Сказание о страннике - Дэвид Билсборо Страница 8

— Мы с тобой старые бойцы, Время, — вновь заговорил красноглазый. — Я стараюсь построить, но появляешься ты и всё разрушаешь. Вот вы здесь стоите подобно статуям и воображаете, будто ваша несгибаемость способна сохранить этот мир по вашему вкусу. Да, мы старые бойцы, и я знаю, чья сторона вам сейчас предпочтительней. Но давайте на миг забудем о политике и всех играх, просто взгляните на человека перед собой...

Немощное тело Эппы, дрожащего от холода, согнулось под бременем лет. Этот одинокий и неистово молящийся старик вызывал жалость. Его сморщенное, как картофелина, лицо выражало тревогу.

— Жалость вам чужда? — Взор пылающих глаз пытался проникнуть сквозь плотную серую ткань капюшона Времени, стараясь уловить хотя бы отблеск эмоций. Но как всегда тщетно: одеяние было непроницаемо.

— Такая малая просьба, — продолжил он. — Старик не просит тайной силы или огромной армии. Лишь немного знания... можете называть это знамением.

— Всего лишь знамение, — рассмеялось Время. — Знамения — это игры, наживки. Иллюзии, посланные, чтобы заманивать простачков в ловушку. Знамения можно неверно истолковать, и тогда последствия будут ужасными. Ты готов рискнуть жизнью своего старого слуги?

— Если честно, то да, — ответил красноглазый, пожав плечами.

— Тогда в ком из нас нет жалости?

— Не смей так говорить со мной! Помни, что ты тоже слуга, хотя я иногда и прошу тебя о чем-то.

— Что ж, любые чувства, как и жалось, нам с братьями несвойственны. — На сей раз ответ неподвижной серой фигуры прозвучал почтительнее. — Кроме того, это ты с противником ведешь игру, а не мы. Мы лишь следим за тем, чтобы все правила соблюдались, и не принимаем ничьей стороны. Правила установлены, фигуры давно на доске — игра в твоих руках. Больше мы не вмешиваемся.

Аудиенция была закончена.

Эппа и не подозревал о присутствии незнакомцев, хотя они стояли всего в нескольких ярдах от него, но развившееся за годы служения предвидение подсказало ему, что этой ночью он не получит ответа. Поникнув, старый жрец поднялся с колен, отряхнул прицепившийся к накидке лишайник и побрел прочь, сильно встревоженный, однако смирившийся со своей судьбой: грядущая судьба всего мира оказалась в руках переменчивого Случая. Возможно, со временем они с Болдхом найдут ответы на вопросы.

Безмолвные фигуры наблюдали за уходящим стариком. Порывистый ветер все так же трепал края плащей Времени и его братьев.

— А ведь он оставил исход будущих событий на тебя, Время... тебя и того, кто стоит рядом. — Красноглазый усмехнулся. — Время и Случай — вот уж поистине пара, на которую стоит возлагать надежды, верно?

Вторая фигура оставалась безмолвной. Но последняя, стоящая по другую сторону от Случая, с испещренной письменами каменной табличкой, которая висела на груди на толстых цепях, издала приглушенный звук. «Смех?» — подумал Красноглазый.

— Конечно, кому, как не тебе, Судьба, знать о грядущем исходе?

Только когда Эппа растворился в темноте леса, простирающегося внизу, Время заговорило:

— Они направятся на Дальний Север, обитель Судьбы, это правда. И все же жрец возлагает свои надежды и свою веру не на нас, а на тебя. Или на твоего Болдха — ни во что не верящего и совершенно ненадежного бродягу. Хотя мне и не понятно, почему.

— Он не «мой Болдх», — резко возразил Красноглазый. — Он не верит в меня. По крайней мере, пока.

— Точно, — заметило Время.

— Как и не верит в вас, — огрызнулся незнакомец в шкуре яка.

— И этот смертный столь непредсказуем, — продолжало иронизировать Время, — что ты планируешь разрушить планы своего врага, ввергнув того жреца во тьму, подвергнув лишениям — и, может быть, даже вынудить странника отдать жизнь за то, во что он не верит? Не слишком ли оптимистично?

— Это все, что вы мне позволили, когда взяли на себя труд указать игроков.

— Верно, — продолжило Время после небольшой паузы, — тем не менее не мы выбрали Болдха, а именно ты. Хотя мог выбрать любого: старика, жреца, даже прославленного воина... Что в этом скитальце из всех остальных привлекло тебя, чем он заслужил твой выбор?

Красноглазый улыбнулся: безрадостно, но лукаво, явно зная то, чего открывать не собирался. Улыбка вышла неуверенная, ведь судьба мира на самом деле зависела от «ни во что не верящего и совершенно ненадежного бродяги», а значит, шансы их невысоки.

— Я знаю его прошлое, понимаю характер. Он — единственный в своём роде. Он может не подчиняться моей воле во время похода, но я верю: его можно направлять и лепить, и к концу пути он точно узнает, что делать. Вот почему вместе с ним я посылаю своего преданного слугу. Только время покажет, как все обернется в будущем.

— На это не рассчитывай, — пробормотало Время.

Никто не знал об их присутствии, никто не хотел знать. Для добропорядочных жителей Нордвоза ночь была обителью страхов, и люди не отваживались идти в горы во тьме. Их пугали слухи. Сон оставался единственным убежищем от сгущающегося в ночи страха. Но и у Тьмы есть когти, и они могут вырвать твою душу даже из сна и унести под громкие раскаты хохота...

Бледный рассвет проступил на востоке, и птицы одна за другой начали свои песни — ночь поблекла, неизбежно уступая животворному теплу наступающего дня. Когда одинокие трели птиц слились в многоголосый хор, уставший старик наконец добрался до ворот в частоколе, окружавшем Нордвоз.

Чем больше пароду собиралось в гулких подвалах Винтус-холла, тем сильнее ощущалась атмосфера возбуждения. Каждую минуту через тяжелые дубовые двери входило всё больше людей, пополняя собой томившуюся в предвкушении толпу. Несмотря на огромный размер подвалов, способных вместить в случае осады всех обитателей Винтус-холла, вновь прибывшим приходилось проталкиваться в поисках свободного места. С каждым мгновением гул нарастал, так нетерпеливо все ожидали начала.

Молодой господин Гэп Реднар сидел у края помоста, украдкой разглядывая толпу через стекла очков и время от времени потирая раскрасневшиеся глаза. В помещении стоял густой табачный дым, пропитанный едким запахом курящихся трав. Казалось, его никто не замечал, но Гэп мучился ужасно — на глаза наворачивались слёзы.

Ощущая себя неловко, юноша иногда почёсывал шею под ремешком, что удерживал очки и вызывал постоянный зуд за ушами. Хотя Гэпу уже исполнилось пятнадцать, он ощущал себя маленьким и беззащитным, сидя рядом с сильными и гораздо более знатными мужчинами, ведь на него впервые было направлено столько чужих глаз. Юноше мерещилось, что все уставились только на него, отчего он нервничал еще сильнее и едва удерживался, чтобы не закрыть лицо руками. До боли сжимая пальцы и пытаясь выглядеть собранным и важным, Гэп исподтишка изучал мужчин, заполнивших зал.