Тень Аламута - Андрей Басирин Страница 8

— Ее зовут Марьям, — встрял Керим. — Она — рабыня Хасана. Из пустыни.

— Я не рабыня!

— Ну да. Не рабыня. А меня, значит, Аллах наградил гаремом на полсотни душ. И я к ним вхожу каждую ночь по два раза. — Евнух усмехнулся краешком рта. — Так ты говоришь, Рошан, что волноваться нет причины?

— Воистину так. Это гепард из гепардов, без подвоха. — Видя недоверие на лице Керима, он добавил: — Ну сам подумай, уважаемый: от леопарда ты бы ушел впополам. Он бы тебе не палец — голову по колено откусил бы. Но откушенные руки и ломанные хребты даже Ибн Сина не лечил.

— А злокозненные мыши?..

Тут Марьям начала хохотать. Она сразу поняла беспокойство казначея. Евнух обиделся.

— Ишь, женщина, — пробормотал он, задом пятясь к двери. — Пороли тебя в детстве мало. — И, уже выходя, добавил: — Рошан, уговор наш… Э?

— Помню, помню, — отмахнулся тот. — Пока рука не заживет, останусь в Манбидже.

— Слава Аллаху!

Керим ушел с неподобающей торопливостью. Вельможи не любят, когда над ними смеются. Рошан же остался: коли живешь где-то, стоит побольше узнать об этом месте.

Девушка, запросто обнимающая гепарда, его заинтересовала. Да и следы слез на щеках… Проклят будет тот, кто оставит женщину в беде, даже не попытавшись помочь!

— Скажи, Марьям, — спросил он, — не тебя ли я видел два года назад в пустыне возле Харрана? За тобой еще ходил выводок дроф?

Девушка встрепенулась:

— А ты — тот самый гебр? Защитник Городов?

— Тс-с! — Рошан огляделся. — Об этом лучше помалкивать. Целее буду.

— Ой, прости, Рошан! — Она зажала себе рот ладонью. — Я глупая, да?..

— Ничего. Я тоже дурак дураком, а до своих лет дожил.

Гепард завозился, зевнул. Мол, секреты у вас, не буду подслушивать. Он нетерпеливо высвободился из объятий Марьям и пошел исследовать содержимое миски. Девушка не стала его удерживать.

— Рассказывай. Как ты попала сюда?

— Это долгая история.

…В начале года Хасан ездил в Харран. Эмир Балак призвал его — поболтать о том о сём. О халве, шербете, красоте черкешенок-невольниц. Так все полагают. О чем же на самом деле разговаривали властители городов, Хасан предпочитал не распространяться. Но после беседы этой он стал задумчив и молчалив, переносицу пересекла тревожная складка.

Балак Гора собирался в новый поход против франков. Для Манбиджа участие в нем стало бы безумием: земли графа Жослена располагались слишком близко к его стенам. Случись что, возмездие пришло бы в считаные дни, а противиться всей мощи крестоносного войска у Хасана сил недоставало.

Это понимали все. Харранские чайханы гудели от споров-пересудов. Нищие, феллахи, купцы, ростовщики — всяк был рад порассуждать о том, как легко бы он разогнал франков на месте Хасана. Доморощенные «эмиры» с легкостью распоряжались поисками и манбиджской казной. Их слова звучали весомо — но лишь потому, что они, как всегда, не знали истинного положения дел.

Хасан колебался, не зная, на что решиться. Присоединиться к эмиру? Отказаться? Вступила мышь в союз со львом… Ребенку ясно, что Балак заберет город себе, а Хасану даст коленом под зад.

А ну как не заберет? Ну как защитит от опасного графа Жослена?

Пробыл Хасан в землях эмира Горы несколько недель. Дни эти стали тяжким испытанием. Видит Аллах, тяжко быть слабым перед лицом сильного! Одна радость: когда Хасан вернулся, в свите его появилась востроглазая застенчивая девушка.

Аллах ведает, что произошло меж ними… Говорили, что правитель встретил Марьям ночью в пустыне. Красота и кротость девушки покорили сердце Хасана. Увез он ее в Манбидж с твердым намерением сделать четвертой женой.

И вот — не вышло. Жены Хасана забыли старые распри, чтобы объединиться против Марьям. Повелитель, преуспевший в интригах и дипломатии, оказался бессилен против женского злословия. Известно, что Пророк (благословение и привет ему!) четыре качества невесты объявил притягательными для правоверного — богатство, происхождение, красоту и ревностность в исламе. Но к чему последние два, судачили злоязычные, если девушка первыми не обладает?

Марьям мрачно посмотрела на Фарроха:

— Обратно я не вернусь. Тетка меня со свету сживет… — Она всхлипнула и уткнулась носом в плечо гебра: — Ну что мне теперь делать, Рошан? Что?!

Рошан вытер ее слезы:

— Ну-ну! Манбидж не пустыня — дождя без тебя хватит. А что сам Хасан говорит?

— Он это… За младшего… Выдать хочет…

— За младшего брата? — Девчонка подняла зареванное лицо:

— Не надо мне Ису! Я… Я лучше за франка замуж пойду!

Она вывернулась из-под руки и вскочила на ноги:

— Идем! Идем покажу!

Рошан Фаррох, кряхтя, поднялся на ноги. Огонь-девчонка!

— Эй, постой, Марьям! Не спеши!

— Прости, Рошан.

Шли они недолго. В лабиринте переходов кто угодно мог запутаться, но Марьям знала эти места как свои пять пальцев. В конце коридора темнела маленькая неприметная дверь. Марьям обернулась, прижала палец к губам:

— Стань тихо. Вдруг он… там?

Девушка приникла ухом к двери, вслушиваясь. Видимо, страшный Иса бродил где-то далеко отсюда. Марьям просветлела лицом:

— Пойдем. Сам увидишь.

В каморке воняло мускусом, мертвечиной и птичьим пометом. К этим запахам примешивался едва ощутимый сладкий аромат гашиша. Повсюду валились тюки ткани, мешки риса, блюда.

— Это что, кладовая? А почему не заперта?

— Да кто ж отсюда красть будет? — удивилась Марьям. — Здесь же полоумный бродит. — Судя по тому, как она произнесла «полоумный», слово это давно стало вторым именем Исы. — Вот смотри.

Она откинула кусок полотна. Под тканью лежали чаши, светильники в форме рыб и грифов, чудные ножи с цветными рукоятями. Одного взгляда хватало, чтобы понять: хозяин этого добра балуется чернокнижием. Причем именно что балуется.

На стене розовели изразцы, изображаюшие плющ. Изразцы особенные: достаточно расслабить взгляд, как проступит иное. Листочки сложатся в груди и бедра; вместо дозволенного Аллахом растительного орнамента, картина покажет обнаженных флейтисток с похотливыми улыбками на устах. За двойной картинкой пряталась крошечная дверка. Рошан только головой покачал. Ну, Марьям, ну острый глаз! Жизнь в пустыне, конечно, всякому научит. Но чтобы так, с ходу раскрыть все секреты дворца… Ох дурак Хасан! Не знает, от чего отказывается.

В потайной каморке валялись голубиные трупики. Сиротливо чернели два щенячьих тельца. Протухшим тестом мокла дохлая жаба.

— Хвала Всевышнему, что не Иса правит городом, — пробормотал Рошан. — Пыток и казней хватило бы на всю Сирию…