Жизненное пространство - Алексей Колентьев Страница 74

— Здравия желаю, сержант Спреслис, это прапорщик Васильев тебя беспокоит. Узнал?

— Товарищ прапорщик?! Здрави… Рад слышать тебя, командир. Что так поздно, у нас ночь уже.

— Есть к тебе предложение Юрис. Сам знаешь, просто ради поболтать никогда вас даже на службе не будил.

Парень сразу же согласился. Я попросил подтянуть еще одного человека. По той же специальности, из тех, кому латыш полностью доверял. Он ответил, что есть один человек. Только без опыта нашей службы, но разрядник-биатлонист. От денег на дорогу Юрис категорически отказался. Я дал ему координаты фильтрационного пункта, за которым находился Кордон. Договорились встретиться через двое суток.

В Абакане проживал Иван Григорьев, эвенк по национальности. Мы его звали Ваня Крот, он не обижался. Маленький, но удивительно сильный, эвенк был Взрывотехником: именно так, с большой буквы. Мог соорудить взрывчатку из чего угодно, поместить ее на спину блохе и отправить в Белый дом, и тот рухнул бы, если бы Ваня Крот этого очень сильно захотел. Уволился Иван по гораздо более приятным причинам: он разбогател. Какой-то международный фонд купил у его бабки древний, шитый бисером нагрудник, оказавшийся жутко дорогим. Не выдержав свалившегося на ее старую голову счастья, старуха померла, завещав Ване без малого сто тысяч долларов. И после десяти лет службы прапорщик Григорьев стал владельцем пиротехнической фабрики. Делал петарды и фейерверки. Но тоска по настоящему делу давала о себе знать: маленький эвенк часто звонил мне. Звал к себе в гости и, судя по всему, стал выпивать.

Он тоже согласился без вопросов, и голос его очень не понравился бы сектантам. Потому что точно так же он говорил при мне про один хитрый фугас, с помощью которого отправил к Аллаху почти сотню «духов» вместе с караваном оружия и четвертью тонны наркоты в тюках. Работал Иван так ювелирно, что его возили по всем мало-мальски причастным подразделениям с целью обмена опытом. ГРУ делало эвенку заманчивые предложения: дадим офицера, в Москву учиться пошлем. Но Крот, во-первых, не хотел уходить из моей банды головорезов; а во-вторых: как-то кстати подвернулось нежданное наследство, и вопрос с военной карьерой закрылся сам собой. Прибытие моих друзей ожидалось через двое суток. Пропуска были заказаны для них Хиггсом, который должен был провезти моих друзей и обещанные винтовки через карантин.

Я снова снял номер у Поповича, положил все лишнее в шкаф и отправился на импровизированное стрельбище, чтобы пристрелять новый ствол. Мудрить я особо не стал, поставил точно такой же коллиматор, как и на «сто четвертый». Мой верный АК я хотел отдать Юрису, такой же — и второму стрелку, которого латыш должен привезти с собой. Крот всегда любил чего попроще. Поэтому ему я решил дать «трешку» с коллиматором и подствольником. АК-103 делали и на экспорт, и частично они протекали в войска. Но чаще всего везло ментам, поэтому автомат быстро оказался на черном рынке. Что касается компоновки, то раньше такое сочетание было недопустимо: оптику срывало отдачей выстрела из ГП. Но после усиления крепежной защелки прицела все стало более чем приемлемо, и можно было не жертвовать точностью ради безопасности.

Автомат вел себя безупречно: кучность огня по ростовой мишени на стометровке была просто фантастическая: пять из пяти выстрелов в очереди укладывались в круг не более пяти-семи сантиметров, вырывая центр мишени. Благодаря новому дульному компенсатору по типу стоящих на семьдесят четвертых «калашах», импульс отдачи практически не ощущался. При стрельбе из разных положений точность чуть снизилась. Но после двух часов работы все пришло в норму — скорость выполнения упражнений даже возросла раза в полтора! Я снова не прогадал: ствол был отменно хорош. Конструктор был достойным преемником генерала Калашникова, и мнение о современных оружейниках у меня улучшилось. После знакомства с АН-94 я был просто в шоке: сложный, капризный и тяжелый «Абакан» вообще никак мне не показался. Но теперь я видел, что бывают и просветы среди туч.

