Толкователи - Урсула Ле Гуин Страница 8

Он произнес это жаргонное словечко, немного стесняясь и одновременно гордясь собой. Сати жалко улыбнулась в ответ и прошептала:

— О'кей.

Направляясь домой и покачиваясь в вагоне на монорельсовой дороге, она вдруг расплакалась. Но никто вокруг не замечал ее слез. Вагон был битком набит усталыми, отупевшими от долгого пути людьми, которые все, как один, уставились на голографический экран неовизора, висевший в конце прохода на торцовой стене вагона. На экране дети делали какие-то гимнастические упражнения — сотни крошечных детских фигурок в одинаковых красных спортивных костюмах дрыгали ногами и подпрыгивали в такт оглушительно-веселой музыке, доносившейся с небес.

Поднимаясь к себе, на верхний этаж, Сати вдруг снова заплакала. Просто так, без причины. Но ведь какая-то причина должна быть? Наверное, она просто заболела! Она чувствовала себя совершенно несчастной — страх, отчаянный страх скрутил все ее существо. Даже не страх — леденящий ужас! Сущее безумие — отсылать ее в горы одну! Тонг, наверное, с ума сошел. Как ему только в голову такое пришло? Ей же ни за что с таким заданием одной не справиться! И Сати села за стол, чтобы немедленно написать Посланнику официальное письмо с просьбой вернуть ее на Землю. Но хейнские слова отчего-то не желали складываться в предложения. Да и подворачивались ей все время какие-то не те слова…

Болела голова. Сати встала и попыталась отыскать какую-нибудь еду. Но еды в доме не было. Ни крошки. Интересно, когда же она в последний раз ела? Днем? Нет. И утром — нет. И вчера вечером тоже…

— Да что со мной такое? — громко спросила она. Ничего удивительного, что болит желудок. Ничего удивительного, что она то плачет, то трясется от страха. Еще никогда она не ЗАБЫВАЛА поесть. Даже когда после той трагедии ей пришлось одной возвращаться в Чили. Даже тогда она готовила себе еду и буквально заталкивала ее, соленую от слез, себе в горло — кормила себя насильно день за днем, день за днем…

— Я больше не буду! — воскликнула она, не совсем понимая, что, собственно, означают эти слова. Скорее всего она не хотела больше плакать.

Сати решительно спустилась вниз, отметила в дверях свой пропуск СИО и направилась пешком за несколько кварталов к ближайшему магазину торговой сети «Звезда Корпорации», у входа в который ей пришлось снова предъявить и отметить свой пропуск. Еда в магазине была исключительно удобно упакована и полностью готова к употреблению: зажарена, сварена, заморожена. Ничего свежего/ничего сырого. Все можно есть сразу, никаких приготовлений не потребуется. Она снова чуть не расплакалась при виде этих длинных стеллажей с аккуратно упакованными продуктами. Окончательно рассердившись, чувствуя себя бесконечно униженной, она быстро купила какой-то горячий пирожок с неведомой начинкой у стойки, над которой красовалась надпись «Кушай скорее!». Продавец был слишком занят, чтобы заметить ее заплаканную физиономию.

Она вышла из магазина, остановилась, повернувшись спиной к спешившим мимо прохожим, и стала быстро заталкивать в рот пирожок, мокрый и соленый от льющихся слез, заставляя себя жевать и глотать — в точности как тогда, в Чили… Тогда она знала, что должна выжить, что это ее работа, что нужно прожить жизнь до конца, хотя вся радость осталась в прошлом. Что в прошлом остались и любовь, и смерть. А ей нужно идти дальше — в одиночестве. И работать. Неужели она действительно только что собиралась просить, чтобы ее отослали на Землю? Туда, к смерти?

