Ночь судьбы - Дмитрий Казаков Страница 75

Родомист не двигался. Земля так и не отпустила его, и теперь он, словно сломанный цветок с двумя стеблями, лежал на спине. Хорт, решив, что маг в обмороке, подошел. Плечо Родомиста оказалось каким-то мягким, словно из него извлекли кости. С ужасом ощутил охотник, как что-то крошится под одеждой, отвечая прикосновению.

Отскочил с воплем. Но последствия касания продолжились. Хорт и подошедший Ратан наблюдали, как тело мага опадает, теряет форму. Последним пошло черными трещинами и осыпалось пеплом лицо. В последний миг губы мага словно сложились в улыбку, прощальную улыбку, полную печали и... надежды. По крайней мере, Хорту хотелось так думать.

На земле, словно вырастая из нее, лежала одежда, и ветер выдувал серый песок, похожий на пепел, из ее складок.

Картинка смазалась, и Хорт ощутил, как что-то течет по лицу. Как ни странно, ему совсем не было стыдно. Может быть, оттого, что некого оказалось стыдиться?

Подошел Ратан. Лицо каменное, губы сжаты.

Они стояли долго. Пока ветер не развеял весь прах, не высушил слезы на глазах. Но не смог ветер стереть морщины со лбов, горестные, глубокие.

– Что ж, он погиб, а нам жить дальше, – голос Ратана скрипел, подобно старой двери.

– Как? – вздохнул Хорт. – Он направлял нас, он вел нас. Куда идти без него? Что делать?

– Куда идти, говоришь? Что делать? – мутью со дна в голосе Ратана поднималась ярость. – По-моему, все ясно. Или ты предлагаешь пуститься в обратную дорогу, наплевав на то, ради чего погиб Родомист, на то, ради чего сгорел Леслав? Ты хочешь сбежать?

– Не кричи, – сказал охотник устало. – Мы ведь не знаем дороги, а о цели путешествия имеем самое смутное представление.

– Куда идти – известно, – Ратан говорил спокойно, но гнев все еще бродил в нем, изредка прорываясь, и тогда воевода раздувал ноздри, глаза его краснели. – На юг. А что делать в Храме – разберемся на месте.

– И что, теперь в Храм придется идти кому-то из нас? – Хорт с сомнением почесал затылок.

– Если говорить точнее, то придется идти мне, – сказал Ратан. – Твоя задача – помочь мне дойти до Храма, а то я в этом лесу через версту заблужусь.

– Ну тебе – так тебе, – вздохнул Хорт с облегчением. Храад представлялся ему местом исключительно страшным, где ничего хорошего случиться не может.

– Нечего тогда рассуждать, – Ратан посмотрел на солнце, что пыталось спрятаться за кронами. – Надо идти. Выбора у нас все равно нет никакого. Либо —¦ князь, либо – в грязь.

– Это точно!

Из пущенных стрел Хорт, к собственному удивлению, нашел только одну. Ну, вторая сгорела, это ясно. Первая исчезла неведомо куда. Зато третья обнаружилась в правом плече погибшего. Когда маг упал, она не сломалась, торчала горделиво. Только вид ее после выстрела изменился. Древко почернело, словно его измазали дегтем, а оперение сияло золотом. Хорт взять стрелу не решился.

Поэт

Лес, по которому шел Костук, излучал глухую враждебность. Нет, не ненависть, именно враждебность, ко всему чуждому, что приходит извне, из-за Кольцевых гор. Враждебность копилась тем сильнее, чем дальше он шел. В шорохе листвы крылась непонятная угроза, цветы пахли ядовито, а птичьи вопли таили ярость.

Вскоре после полудня с северо-востока докатилась волна Силы, и далее возмущения следовали одно за другим, сильные, яростные. Где-то не очень далеко шел бой, схватка магов. Костук попытался определить, кто с кем сражается, но не смог. Сила же словно взбесилась. Иногда казалось, что бьются гиганты, способные разрушить горы или вырастить лес на месте пустыни, поднять остров со дна моря или снять солнце с неба. А когда битва закончилась, Костук перестал ощущать вообще что-либо, как будто оба поединщика исчезли, перенеслись далеко, или же погибли. От этой мысли мороз прокатился по коже, несмотря на роскошно жаркий день. Магу показалось, что солнце закрыла густая тень, вокруг потемнело.

Журчание отвлекло от мрачных мыслей. Как никогда кстати встретился ручеек. Полоска воды причудливо вилась, словно путающий следы зверь, взблескивая на солнце. Золотые рыбки сновали у самого дна. Когда одна из них открыла рот, то обнажился набор зубов, которому позавидовал бы волк. Костук отпрянул, пить расхотелось. Кто знает, чем эти рыбки питаются, может быть – неосторожными путниками?

После ручья начались густые, почти непроходимые заросли. Пользоваться магией и тем самым открывать свое присутствие, Костук не хотел и посему пробивался, используя нож и топор. Несмотря на наличие режуще-рубящих инструментов, шел медленно. Вскоре вспотел, одежда намокла так, словно искупался.

Не сдержал крик радости, когда заросли закончились, и показалась небольшая уютная поляна. Со вздохом присел Костук к стволу, вытянул гудящие ноги. Вот уж никогда обитатель степи, где дерево – лишний предмет, не думал, что будет настолько рад лесной поляне. Орки леса, в большинстве своем, боятся, не любят, считая местом, где могут жить только очень странные существа, вроде Остроухих или Волосатых.

Шорох за правым плечом привлек внимание. Костук скосил глаза и лишь усилием воли заставил себя усидеть на месте. Странное создание, крупное и, наверняка, хищное, выходило из зарослей. Тело петуха, увеличенное более чем вдвое, петушиный же гребень на голове, но в клюве щерятся острые зубы, отблескивая белизной. Хвост и вовсе – змеиный. Оперение играет всеми цветами радуги, лишь траурная лента чешуи позади портит праздничность. Змеептиц не замечал орка, косил по сторонам большими лиловыми глазами, вышагивал важно. Василиск – всплыло некогда слышанное название.

Сбоку от первого монстра затрещали кусты, и на поляну выбралось еще одно пернатое создание. Костук пригляделся – так и есть, самка. Размерами меньше, оперение не такое яркое. Точь-в-точь курица и петух!

Петух призывно щелкнул зубами, и странные птахи принялись ходить друг вокруг друга. Самец выпячивал грудь, топал ногами, из горла его вырывалось призывное шипение. Самка же имела вид скучающий, незаинтересованный, и если партнер становился слишком настойчив, отскакивала в сторону.

Костук сидел ни жив, ни мертв. Если пташки его заметят, то отбиться от них будет не просто. Но, увидев, что парочка увлечена друг другом, маг осторожно встал на четвереньки и пополз в кусты.

Выдала его сухая ветка. Треснула под рукой, проклятая, причем с таким грохотом, что может издать разве что молния в степи. Костук услышал за спиной злобное шипение. Вскочил, развернулся и оказался лицом к лицу (или лицом к морде?) с разъяренным птицезмеем.

Времени на заклинания не оставалось. Костук попытался отскочить, но нога задела за кочку и маг с треском и грохотом рухнул в самую середину большого, густого, колючего и, как следствие, весьма негостеприимного куста. Ветви копьями впились в спину, колючки стремились добраться до плоти сквозь одежду.

Ошеломленный поведением противника (или жертвы?), василиск замер на месте, и Костук воспользовался этим, чтобы пробраться сквозь сплетение ветвей на другую сторону. Ободрал руки, лицо, порвал штаны, но зато теперь между ним и хищной тварью оказался заслон.