Довольный и чуть усталый, я вернулся в гостиницу и приступил к разборке и чистке «ковруши». Любому оружию, если хочешь с ним подружиться, нужно дать имя. Желательно ласковое. Есть такая примета: не полюбишь то, с чем идешь в бой — назад можно и не вернуться. И, словно в подтверждение старинной солдатской мудрости, приятно удивил обиход автомата: сложностей не было никаких. Чуть муторнее, чем с АК, из-за противовесов и досылателя, но опять же все решили несколько часов занятий. Скорость разборки-сборки чуть отставала от нормативов, но по прошествии времени тоже все стало на свои места. Однако правы оказались те, кто говорит, что такой автомат срочникам давать нельзя — угробят и себя, и оружие…

…Уже стемнело, когда на ПДА пришел вызов от Хиггса. Тот сообщал, что человек, страхующий операцию с их стороны, прибыл на Кордон и ждет меня в «тошниловке». Также он сообщал, что их агент сам подойдет ко мне. Но перед этим следовало поговорить еще с одним участником будущего шоу. И видеть его никому не желательно. Я вышел за околицу и просто стоял, вслушиваясь в далекие звуки Зоны: вой псевдособов, визг дерущихся кабанов, выстрелы, шум дождя и шорох ветра, играющего палой листвой. Охотник как всегда появился из воздуха. Я подошел, обогнув «спираль», мы обменялись рукопожатиями, затем присели на корточки под старым раскидистым кленом. Я изложил свою просьбу. Вопреки ожиданиям, Охотник не думал долго, лишь согласно наклонил голову. Затем мы снова поднялись и он сказал на прощание:

— Тридцать девятый должен знать: охота — дело семьи. Согласился — братья. Не делим охоту. Только семья. Тридцать девятый — семья. Брат.

— Охотник — семья. Кровный брат.

Я утвердительно кивнул и прижал раскрытую ладонь к левой стороне груди. Чуть помедлив, Охотник повторил мой жест и растворился в сумерках…

Автомат на встречу я брать не стал, ограничился АПБ. «Сердюк» оставил в номере, результаты стрельб меня не удовлетворили. Это было скорее полицейское оружие, мне требовалось что-то менее капризное. Кроме того, АПБ мог вести полностью автоматический огонь, что было неоценимо, когда идешь на деловой ужин с малопрогнозируемыми результатами.

В столовой было все так, будто бы я вышел не более чем на пять минут, только народу прибавилось. Разговоры про обиралово на блокпосту уже потеряли былую актуальность. Я кивнул хозяину, показал знаком на дальний столик в углу и заказал картошку с мясом, салат из овощей да кружку светлого пива. Война войной, а еда по расписанию. Сам никогда не пропускал, даже когда в глотку не лезло, и бойцов заставлял есть, даже когда вокруг было полно трупов или постреливали. Сытый человек — спокойный человек. Компания за соседними столами громко праздновала чей-то день рождения. Звучали здравицы на русском, немецком, английском и даже по-китайски.

Принесли еду, и я стал медленно и сосредоточенно жевать. Мясо было отменное, да и в пиве ощущалась приятная горчинка, пробуждающая аппетит.

— Не помешаю?..

Вот этого голоса я не ожидал услышать! Пани Бондаренко собственной персоной в ладно подогнанном комбезе, с собранными в тугой узел на затылке волосами, в руках — армейский натовский РД — семисуточник, а на плече — МР5 с нераскладным пластиковым прикладом. Дождавшись моего кивка, она уселась напротив меня.