Капитан. Граф Сантаренский - Александр Чернобровкин Страница 8

— Не за что! — сказал я. — Как тебя зовут?

— Эрик, — ответил он. — Матушка наказала, чтобы я обязательно отблагодарил тебе делом.

— Как она поживает? — из вежливости поинтересовался я.

— Умерла в позапрошлом году, — сразу помрачнев, сообщил он.

— Жаль, хорошая была женщина, — произнес я в утешение, хотя даже лица ее вспомнить не мог. Вежливость делает человека таким вруном!

Замок стоял на двух насыпных холмах на берегу Темзы. Хозяйственный двор располагался на более широком и низком холме. Донжон, к тому же, окружал более высокий частокол. Башня всего одна — над воротами хозяйственного двора. В ров шириной метров семь, вырытый вокруг обоих холмов, вода поступала из Темзы. Большой отряд такое сооружение делает за два-три дня. И на взятие его надо тратить не больше. Поскольку я не собирался ждать, когда защита замка расслабится и позволит вырезать себя, решил брать замок штурмом. Большие деревянные щиты мы привезли с собой. Они достались Брайену де Инсуле от осаждавших Уоллингфорд королевских войск. Остальное — таран и лестницы — изготовили на месте. Пока одна часть отряда занималась этим, вторая засыпала ров, а третья обстреливала из луков тех защитников замка, кому взбредало в голову выглянуть в бойницу надворотной башни или поверх частокола. Об активной обороне и речи не шло.

На второй день начали вышибать ворота. Дело шло плохо. Видимо, с другой стороны ворота завалили землей. Поэтому в дело вступили рыцари и копейщики, прикрываемые моими лучниками. Они с помощью лестниц преодолели частокол. К тому времени на хозяйственном дворе не осталось ни одного защитника. Они перебрались донжон, убрав переходной мост между холмами. Нас хозяйственном дворе осталось лежать одиннадцать трупов. Они были убиты стрелами из лука. Наши потери составили двое убитых и пятеро раненых. Все из той группы, что тараном вышибала ворота, — копейщики Фиц-Каунта.

Я решил, что этих потерь достаточно, и позвал кастеляна на переговоры. Это был пожилой рыцарь, у которого не было кисти левой руки. Обычно в бою теряют правую. Наверное, он был левша.

— Я разрешу вам уйти без доспехов, оружия и лошадей, — предложил ему. — Вы мужественно защищались, потеряли много людей. Скажите епископу Генриху, что Византиец предложил не губить лишние души. Он хорошо меня знает, простит вам сдачу замка.

— Без доспехов и оружия мы никому не будем нужны, — начал торг кастелян.

— Никому не нужны вы будете, если погибнете, — возразил я. — Живым епископ купит новые доспехи.

— От него дождешься! — с горечью произнес кастелян.

Я подумал, что мне по большому счету плевать, уйдут они с оружием или без. Трофеев все равно будет мало на весь мой отряд.

— Хорошо, но оставите лошадей и все имущество. С собой забираете только то, что на вас надето, и один комплект оружия, — предложил я.

Это были очень выгодные условия сдачи. Кастелян не стал больше торговаться. Он явно согласился бы и на худшие условия. Через полчаса защитники замка навели мост между холмами и по нему ушли. Это были кастелян с женой, тучной женщиной, и еще один рыцарь, совсем старый, десяток копейщиков не первой молодости, столько же слуг, мужчин и женщин. Они надели на себя все, что смогли. Мне даже показалось, что, если раздеть жену кастеляна, она окажется худышкой. Они прошли сквозь строй победителей и поплелись по дороге в сторону Винчестера. Как ни странно, никто не улюлюкал, не насмехался и не оскорблял их. Между нами не было ненависти. К этой войне обе стороны подходили, как к коммерческому мероприятию: победитель становится богаче, проигравший — беднее. Есть радость приобретения и горечь потери, но сегодня удача улыбнулась тебе, а завтра улыбнется мне.

