Мастер Исхода - Александр Мазин Страница 8

И когда Совет вынужден был признать свое бессилие, пришла очередь Спасателя. Перебрав несколько кандидатур, теократы выбрали меня. Честь, от которой хочется отказаться. Я уже был достаточно опытен, чтобы это понимать. Равно как и то, что отказаться нельзя.

Первый раз я ушел в Исход, когда мне исполнилось шестнадцать. Считалось, что в более раннем возрасте Исход может повредить способностям будущего Мастера. Ушел не сам, а следуя за Пророком, зато не куда-нибудь, а на Землю-Исходную.

Следующие полгода, весну, лето и часть осени я жил в одном из монастырей близ русского города Пскова. Молитва, работа, трапезы и посты. Раз в неделю – беседа с настоятелем о преимуществах Православной веры. Настоятелю не сказали, что я – потенциальный Мастер Исхода, а сам он этого определить не мог, поскольку был обычным человеком, и человеком очень неплохим: мудрым, добрым и искренне верующим.

К сожалению, он относился к той части христиан, которые не считали возможным использовать Исход для продления жизни, полагая, что Бог дал человеку одну жизнь и именно эту жизнь следует прожить как подобает. Ради жизни Вечной. Тогда, мальчишкой, я был с этим категорически не согласен, но уже достаточно соображал, чтобы держать язык за зубами. Временами мне было просто жаль «наивного и старомодного дедушку».

Теперь-то я понимаю, что настоятель был вовсе не наивен. Он видел и чувствовал многое, недоступное шестнадцатилетнему сопляку даже с экстраординарными способностями. Не говоря уже о том, что столь верующий человек просто не способен последовать не за Богом, а за человеком, пусть даже и наделенным необычными способностями.

В общем, эти полгода тоже пошли мне на пользу. Тем более что в сравнении с тренировками, которыми – в прямом смысле с колыбели – изнуряли меня учителя и инструкторы, монастырская жизнь казалась чуть ли не бездельем.

Наверное, нечто подобное чувствовал в древние времена юный ниндзя, которого отправили в храм с поручением подметать лестницу. После критических нагрузок, после кошмарных упражнений по укреплению костной ткани пропалывать грядки и выгребать навоз за «экологически чистыми» коровами – чистое наслаждение. Мне приходилось втихую нагружать себя «настоящей» работой, чтобы мои мышцы, кости и внутренности не забыли, к чему их готовили.

Потом меня забрали и отвезли в Подмосковье. Там был самый крупный в России центр, где обучали Одаренных.

Позже был гималайский поход, едва не закончившийся для меня плачевно.

Но я выжил, оклемался (на это потребовался целый год) – и мною, наконец, занялись всерьез.

Следующие три года из меня вытесывали металло-керамическую статую под названием «Мастер Исхода», попутно накачивая знаниями и навыками.

Потом был еще один Исход в качестве ученика Пророка. В миленькое местечко, которое потом назвали Альбионом Третьим. Там я нарабатывал практические навыки формирования колонии, когда усилиями трех тысяч голых людей создавалась первоначальная база: основы промышленности и сельского хозяйства. Ибо сказал Господь: «Плодитесь и размножайтесь!» И предоставил человеку шикарную возможность реализовать это право… «В поте лица своего».

С Альбиона на Землю-Исходную я вернулся самостоятельно.

Теперь мне предстояло возвращать долги.

На Земле-Исходной ничего не делали даром. Единственная планета, где государства не были теократиями и где сохранили все нюансы и особенности национальных культур и все многообразие вер и обычаев. Планета, принимавшая ежедневно не менее миллиона «посетителей» с сотен Земель, беспощадно эксплуатировала своих гостей и не уступала задаром ни крохи своих знаний, своей культуры – нематериального, но весьма ценного «богатства». Колонии, даже полностью обособившиеся, не возражали. Земля-Исходная была своеобразной Меккой. Но Меккой изрядно перенаселенной и почти полностью истощившей собственные ресурсы. Планета, где никель добывали с глубины пять километров, а энергию – со стратосферных «солнечных парусов», не могла на халяву обеспечивать несколько миллиардов «гостей», которым нечем было расплатиться, кроме всё тех же знаний. Или собственных рабочих рук.

Меня ожидала работа Спасателя. В спасательной службе России, поскольку моя родина считалась «продолжением» России, и именно здесь я получил «высшее» образование.

Я честно отслужил восемь лет, совершил два рейда, причем в первом едва не погиб и потерял всю свою первую команду. Из второго я возвратился уже не на Землю-Исходную, а домой, в Центральную Сибирь.

Исход на эту «неправильную» планету был первым, который я совершил с родины.

Ночь прошла спокойно. Приглушенный гул водопада действовал успокаивающе. Я проснулся лишь однажды – когда вернулась с охоты Лакомка.

Пантера приволокла что-то съедобное, и мое зверье устроило маленький пир.

Под эти-то приятные звуки я снова уснул.

Утром я первым делом отправил Марфу на разведку. Объяснить, что он нее требуется, оказалось делом непростым. Только с помощью Лакомки удалось растолковать туповатой птице, что ей нужно найти. Нет, насчет туповатой я неправ. По части сообразительности Марфа дала бы десять очков форы даже ворону. Я бы даже сказал, что ее сообразительность где-то на уровне двухлетнего ребенка, если бы ее способ мышления не отличался принципиально от человеческого. Чтобы развить мозг животного, такого как Лакомка или Мишка, требовалась не только филигранная работа генных инженеров, но – и это главное – воспитание Мастером-эмпатом. Таким как я. Фактически, в каждого из своих зверей я «вложил» частичку себя, научил их мыслить «по-моему», по-человечески. Но то – звери. С птицей подобное не прошло. У нормальной птицы «мышление» намертво завязано со способностью летать. Вот и Марфа «мыслит» крыльями и глазами. Ей можно показать фотографию, где указана цель, и птичка запросто отыщет то, что нужно. Когда мои способности восстановятся, общаться с Марфой станет очень легко. Ей достаточно мысленно «показать» картинку – и задание понято. «На пальцах» же я еще кое-как могу объяснить Марфе простейшие вещи вроде «воды» и «суши». Но как растолковать понятие «удобный подъем» существу, для которого нет разницы между отвесной скалой и пологим подъемом?

Кое-как, на пару с Лакомкой, чьи эмпатические способности восстановились быстрее моих, мы «вразумили» Марфу и отправили на разведку. А сами предались безделью. Точнее, отправились купаться. Еще точнее, купались мы с Мишкой. Даже устроили соревнование: кто дольше просидит под водой.

Меня научили самостоятельно держаться на воде в четыре месяца. В возрасте девяти лет я освоил технику «медленного дыхания», вчетверо удлиняющего дыхательную паузу.

Мишку «водным искусствам» никто не учил. Тем не менее он выиграл, а я, соответственно, проиграл.

Лакомка все это время сидела на берегу и взирала на нас с большим неодобрением. Разыгравшийся Мишка окатил ее водой. Лакомка обиделась и объявила охотничью забастовку. Пришлось позавтракать фруктами.