Лилит - Джордж Макдональд Страница 77

Подойдя поближе к горе, мы увидели, что река берет начало от самой ее вершины, и бежит всей своей массой по главной улице города. К воротам она спускается по лестнице их широких и высоких ступеней, сделанных из порфира и змеевика и кончающихся у самого подножия горы. Мы подошли ближе и обнаружили меньшие ступеньки по обеим берегам реки, ведущие к воротам и дальше, по поднимающейся ввысь улице. Не остановившись ни на секунду, Малютки побежали вверх по лестнице к открытым воротам.

Снаружи, на лестничной площадке, сидела привратница, женщина-ангел с хмурым выражением лица. Она косилась на свою больную руку. Дети облепили ее и буквально окутали ее своей заботой и лаской, и, пока она приходила в себя, взяли небеса приступом, застав их врасплох, и были уже в городе, по-прежнему карабкаясь по лестнице рядом с падающим потоком. Чтобы встретить и принять их, спустился Великий ангел, в сопровождении еще нескольких, сияющих ослепительным светом, но попросту весело отскочил в сторону, пропуская их, когда они побежали вверх. Весело танцуя, к ним спустилась группа женщин-ангелов, и в мгновение ока дети оказались в нежных и твердых руках небес. Сияющие ангелы увели их прочь, и больше я их не видел.

– Ах! – сказал могущественный ангел, продолжая спускаться, чтобы встретить нас, добравшихся уже почти до ворот и слышавших его слова внутри себя:

– Вот хорошо! Это солдаты, которые даже небеса возьмут штурмом! Я слышал от черных летучих мышей с границы: «С ними много возни не будет!» – Он увидел слонов и коней, которые карабкались за нами. – Отведите этих животных в королевские стойла, – добавил он, – позаботьтесь о них и верните в королевский лес. Милости прошу домой! – сказал он, наклонившись к нам и улыбнувшись.

И тут же он отвернулся и направился вверх, указывая путь. Кольца его кольчуги сверкали, словно вспышки молний.

У меня нет образов и слов, чтобы описать то, что я чувствовал, когда меня вот так приняли стражи небес. Все, чего я хотел и к чему стремился, приближалось ко мне.

Мгновение мы стояли в воротах, через которые текла сияющая и шумная река. Я не знаю, откуда взялись те камни, в которые она была одета, но среди них я видел первообразы всех драгоценных камней, которые нравились мне на земле – но здесь они были много прекраснее, ибо они были здесь живыми – все, что я видел здесь, было – не только намерением, но и смыслом, не только мыслью, но и ее настоящим воплощением; ничто в этом королевстве не было мертвым, ничто не было только вещью.

Мы поднялись и вошли в город. У верхней границы города стены не было, но громоздились огромные кучи ломаных скал, скошенные, словно граница вечного ледника, и в отверстия в этих скалах вытекала река. На вершине этих скал я смог разглядеть то, что показалось мне тремя-четырьмя ступенями лестницы, исчезающей в белоснежном облаке; а на ступенях я увидел (но лишь своим внутренним взором) словно бы величественное старое кресло: трон Древнейшего из Дней Вечных, – а из-под и между ступенями этой лестницы брала начало река живой воды.

Великий ангел не мог вести нас дальше; эти скалы нам предстояло преодолеть одним!

Мое сердце наполнилось надеждой и страстным желанием, я скорее схватил Лону за руку, и мы начали карабкаться; но вскоре мы отпустили друг друга, чтобы использовать и руки – затем, чтобы карабкаться по огромным камням. Наконец мы оказались совсем рядом с облаком, которое нависало над ступенями, словно край одежды, пересекли его край и вошли в его пышные складки. Рука, теплая и сильная, взяла меня и отвела к маленькой двери с золотым замком. Дверь открылась, рука подтолкнула меня сквозь дверь, я быстро повернулся и увидел обложку огромной книги, которая закрывалась за мной. Я был один и стоял посреди своей библиотеки.

До сих пор я так и не смог найти Лону, но Мара все еще бывает у меня. Она научила меня многим вещам и все еще учит. Может ли быть, что мое последнее пробуждение все еще было во сне? Что я все еще в Палате мертвых, сплю и вижу сон, и все еще не готов проснуться? Или, может быть, я был не готов еще вполне к тому, чтобы уснуть, и оттого-то проснулся раньше времени? И если это пробуждение – только сон, то за ним несомненно наступит лучшее, настоящее пробуждение, и я больше не буду игрушкой в руках ложных грез! Такие сны должны привносить прекрасные истины в сердца тех, кто их видит!

В минуты сомнений я плачу:

– Может ли Бог создать такие прекрасные вещи, которые я вижу во сне?

– А откуда же еще приходят твои сны? – отвечает Надежда.

– Из закоулков моей темной души, из озарений моего воображения.

– Но откуда они приходят туда? – спрашивает Надежда.

– Мой мозг порождает их, и лихорадка в крови.

– Тогда ответь мне, – предлагает Надежда, – пусть твой мозг – скрипка, которая исторгает чудесные звуки, а жар в крови – смычок, который играет на ней. Но кто сделал эту скрипку? И кто водит смычком по ее струнам? Скажи еще, кто посылает песню птицам, каждая из которых сидит на своей ветке дерева жизни, и побуждает их петь эту песню? Откуда приходит фантазия? И откуда берется ликующая жизнь? Можешь ли ты приказать во мраке своей несознательной души: «Пусть будет красота, пусть явится истина» и тут же все вокруг станет прекрасным и покажется истина?

Человек мечтает и жаждет. Бог размышляет и желает, и делает живым.

Когда человек мечтает о чем-то своем, он лишь игрушка в руках своей мечты, когда же человеку посылает мечту некто Другой, этот Другой в состоянии сделать ее явью.

Я никогда больше не искал зеркало. Рука послала меня сюда, и тем же путем мне отсюда не выбраться. «Все дни, что мне предназначены, я буду ждать, пока настанет мой час».

То и дело оглядывая свои книги, мне кажется, что их твердую массу словно колышет ветер, и вот-вот сквозь них ко мне ворвется другой мир. Иногда, когда я не дома, со мной происходят похожие вещи: небо и земля, деревья и трава словно вздрагивают на мгновение, словно собираются исчезнуть, а потом, смотрите-ка, привычно остаются на месте и выглядят как обычно! Иногда мне кажется, что я слышу рядом со мной шепот, словно кто-то, кто меня любит, пытается говорить со мной, но как только мне удается разобрать слова, шепот стихает, и все вокруг так спокойно, что я не знаю, то ли все это происходит в моем мозгу, то ли приходит откуда-то извне. Я не ищу всего этого, но оно приходит, и я позволяю приходить ему.

Часто странные смутные воспоминания, которые не станут ждать, пока я в них разберусь, выглядывают из туманных окон прошлого; смотрят на меня посреди белого дня, но снов я никогда больше не видел. Несмотря на это, может быть, чем я больше просыпаюсь, тем крепче сплю! Но когда я наконец проснусь для жизни, которая, словно дитя за пазухой, несет и хранит эту жизнь, я буду знать, что я проснулся, и больше не буду в этом сомневаться.

Я жду; сплю я или нет, неважно; я – жду.

Новалис [2]сказал: «Наша жизнь – не сон, но она когда-нибудь должна им стать, а может быть и станет».