Десять тысяч дверей - Аликс Е. Харроу Страница 8

Наверное, дело было в том, как уверенно прогремел голос мистера Локка и как дорого смотрелся его сюртук; а может, просто в том, что эта женщина в жизни не видела коренных гавайцев. Так или иначе, она ему поверила. Ее подозрительность вмиг растаяла, сменившись изумлением и восхищением.

– О, это же просто поразительно! У нас есть чудесные тюрбаны из Лахора – очень экзотичные, отлично подойдут к ее цвету волос… Или, может, хотите взглянуть на зонтики? Отлично подходят для того, чтобы укрыться от летнего солнца.

Мистер Локк окинул меня оценивающим взглядом.

– Думаю, лучше книгу. Любую, какую выберет. В последнее время она очень хорошо себя вела.

Он улыбнулся мне – едва заметный изгиб губ выдали слегка дрогнувшие усы.

Я просияла. Меня взвесили, измерили и признали достойной.

В начале лета тысяча девятьсот шестого года мне было почти двенадцать. На воду только-только спустили лайнер «Лузитания» – самый большой корабль в мире (мистер Локк пообещал, что в скором времени купит нам билеты на него); в газетах все еще печатали зернистые фотографии разрушений, постигших Сан-Франциско в результате жуткого землетрясения; а я потратила карманные деньги и оформила подписку на журнал «Прогулка», чтобы каждую неделю читать новые главы очередного романа Джека Лондона. Мистер Локк уехал по делам без меня, а мой отец в кои-то веки сидел дома.

Днем ранее он должен был уехать в Бразилию, чтобы присоединиться к экспедиции мистера Фосетта, но произошла задержка: то ли нужные люди не успели проставить в его документах нужные печати, то ли хрупким инструментам нужно было обеспечить бережную доставку – меня это мало волновало. Главное – он дома.

Мы вместе позавтракали на кухне, сидя за большим столом, изрезанным ножами, покрытым жирными пятнами и ожогами. Отец перечитывал свои заметки в полевом журнале и поедал яичницу с тостом, нахмурив брови, так что между ними образовалась клиновидная складочка. Я не возражала: я держала в руках новые главы «Белого клыка». Каждый из нас ускользнул в свой личный мирок, и мы были вдвоем, но в то же время поодиночке.

В этом всем ощущалось замечательное умиротворение, правильность происходящего, и мне невольно захотелось притвориться, что так бывает каждое утро. Что мы обычная маленькая семья, что особняк Локка на самом деле наш дом, а этот стол – наш собственный, кухонный.

Впрочем, наверное, будь мы обычной семьей, с нами за столом сидела бы мама. Может, она бы тоже что-нибудь читала. Может, она бы посмотрела на меня поверх корешка своей книги, и ее глаза сверкнули бы как-то по-особенному, а потом она бы протянула руку и смахнула хлебные крошки с неухоженной бороды моего отца.

Глупо предаваться таким мыслям. После них в груди остаются пустота и боль, как будто скучаешь по дому, даже будучи дома, и не можешь дальше читать журнал, потому что слова искажаются и расплываются перед глазами.

Отец взял в руки тарелку и чашку с кофе и поднялся, держа записную книжку под мышкой. Его глаза отстраненно смотрели сквозь предназначенные для чтения очки с золотистой оправой. Он повернулся к выходу.

– Постой, – выпалила я. Отец резко перевел взгляд на меня, напомнив перепуганную сову. – Я тут подумала… Можно я тебе помогу? С работой?

Я увидела, как его губы складываются в слово «нет», как отец готовится с сожалением покачать головой, но потом замирает и смотрит на меня. Что-то, увиденное в моем лице, – влажный блеск подступивших слез, болезненная опустошенность в глазах – заставило его резко вздохнуть.

– Конечно, Январри. – Его необычный акцент всякий раз перекатывался через мое имя, как корабль через морскую волну. Мне нравилось его звучание.

Мы провели целый день в бесконечных подвальных складах особняка, где в набитых соломой ящиках хранились сломанные экспонаты из коллекции мистера Локка, а также те, которые еще не удалось должным образом атрибутировать и классифицировать. Отец сидел со стопкой записных книжек, бормотал себе под нос, записывая что-то, и время от времени давал мне задание набрать текст этикетки на блестящей черной печатной машинке. Я представляла себя Али-Бабой в Пещере чудес, или рыцарем, перебирающим драконьи сокровища, или просто девочкой, у которой есть папа.

– Ах да, лампа. Положи ее к ковру и ожерелью, пожалуйста. Только ни в коем случае не три… Хотя… Ну что такого может случиться? – Я не была уверена, что отец обращается ко мне, пока он не поманил меня к себе. – Неси-ка ее сюда.

Я вручила ему бронзовый сосуд, который достала из ящика с надписью «ТУРКЕСТАН». Артефакт был не слишком-то похож на лампу; скорее он напоминал небольшую птицу необычной формы, с длинным носиком-клювом и странными символами на крыльях. Отец аккуратно провел пальцем по письменам, и из носика повалил маслянистый белый дым. Его клубы поднимались, изгибаясь и скручиваясь, как бледная змея, складываясь в формы, похожие на слова.

Отец разогнал дым рукой. Я моргнула.

– Как… Там, наверное, спрятаны фитиль и огниво. Как это работает?

Папа с полуулыбкой убрал лампу обратно в ящик. Потом он пожал плечами. Улыбка сделалась шире, а в глазах, спрятанных за стеклами очков, сверкнуло что-то похожее на веселье.

Может, дело было в том, что он так редко улыбался, или в том, что день так замечательно складывался, но я, не подумав, выпалила нечто ужасно глупое:

– Можно мне с тобой?

Отец склонил голову набок. Улыбка исчезла.

– Когда ты поедешь в Бразилию. Или в следующий раз. Возьмешь меня с собой?

Для меня это была несбыточная мечта, настолько желанная, что даже думать о ней больно, поэтому ты прячешь ее в самом сердце, как тлеющий уголек. Но подумать только: сбежать из мира бесконечных гостиничных вестибюлей, универмагов и дорожных плащей с аккуратными пуговками… Нырнуть, словно рыба в реку, в ревущий поток жизни и поплыть рядом с отцом…

– Нет. – Холодно, резко. Окончательно и бесповоротно.

– Я опытный путешественник, спроси мистера Локка! Я не мешаюсь, не трогаю то, что нельзя, ни с кем не заговариваю и не отбиваюсь от остальных…

Между бровей отца снова возникла складка озадаченности.

– И зачем тогда путешествовать? – Он покачал головой. – Мой ответ – «нет», Январри. Это слишком опасно.

Я почувствовала, как жар стыда и гнева покалывает кожу на шее, но промолчала, потому что боялась расплакаться и сделать еще хуже.

– Послушай. Я добываю уникальные и ценные вещи, понимаешь? Для мистера Локка и его друзей из Общества. – Я не стала кивать. – Так вот, они, судя по всему, не единственные, кого это интересует. Есть и другие… Не знаю, кто именно… – Он сглотнул. – Здесь ты в безопасности. Для маленького ребенка лучше места не найти. – Последние слова прозвучали заученно и больше напоминали эхо чужих слов, так что я сразу поняла – отец цитирует мистера Локка.

Я кивнула, опустив взгляд на засыпанный соломой пол.