком набитый чемодан, а Оля стояла возле шкафа, сложив руки внизу живота, и с болью и ужасом смотрела на него.

Володя опустил взгляд. Ему казалось, что он зря затеял все это. Что ни одна современная девушка не воспримет такое. И даже Оля, которая его любит, укажет ему сейчас на дверь или закатит истерику, а потом начнет раскладывать вещи по местам, костеря его последними словами.

На краю зрения что-то мелькнуло. Володя не хотел поворачиваться, не хотел смотреть, как вещи возвращаются на полки шкафа. Хоть и знал уже совершенно точно, что она вынимает из чемодана то, что недавно туда положила.

Он не видел, как она плачет. Ольга вышла из комнаты. Володя поднял глаза на чемодан, из которого в самом деле вытряхнули половину вещей.

«Вот и все», – пронеслось в голове.

Володя тяжело поднялся с дивана, чувствуя, как внутри снова рушится что-то важное. Падает какая-то опора, одна из тех, на которых стоит его душа. И с каждой рухнувшей опорой душа эта держится все слабее, норовя сорваться и улететь вниз, в черную холодную бездну.

Ольга вошла тихо, всхлипнула, утерла рукавом слезы. Бросила на пол спортивную сумку.

– Господи, Вовка, сказал бы сразу. А я тут собираюсь, как в кругосветное путешествие, – сказала, удерживаясь, чтобы не разреветься, и улыбнулась вымученно.

Володя притянул ее к себе, обнял изо всех сил и поцеловал в макушку. Она уткнулась ему в грудь, все еще всхлипывая. А он зажмурился, чувствуя, что и сам сейчас расплачется, только от счастья, что есть рядом Человек. Друг, любовница, жена.

В последнем он больше не сомневался.

* * *

Передвигаться на своих двоих по городу Володя не рискнул. Вызвал такси. Повторные сборы были недолгими. Оля быстро и толково набила сумку. Делала это как человек, готовящийся уходить на войну.

Сумка стояла на тумбочке в прихожей. Оля с Володей сидели здесь же и ждали звонка.

– А как же мама с папой?

– Они не поедут, – ответил Володя. – Или ты сможешь им все это объяснить? Объяснить так, чтобы поверили, бросили все и помчались на край света?

– Надолго это?

– Я уже сказал, может, на год, может, на всю жизнь.

– От чего это зависит?

– От того, удастся ли мне как-то уладить эту ситуацию, – сказал Володя.

– А как ее можно уладить? – Оля отчаянно размышляла, но не находила решений. – Может быть, обратиться в милицию?

– Милиции даже я могу мозги запудрить, – развеял иллюзии Володя. – Чего уж о них говорить?

– Но они же не боги. Должен же быть кто-то, кто стоит над ними. Какие-то законы, в конце концов. Хоть что-то или кто-то, кому можно на них пожаловаться. Ведь не бывает такого, чтобы нельзя было никому пожаловаться.

Последняя фраза прозвучала настолько наивно и беспомощно, что Володя улыбнулся. Мягко, по-отечески, с потаенной горечью.

– Сплошь и рядом, – тихо сказал он.

От необходимости продолжать разговор его избавили аккорды «Тореадора».

Володя прошел на кухню, выглянул в окно. У подъезда светилась желтая крыша с шашечками. Вокруг вроде бы все было спокойно. Он вернулся в коридор, взял сумку, закинул на плечо и открыл дверь.

На площадке тоже обошлось без сюрпризов. Оля заперла квартиру, вызвала лифт. Володя молча покачал головой и кивнул на лестницу. Шли не торопясь, стараясь не шуметь. Но опасения оказались напрасными.

Их никто не ждал. Ни в подъезде, ни на улице. И это затишье его пугало. В такси он назвал адрес и попросил у водилы телефон. Набрал номер. В трубке раздались гудки. Долгое время никто не отвечал, и Володя начал было уже паниковать, когда раздался щелчок и безмерно уставший голос сказал:

– Алло?

– Мама, – с облегчением выдохнул он. – Мамочка, я уже еду.

* * *

Мама встретила тихая и покорная. Увидела расцарапанное лицо сына, но смолчала. Только тронула чуть дрогнувшими пальцами его щеку.

Оля поздоровалась, тоже тихая, как мышь. Женщины прошли на кухню. Володя нырнул в комнату, быстро переоделся. Дернул с верхней полки шкафа спортивную сумку, с которой в свое время мотался на тренировки, быстро побросал туда кое-какие вещи, документы, фотоаппарат. Раскурочил семейную кубышку, вытряхнув все деньги, что там были.

Вышел в коридор, но на полдороге к кухне остановился. Что говорить? Как говорить? Ольге он рассказал все без утайки, так было надо. На маму он все это вывалить не мог. Так было нельзя. Володя прислушался.

Оля с мамой тихонько переговаривались. Мама поила Ольгу чаем. Словно найдя в этом чаепитии что-то привычное, оставшееся от той жизни, которую она понимала. Нашла и хваталась за это, как утопающий за соломинку.