Дети Империи - Олег Измеров Страница 79

Мавзолей был расположен глубоко под землей – очевидно, с учетом требований защиты при вероятном нанесении по Москве ракетно-ядерных ударов. От подземного вестибюля, где личные вещи запирались в автоматические камеры хранения, и проходных с рамкой металлодетектора вниз вел длинный эскалатор – пожалуй, такого Виктор не видел ни на одной станции метро. Он тут же вспомнил, что при строительстве фундамента были плывуны, но рассудил, что раз здесь дело связано с криотехникой, то и эта проблема должна быть попутно решена. Стены и потолок тоннеля были облицованы красным и черным гранитом, создавая обстановку торжественности и покоя; через равные промежутки на стенах были бронзовые барельефы, на которых в молчании застыли люди в разных местах страны, от среднеазиатских республик и северокитайских провинций до Финляндии и Чукотки. На лицах изображенных людей не было выражения скорби: скорее читались легкая грусть, ожидание и надежда, как перед долгим расставанием. Виктору понравилось, как удачно удавалось скульпторам передавать оттенки чувств. В самих изображениях не было напыщенности, парадности, показного благополучия, какое иногда было свойственно подобным произведениям нашей реальности этого периода; скорее, это было что-то вроде хроникальной энциклопедии жизни здешнего пятьдесят пятого. «До свидания», – говорили взгляды ленинградских рабочих, «Возвращайтесь», – глаза киевских студентов, «Мы ждем вас», – вторили им кубанские коневоды, и сварщик на стройке плотины на сибирской реке махал рукой: «Еще увидимся». Если и была здесь печаль, то, как в стихах Лермонтова, она была светла.

От эскалаторов коридор шел в высокий овальный зал усыпальницы, по стенам которой нисходящей спиралью шла смотровая галерея, закрытая пластинами толстого бронестекла и облицованная снаружи белым мрамором. В центре зала, на двухметровом постаменте из красного гранита стоял огромный овальный саркофаг, прозрачный, с гнутыми стеклами; было видно, что внутри него расположен второй саркофаг, граненый, с толстыми прямыми стеклами, повторяющий своими очертаниями наружный, а внутри него, в свою очередь – овальный стеклянный колпак. Никаких украшений или надписей не было заметно; ничего излишнего не должно было отвлекать взгляд от того, что находится внутри. Пола не было видно: постамент уходил в слегка колышущийся от неощущаемого за стеклами ветра ковер цветов. Казалось, саркофаг плывет по живому озеру из распустившихся разноцветных бутонов.

«Так вот отчего в метро цветы! – догадался Виктор. – Это, наверное, тоже часть программы».

Пространство мягко заливал свет, струящийся сверху, из-под голубого хрустального – уже в прямом смысле этого слова – купола. В лучах этого света Виктор заметил порхающих бабочек. Все это было совершенно непохоже на скорбный кубистический авангард Мавзолея Ленина; здесь все дышало продолжением жизни. Невольно вспомнилось лермонтовское:

Но не тем, холодным сном могилы.

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь…

И в центре всего этого светлого умиротворения и тихой радости жизни лежал Он.

Сталин выглядел таким же, как в знакомой Виктору кинохронике: в те времена, к счастью, не было фотошопа, и художественная ретушь была доступна в основном для официальных портретов. Это сейчас можно и видеозапись раскрасить, и гламур навести, а в будущем, наверное, многоядерные процы позволят лакировать прямой эфир и автоматически править ляпы общественных деятелей. Здесь же разница между оригиналом и лицензионными копиями была минимальной – разве что Сталин выглядел немного похудевшим – то ли в результате болезни, то ли так действовал биостаз. Лежал он в скромном довоенном френче, даже не новом, безо всяких орденов.

Виктор поймал себя на мысли, что, глядя на, строго говоря, не умершего Сталина, он испытывает прежде всего любопытство. Это примерно как в египетском музее туристам показывают саркофаг фараона, и они если и трепещут, то от осознания того, что видят нечто необычайное, уникальное, чего больше нигде на свете нет. И мало кому дела до того, кем был этот фараон. Может, он был прогрессивным и прорыл каналы для орошения пустыни, чем спас тысячи людей от голода, а может, заморил сотни рабов на строительстве пирамиды, а может, и то и другое вместе. Важно иное. Важно, что этот саркофаг – словно дверь, войдя в которую есть шанс познать жизнь иной эпохи.

Виктор слегка скосил глаза на окружающих, стараясь понять, что же они чувствуют при встрече со Сталиным. Он ожидал увидеть все что угодно – обожание, религиозный восторг, печать неизбывного горя, может, у кого-нибудь даже злорадство. Однако практически на всех лицах было отражено облегчение. Создавалось впечатление, что люди приходили сюда, устав от каких-то проблем или спросить совета, – и здесь, увидев воочию, что Сталин жив, обретали в себе силы существовать и бороться. Жить легче, когда знаешь, что есть к кому прийти.

Конечно, в этом всем был элемент сказки. Виктор даже понял, какой сказки – о мертвой царевне и семи богатырях. Хрустальный гроб и ожидание счастливого конца, когда тот, кто спит вечным сном, оживет и проснется.

Но каждая сказка для чего-то нужна.

Здесь не было шока, охватившего всю нашу страну в пятьдесят третьем.

Здесь не было задавленных на похоронах.

Ну почему у нас не могли до подобного додуматься?

Галерея сделала последний виток, и медленный людской поток понес Виктора и Осмолова в коридор к эскалатору. Виктора вновь поразило, какие у всех вокруг светлые лица.

А может, здесь все просто обретали надежду, что наука скоро научится синтезировать криопротектор в любых нужных для общества количествах и каждый доживет до дня, когда и он может вместо смерти отправиться в путь в далекое и счастливое будущее, где получит вечную жизнь, мир без войн, болезней, потерь близких и друзей… Кто знает!

Они благополучно забрали свои вещи и вышли из прохода в Мавзолей. Дворец Советов возвышался над ними на недосягаемой высоте, кинематографически сияя в движущихся голубоватых лучах зенитных прожекторов.

– Ну я теперь к своим заскочу, они недалеко тут живут, – сказал Осмолов, – а вы еще успеете на вечернюю обзорную экскурсию по Дворцу. Встретимся у поезда.

И он поспешил в сторону входа в метро. Виктор направился к главному входу, надеясь там спросить, где собираются на экскурсии, но тут перед ним вырос подтянутый милиционер в чине старшины.

– Прошу прощения, гражданин. Ваши документы, пожалуйста.

«Ну вот, наконец-то и удостоверение пригодилось, – подумал Виктор. – Интересно, а тут у иногородних проверяют документы или по иному признаку?»

– Пожалуйста. – Он с безразличным видом достал и показал в развернутом виде красную книжечку с тисненым щитом и мечом.

– Гражданский эксперт МГБ Еремин, – прочел старшина и сличил фотку. – Все в порядке, извините за беспокойство!

Старшина козырнул. Виктор засунул удостоверение обратно и уже собрался идти, как услышал за своей спиной голос: