Элегия погибшей звезды - Элизабет Хэйдон Страница 79

Он следовал за звуком, резонировавшим в его ушах точно кровь. Это была песня Дающей Имя, которую пела для него Рапсодия. Песня вибрировала в его душе, отражалась в барабанных перепонках, проходила через сложное переплетение вен и нервов, составлявших чувствительную сеть на его коже, которая заканчивалась на кончиках пальцев.

«Акмед Змей, приди ко мне».

Ощущение было одновременно безумно приятным и столь же безумно пугающим, ведь его призывала Дающая Имя. И хотя повторяющаяся мелодия была безупречно настроена на его сознание и естественные вибрации его дыхания Акмед испытывал жгучую тревогу, слыша, как его имя повторяет ветер, несмотря даже на то, что ни одна живая душа, кроме него самого, не могла его уловить. Всю свою жизнь Акмед был скрытным и одиноким существом.

От некоторых привычек очень трудно отказаться, а иные и вовсе невозможно преодолеть.

«Акмед, приди ко мне».

Зима отступила, как и всегда в центральной части континента во время оттепели, на одну фазу луны. У стволов деревьев виднелись островки земли, мертвая бледно-зеленая и бурая трава быстро высыхала на утреннем ветру. Сугробы, большую часть зимы покрытые толстым слоем твердого и прочного наста, сейчас стали мягкими и влажными под порывами теплого ветра, которые, однако, не несли ароматов весны — ведь таяние снега было временным. Через несколько коротких недель холод вернется с новыми силами и моментально придушит те несмелые ростки, что рискнули пробиться к свету во время оттепели, надежно спрятав их под слоем упругого твердого белого снега до самой весны.

И все же Акмед не мог не признать, что ему приятно вновь слышать голос Рапсодии. Уже много лет прошло с тех пор, как она покинула Илорк, и он уже почти привык к отсутствию утренних сообщений, которые получал благодаря естественному эху, долетавшему до него из ее дома, который он предоставил ей в своих владениях, — небольшой особнячок, расположенный на берегу подземного озера посреди удивительно красивой пещеры и потому названный ею Элизиум.

И хотя Рапсодия, пришедшая в Илорк вместе с ним и Грунтором, предпочитала жить отдельно от фирболгов, которые долгое время воспринимали ее как источник пищи и, когда она проходила мимо, провожали голодными взглядами, она охотно общалась с ним каждый день. После того как она вышла замуж за Эши и переехала в Наварн, Акмед с ужасом обнаружил, что ему не хватает ее утренних лиринских молитв, которые ее народ обращал к небу и звездам на рассвете и закате. Она продолжала их петь, даже когда они путешествовали под землей вдоль Оси Мира, хотя до звезд было так далеко… В результате он настолько привык к ее молитвам, что теперь скучал по ним.

Поэтому голос Рапсодии, повторяющий его имя, действовал на него успокаивающе. И одновременно вызывал тревогу.

Он сделал глубокий вдох, позволяя лесному воздуху проникнуть в его чувствительные ноздри. Потом Акмед состроил гримасу.

В ветре чувствовался привкус соли, и Акмед с отвращением сплюнул. До моря было далеко, ветер дул с востока, а не с запада, из чего следовал единственно возможный вывод.

Где-то в лесу Эши.

Насколько Акмед мог определить, источник соленой влаги пока находился довольно далеко, возможно, он опережает мужа Рапсодии на полдня пути. Акмед знаком показал Кринсель, что им нужно торопиться, поскольку хотел поговорить с королевой намерьенов наедине, пока не появится Эши — тогда внимание Рапсодии полностью переключится на мужа, как это всегда происходило с тех пор, как четыре года назад он вошел в их жизнь.

«Акмед».

Акмед вздрогнул и покачал головой. Голос звучал иначе, стал резче, подумал он, но чуть позже пришел к выводу, что дал ему не слишком точную характеристику.

«Она испытывает нетерпение? — думал он, ускоряя шаг, чтобы быстрее добраться до звукового маяка. — Ей надоело жить в пещере драконицы, дожидаясь рождения щенка?»

Наконец они с Кринсель вышли к безмятежному лесному озеру, на противоположном берегу которого возвышался поросший кустами холм. Хрустальные воды были совершенно спокойны, в озере, словно в зеркале, отражались деревья, обломки льда лениво дрейфовали, влекомые течением. Ветви деревьев, росших по берегам, оставались неподвижными, словно ветер не залетал в это место, смолкло даже пение птиц. Судя по описаниям Рапсодии, они приблизились к логову Элинсинос.

Акмед знаком показал Кринсель, что теперь они будут следовать вдоль берега озера. Окружающую их совершенно неправдоподобную тишину нарушало лишь журчание ручья. Песня его имени становилась громче, значит, Рапсодия где-то уже совсем близко. Когда они оказались на противоположной стороне озера, Акмед уже не сомневался, что зов доносится из входа в пещеру, спрятанного за деревьями и земляным уступом в самой крутой части ближайшего к ним склона холма. Между камней текла узенькая речка, бесшумно впадавшая в спокойные воды озера.

Акмед показал на вход, и Кринсель вновь кивнула.

Король болгов взглядом поискал тропу, но безуспешно, а внимательно присмотревшись, решил, что деревья, растущие возле пещеры, кто-то посадил специально и даже слегка искривил их стволы, чтобы прикрыть вход. К счастью, Рапсодия, давшая ему дурацкую кличку Акмед Змей, наградила его и другими именами — Фирболг, Дракианин, Перворожденный, Убийца, Находящий Тропу, Следопыт. Эти имена, произнесенные в чистом пламени огня, горящего в центре Земли, проникли в самую сущность короля болгов, наделив его новыми свойствами либо усилив те, что были ему присущи от рождения. Способность находить дорогу оказалась полезным умением, и он применил его сейчас: неожиданно путь в лабиринте деревьев стал для него очевидным.

Он зашагал к пещере, и тут тишину леса неожиданно нарушил необычный голос — удивительная смесь сопрано, альта, тенора и баса.

— Стой.

Акмед послушно остановился.

Странный голос показался ему одновременно раздраженным и веселым.

— Никто не входит в логово дракона без приглашения, если только он не чудовищный глупец. Советую тебе постучать или хотя бы назвать себя.

Слова гулкими осколками эха метались между деревьями, растущими возле входа в пещеру. Они раздражали его чувствительную кожу, что было особенно неприятно после ставшего уже привычным прикосновения песни его имени. Акмед сразу же ощутил неприкрытую угрозу могучей стихии.

Он оглянулся на Кринсель, чье лицо сохраняло обычное непроницаемое выражение, но в ее глазах Акмед заметил страх.

— Ты можешь подождать здесь, — предложил он.

Женщина едва заметно кивнула, и, хотя выражение лица не изменилось, в ее глазах промелькнуло облегчение.

Акмед подошел ко входу в логово. На каменной стене, над темным провалом пещеры он заметил покрытые лишайником руны. Присмотревшись, Акмед их узнал и вздохнул. Слова были написаны на всеобщем тайном языке кораблей, смеси древненамерьенского и других наречий, на которых говорили более двух тысячелетий назад:

Суmе wе innе frid, frаm thе griроf dеар