Бездорожье - Инна Шаргородская Страница 8

«Уймись!» – скрипнув зубами, попросил Раскель.

Но просьбе его не вняли.

«А то и не скажет. На радостях просто забудет про тебя… Нет уж, спасать красавиц желательно для себя самого!»

«Так я и сделаю», – угрюмо пообещал Раскель. – «Если подскажешь – как. Ты вообще кто? С кем я говорю?»

«С собой», – снова хихикнули в ответ. – «Непривычное занятие? Про внутренний голос никогда не слыхал? А это я и есть». – Голосок вдруг посерьезнел. – «Лучшая часть твоей души. Защитник и опора. Здравый смысл, спасающий тебя от совершения глупостей. И я тебе говорю – ступай домой! Налачи Бахт вернуть не удастся. Отец… простит, когда узнает, с кем тебе пришлось иметь дело. Что же до красавицы, ее ты все равно не получишь. А спасателей тут хватит и без тебя!»

Раскель в очередной раз уперся взглядом в спину Идали Хиббита. Внезапно возненавидев его всем сердцем.

«Кому ты нужен?» – продолжал тем временем голосок. – «Думаешь, тому, второму гаджё, которого ты было размечтался звать другом? Да он уже забыл про тебя! Брат ему, конечно, дороже. Навязываться будешь? Ой, не советую. Гордость имей!»

Раскель перевел взгляд на Кароля.

Тот шел плечом к плечу с братом, твердой мужской походкой, успев неведомо когда и где растерять свои актерские, легкомысленные манеры, делавшие его таким заметным в толпе. Друг с другом они сейчас не разговаривали, но почему-то было ясно, что эти двое – вместе. Как пара близнецов. Думают об одном, и им не надо слов, чтобы каждый сделал в нужный миг то, что требуется.

И Раскель незамедлительно почувствовал себя лишним.

Отчего симпатии к Идали Хиббиту у него не прибавилось. Кажется, он даже пожелал ему смерти в этот миг…

Но тут Кароль обернулся на ходу. Спросил взглядом, все ли хорошо, послал улыбку, подбадривая.

От сердца немного отлегло.

«Молчи!» – сказал Раскель внутреннему голосу. – «Я сам не дурак».

«Думаешь, это он о тебе беспокоится?» – снова завелся тот. – «О кошке на самом деле, без которой не обойтись!..»

Земля под ногами вдруг угрожающе дрогнула.

По асфальту, и без того не гладкому, побежали новые трещины. Где-то с грохотом посыпались с высоты камни.

Идали Хиббит резко остановился, схватил брата за руку.

И рявкнул:

– Стажер, ко мне! Быстро!

Раскель замедлил шаг.

Он – не собака…

Тут земля содрогнулась снова. И встала на дыбы, вывернувшись из-под ног.

В то, что она еще жива, верилось с трудом.

Но это было так. Жива, да к тому же невредима – если не считать нескольких горящих огнем царапин на руках, которыми она едва успела прикрыть лицо, когда ветер вдруг швырнул ее в крону дерева. Пышную, зеленую, сучковатую… Зеленую?

Странно. Темно ведь было – дай бог само дерево разглядеть, не то что цвет листвы!

Да и ветер странный…

На землю он опустил ее аккуратно и бережно, как яйцо в корзину. И это после всей неистовой круговерти в воздухе, после всех кувырканий и яростных бросков из стороны в сторону, от которых мутилось в голове и обмирало сердце в ожидании последнего, страшного удара о земную твердь!

А потом он стих – так же резко, как и начался.

Полежав некоторое время без движения и заново обретя способность чувствовать и соображать, Катти рискнула наконец пошевелиться, приоткрыла глаза. И обнаружила, что лежит на реденькой зеленой травке, что руки-ноги у нее целы и нигде и ничего не болит. И что ночь, успевшая накрыть мертвый город, сменилась почему-то тем же серым пасмурным деньком, который встретил их в этом мире.

Собравшись с силами, сев и оглядевшись, она увидела, что города, казавшегося бесконечным, не стало тоже. По левую руку от нее раскинулся осенний чахлый лесок, наполовину облетевший, по правую была река.

Да какая…

Катти уставилась на нее во все глаза.

Другого берега было практически не видать. Так, призрачные крохотные холмики в сером тумане на горизонте… И о том, что это река на самом деле, а не, скажем, озеро, догадаться можно было лишь потому, что довольно быстрое течение ее то и дело проносило всяческий мусор.

Интересный, надо заметить, мусор. Намекавший на то, что где-то выше по реке… живут люди. Покуда Катти глазела на нее, мимо проплыла, в частности, пустая винная бутылка, следом – размокшие куски цветного картона, похожие на остатки коробки, потом еще какие-то лохмотья, плохо различимые, но явно рукотворные…

Проводив все это озадаченным взглядом, она рискнула подняться на ноги. И окончательно убедилась в том, что ветер обошелся с ней весьма милосердно. Не причинил ни малейшего ущерба, вот только оставил без метлы.

Которую, конечно, можно было считать утерянной безвозвратно, ибо даже в чахлом леске искать деревянную жердинку с прутьями – занятие безнадежное. Особенно если и брошена ветром она не здесь, а где-нибудь в мертвом городе.

Утрата на самом деле катастрофическая…

Странный ветер – вновь подумала Катти, пытаясь побороть растерянность и неотвратимо подступающий страх.

И что же это было такое? Демонстрация силы? Еще одно предупреждение – убирайтесь, мол, отсюда подобру-поздорову?… Хорошо бы так. Тогда, возможно, Пиви с Юргенсом тоже уцелели. И всем им даже позволено будет снова собраться вместе. Ведь предупреждение, надо думать, относилось не к ней одной.

Тем более что ей одной, да без метлы, да без волшебной искалки, выхода отсюда уж точно не найти…

Бодрости последняя мысль Катти не прибавила.

Блуждать по этому загадочному и пугающему миру в одиночестве, не имея никакого представления о том, куда, собственно, идешь и что еще за жуткие сюрпризы, вроде давешнего урагана, тебе готовит здешний хозяин… ох.

И что же делать ей теперь, кто бы подсказал?

Снова беспокойно оглядевшись по сторонам и никого, разумеется, поблизости не увидев, она покричала сперва Пиви, потом Юргенса, но ответом ей была тишина.

Беда…

По течению проплыло что-то пестрое, похожее на пакет, в котором принес им с Пиви зимнюю одежду шаман Прохор, только рваный, и Катти машинально проводила его глазами, думая о своем.

Отправиться на поиски? Но в какую сторону? Ведь можно запросто уйти от потерянных друзей еще дальше.

Остаться тут и подождать? Но чего именно? Так им точно друг друга не найти – если каждый станет дожидаться остальных в том месте, где очутился.

Торчать на этом берегу без всякого дела хотелось меньше всего. Хотя пейзаж здесь и был несколько повеселее, чем в мертвом городе, – на деревьях листья, под ногами трава, – но казался он почему-то таким же безжизненным. И глаз отнюдь не радовал. Как и сердце.