Я подозвал Симона и Эрика. Первый надоел мне в роли оруженосца, потому что слишком ретивый, а второму опять повезло.

— Встаньте на левое колено, — приказал им.

Они выполнили приказ.

Я ударил каждого саблей плашмя по плечу и произнес самую важную в их жизни фразу:

— Встань, рыцарь!

Симона аж побагровел от счастья. Зато Эрик опешил. Он смотрел на меня, не веря в произошедшее.

— Я теперь рыцарь, да? — произнес юноша.

— Конечно, рыцарь! — радостно ответил за меня Симон.

— А как же пост, ночное бдение в церкви? — спросил Эрик.

— Рыцарем становятся на поле боя, а не в церкви, — отрезал я. — Ты стал рыцарем после взятия замка. Так и будешь всем рассказывать. Или не хочешь быть рыцарем?!

— Хочу! — искренне ответил Эрик и улыбнулся радостно.

Видимо, Брайен де Инсула наплел ему всякой ерунды по поводу ритуала посвящения в рыцари. Он любит торжественные церемонии. Странно, что у него нет детей. У меня такое впечатление, что все будущие англичане — дети Фиц-Каунта.

Мои солдаты обыскали донжон и другие строения, выгребли все мало-мальски ценное, а потом занялись разрушением частокола. Бревна стаскивали в несколько куч возле строений. Затем, ближе к вечеру, подожгли их. Большие костры горели долго. Они напомнили мне пионерский костер, который зажигали в последнюю ночь перед отъездом из пионерского лагеря.

Остаток лета я провел в замке Беркет. Иногда ездил на охоту или плавал на рыбалку на яле, снятом со шхуны. Ловил треску на блесну и вспоминал, как с этой рыбы началось мое движение вверх. Дальше подниматься некуда. До меня доходили сведения, что король Стефан надавил на войско Роберта, графа Глостерского. Досталось и маркизу Генриху с его анжуйскими рыцарями. Я решил не вмешиваться. Мне теперь выгоднее было, чтобы гражданская война закончилась. Богатство делает человека пацифистом. Война — это ускоренный передел собственности. Когда у тебя ее много, стараешься избегать переделов.

Во второй половине сентября начали готовиться к плаванью в Португалию. Шхуна была вновь проконопачена и просмолена. Твиндек набили запасами продовольствия и бочками с водой. В трюм погрузили лошадей-тяжеловозов. Буду разводить их в Португалии вместе с арабскими скакунами. Взял и крупных собак, детей и внуков моих Гариков. В мусульманских деревнях эти животные встречаются редко, да и те мелкие, не годятся в сторожевые псы. У меня теперь много собственности, которую надо стеречь.

Со мной отправились Ллейшон с женой, недавно родившейся сына, и пятью семьями переселенцев, которых он уговорил перебраться в Португалию, жены и дети Нудда и Риса, Симон, трое оруженосцев — сыновей замерсийских рыцарей, и полсотни лучников. Раньше у многих моих рыцарей оруженосцами были валлийцы, которых я не собирался посвящать в рыцари. Иначе потеряешь хорошего лучника и получишь плохого рыцаря. Тем более, что нужды в рыцарях у меня теперь не было. Моим оруженосцем стал длинный худой белобрысый и конопатый подросток двенадцати лет по имени Николас. Остальные двое обслуживали Ллейшона и Симона. Последний затерроризировал придирками оруженосца. Отыгрывался за свое недавнее прошлое. Я решил, что в Португалии отдам этого оруженосца Нудду или Рису, а Симон пусть ищет себе сам. Может, во время этих поисков немного поумнеет. Хотя сомневаюсь. Прирожденный рыцарь — это диагноз. Умфру и Джона не стал брать в Португалию. Земли им там не нужны, так что пусть достраивают и обживают свои маноры. Это я привык мотаться по морям-океанам, а они пусть поживут с семьями, как нормальные люди.