Орден Сталина - Алла Белолипецкая Страница 75

Карлику же всё было нипочем. С деловитой неспешностью он вытащил из седельной сумки большой черный конверт, бросил его на вонючее пятно, а затем рукой, затянутой в замшевую перчатку, припечатал почтовую принадлежность к земле. Отвратительные потеки, оставшиеся от тела Григория Ильича, стали впитываться в конверт, как в промокательную бумагу, пока не исчезли вовсе. Как только это произошло, конверт был отправлен назад в сумку, а мушкетер, заметивший, что Коля неотрывно смотрит на него, соблаговолил вновь обратить на юношу внимание.

– Учти, – проговорил мнимый наездник, указывая замшевым пальцем на корреспонденцию, – таких, как он, осталось еще очень, очень много. Если ты понимаешь, о чем я.

Коля покивал головой, и боль в ней сделалась уж совсем невыносимой; он понимал. Лилипут удовлетворенно хмыкнул:

– Я так и думал, что ты поймешь. Полагаю, мы еще встретимся, так что нет смысла прощаться.

С этими словами почтальон сделал разворот на сто восемьдесят градусов и размеренной походкой отправился в обратный путь.

– Может, и встретимся, если я здесь не отдам концы… – пробормотал Коля, когда цоканье птичьих когтей стихло в отдалении.

Чуть раньше он слышал тяжелый скрежет металла и догадался: круглые щиты, закрывавшие въезд в секретный туннель, снова встали на место. Николай хорошо понимал, что очутился в западне, но не просить же ему было о помощи почтальона ада!

Да и потом, имелось одно дело, с которым Скрябину следовало разобраться немедленно – прежде, чем думать о возвращении, раньше, чем начинать беспокоиться о собственной жизни. Он чуть приподнялся, привалился спиной к стене, чтобы удобнее было сидеть, и положил на колени портфель Григория Ильича. Сразу открыть его, однако, не удалось: замочек на портфеле оказался какой-то хитрый – так просто он не отщелкивался.

– Тоже мне, умелец… – хмыкнул Коля и полез в карман брюк за стебельковскими отмычками.

Неизвестно, о чем он думал, пронося их в здание НКВД и с ними же выходя сегодня оттуда. Если бы его поймали с такими инструментами, Григорию Ильичу уж точно не понадобилось бы пускать в ход папиросы.

В полумраке туннеля орудовать отмычками было не очень сподручно, и в какой-то момент Коля повернул одну из них слишком резко. Замок не просто открылся – отскочил, крышка портфеля сама собой откинулась, и на пол выпал предмет, похожий на яблоко, но сделанный то ли из стекла, то ли из хрусталя. Прозрачная сфера плавно подкатилась к Колиному боку и прямо на глазах стала покрываться трещинами, одновременно увеличиваясь в размерах. А затем вдруг распалась на части, как яйцо, из которого вылупляется птенец. И Скрябин от изумления разинул рот.

Из стеклянного шара выполз клочок тумана и сформировался в крохотное существо (в сравнении с ним почтальон ада показался бы гигантом), с тонкими ножками и ручками, с огромной головой – и облаченное, между прочим, в камзольчик с пышным воротником. Существо это было точной копией изображения, приведенного еще в одной ренессансной книге: трактате Парацельса «Архидокса». На своих тонких, но вполне устойчивых ножках, затянутых в чулки, маленькое создание направилось к Николаю.

Примерно через полчаса Скрябин, изрядно поплутав по подземным закоулкам, но ни разу не сбившись с пути, словно его вел опытнейший диггер, вышел к станции – но не к «Дзержинской» и не к «Охотному Ряду», а к «Кировской». Возле самого выхода из туннеля проскользнул в дверь какого-то служебного помещения – зная, что там не окажется ни одного человека. Последнее было весьма кстати: под мышкой Скрябин нес портфель с оторванной ручкой, авантажностью внешнего вида не отличался и вряд ли бы сумел вызвать доверие у сотрудников метрополитена.

Из каморки Николай вышел через другую дверь – ту, которая вела на платформу. Нужный ему поезд подошел почти тотчас, и студент МГУ – притянув к себе немало любопытных взглядов, но не проявляя никаких признаков плохого самочувствия, – без приключений добрался до станции «Сокольники».

24–25 июля 1935 года.

Четверг переходит в пятницу

Если бы наркомвнудельцы, повыпрыгивавшие из «черного воронка» в Сокольническом дворе, сразу кинулись за беглецами, то настигли бы их без малейшего труда. Но мужчины в фуражках с краповыми околышами все как один замерли на месте, повернули головы и обратили свои взоры туда, где мелькала отдалявшаяся фигура маленькой противной старушонки (по крайней мере Мише Кедрову всё увиделось именно так). А затем сотрудники органов закричали на разные голоса: «Вон они!»

Сердце у Миши похолодело, и он почти пожалел о том, что не упал с крыши. Однако люди в форме НКВД побежали не за студентами МГУ. Выхватывая на бегу оружие, они помчались за низкорослой ведьмой, которая с удивительной скоростью перемещалась в противоположную от двух друзей сторону.

– Не смотри туда! – громкий Колин шепот вывел Мишу из ступора. – Бежим! Он вряд ли сумеет долго морочить им головы.

– Он – это кто? – почти с ужасом вопросил Михаил, укрепляясь в мысли о частичном Колином помешательстве.

Но Скрябин только покачал головой: «Не сейчас…» Они выскочили со двора в какой-то переулок и побежали в сторону бывшего Алексеевского монастыря.

Когда время близилось к пяти часам пополудни, рабочий день товарища Сталина не подходил к концу, а только начинался. Александр Николаевич Поскребышев, сталинский секретарь, вышел из главного кремлевского кабинета и в приемной практически упал на свой стул. Такого выражения на лице Хозяина он не видел еще никогда. «Полетят теперь головы!» – мелькнула мысль у секретаря.

Поскребышев только что положил на стол товарища Сталина мелко исписанный листок бумаги – донесение одного из высокопоставленных сотрудников Главного управления госбезопасности НКВД СССР. Пару раз секретарь видел автора записки, и тот ему крайне не понравился. Этот индюк носил звание комиссара госбезопасности 3-го ранга и звался Григорием Ильичом Семеновым.

Не успел еще Александр Николаевич как следует угнездиться за своим столом, как Сталин вызвал его звонком обратно и бросил коротко:

– Семенова – ко мне! – Яростное выражение не сошло с его лица, но ярость Хозяина явно сделалась более холодной и расчетливой.

Поскребышев кинулся звонить на Лубянку. Когда он воротился в сталинский кабинет, губы его были белыми, а на скулах выступили алые пятна.

– Комиссара госбезопасности 3-го ранга Семенова нигде не могут найти, – доложил секретарь. – В наркомате его не видели примерно с трех часов дня.

– Вот как? – Сталин изумленно изогнул одну бровь и вроде как даже обрадовался; у Александра же Николаевича краснота выступила еще и на лбу, и даже на подбородке. – Тогда передайте, что я жду к себе товарища Ягоду лично. А вы пока подготовьте для меня список всех товарищей, которые входят в состав Совнаркома, с указанием членов их семей.