Сати упрямо жевала и глотала ненавистный пирожок. Из проезжавших мимо машин доносилась оглушительно громкая музыка и сыпались бесконечные победоносные лозунги — точно удары по голове или яркие вспышки направленного прямо в глаза света. Потом, похоже, действительно что-то случилось на перекрестке, через четыре дома от того места, где она стояла. «Рожки» остановившегося рядом с ней роботака изрыгали какую-то чудовищную какофонию звуков. Пешеходы, эти «производители-потребители Корпоративного государства», в одинаковых формах ржавого, коричневого, синего, зеленого цвета, в пошитых по единому образцу и только на предприятиях Корпорации брюках, рубашках, пиджаках, все как один в матерчатых туфлях фирмы «Марш к звездам», безликой толпой текли мимо, выныривая из подземных гаражей, из дверей офисов и спеша по домам.

Сати проглотила последний, тяжелый, сладко-соленый комок пирога. Нет, назад она не вернется ни за что! Она пойдет дальше! Пусть одна, но она во что бы то ни стало будет работать! Она вернулась к своему дому, предъявила в дверях пропуск и взбежала по лестнице — восемь пролетов. Ей была предоставлена большая роскошная квартира на последнем этаже; именно такая квартира, по мнению здешних властей, и должна была соответствовать положению «уважаемой гостьи Корпоративного государства». Только лифт в доме уже месяц как не работал.

* * *

Она чуть не опоздала на паром. Роботак не понял заданной ему программы и сперва отвез ее в «Аквариум», затем в Министерство водных ресурсов и рыбной промышленности, затем снова в «Аквариум». Пришлось трижды его перепрограммировать. И когда Сати рысью бежала по причалу к судну, команда «Парома № 8» Эрехского речного судоходства уже поднимала сходни. Она заорала что было сил, и сходни снова опустили; спотыкаясь, она пробежала по ним и наконец оказалась на борту. Швырнула багаж в крошечную каюту и вышла на палубу: она никогда не видела, как выглядит Довза-сити с воды.

Город показался ей каким-то притихшим и куда более грязным; в портовом районе не было высоких каменных домов, делавших улицы похожими на каньоны с отвесными стенами, не было помпезных правительственных учреждений и офисов крупных промышленных компаний. К облаченным в тяжеловесный бетонный наряд берегам лепились многочисленные доки и деревянные, почерневшие от старости пакгаузы. Точно жуки-плавунцы туда-сюда шныряли моторные лодки с рассыльными, явно принадлежавшие Министерству торговли. Затем они миновали целый поселок, состоявший из «плавучих домов» с увитыми плющом палубами; хлопало на ветру белье, воняло помойкой.

По бетонному желобу между высокими темными стенами бежал ручей, впадавший в Эреху. Над ручьем был перекинут горбатый мостик, и на мостике, опершись о перила, неподвижно торчал какой-то рыболов. Его силуэт тут же вызвал в памяти Сати иллюстрацию из одной аканской книжки, которую удалось частично восстановить после трагической «случайности» во время пересылки материалов с помощью ансибля.

С каким благоговением перебирала она в Вальпараисо немногочисленные восстановленные страницы с рисунками, с поэтическими фрагментами и даже отдельными стихотворными строчками, с отрывками прозаических произведений! Как сосредоточенно изучала каждый значок, пытаясь догадаться, каковы они, эти люди с далекой планеты, страстно желая почувствовать и понять их. Ей было безумно тяжело стирать из памяти своего ноутера копии тех материалов, и что бы там ни говорил Тонг, а у нее по-прежнему было ощущение, что делать этого было нельзя, что это настоящая капитуляция перед лицом наглого и сильного врага. Она тогда в последний раз внимательно просмотрела все материалы — любовно вглядываясь в каждую мелочь, стараясь все удержать в памяти — и с болью в сердце стерла все файлы. «И в пыли дорожной за нами не останется следа…» Она тогда даже зажмурилась, стирая эти строки. Она чувствовала, что вместе с ним стирает и свою страстную надежду на то, что когда-нибудь непременно узнает, о чем же говорилось в этом стихотворении.