Цветок Фантоса. Романс для княгини - Наталия Фейгина Страница 8

Паника охватила мальчика, когда он представил, что опекун выставит его на улицу, разлучив с домом, в котором он вырос, с которым связанны все лучшие воспоминания.

– Нет, – закричал Арсений, становясь похожим на загнанного в угол волчонка. – Нет! Он не может купить её! Это мой дом! Я не согласен продавать его!

– Увы, мой дорогой друг, – ехидно заметил опекун, и мальчик почувствовал, что тот наслаждается его отчаяньем, – ваше согласие не требуется. Достаточно моего, а я его определённо дам.

– Пойдёмте, Павел Алексеевич, – предложил Виталион, беря под локоть опекуна, – посмотрим дом изнутри. А Аннет к нам присоединится, если захочет, попозже.

С этими словами он решительно увёл Павлина в дом, оставив на крыльце Анну с мальчиком.

Арсений хотел кинуться за ними, но девушка положила мальчику ладонь на плечо, одновременно и утешая, и удерживая. Хватка её тоненьких пальцев оказалась неожиданно крепкой, так что попытка Арсения освободиться не увенчалась успехом.

– Послушай меня, дружок, – мягко сказала она, – дом – это не четыре стены и крыша, а место, где тебя любят и ждут. Потерпи немного. Я обещаю, что у тебя снова будет настоящий дом.

Полковник Лискин пребывал в скверном настроении. И дело было даже не в том, что у господина инуктора хватило наглости вытащить его из-за карточного стола в разгар игры, когда на руках у него были все четыре дамы. Дядюшка Лука, инуктор Версаново, не стал бы тревожиться из-за пустяков.

– Итак, почтенный дядюшка, о чём вы хотели поговорить? – спросил полковник обеспокоено, когда они вышли на балкон.

– О дуэли, любезнейший Дмитрий Александрович, о дуэли.

– О какой дуэли? – Удивление полковника было искренним. Поединки случались в полку нередко, но дядюшка Лука никогда прежде не интересовался ими.

– О дуэли корнета Слепнёва с приезжим, которая назначена на следующий вторник.

– А, эта… Я бы не возражал, чтобы корнет поучил правилам вежливости столичного задиру, – ухмыльнулся Лискин.

– Увы, боюсь, что ключевое слово здесь «столичного», – кротко произнёс инуктор, стараясь скрыть от собеседника своё раздражение. Полковник Лискин был служакой, отлично знавшим своё дело, когда речь шла о кавалерии, но совершенно неискушённым в интригах. – Этот молодой человек – протеже самой княгини, и кроме того у него есть, очевидно, другие покровители. В канцелярии Великого Инуктора о дуэли узнали раньше меня и рекомендовали нам предотвратить её. Думаю, не стоит объяснять, что будет, если мы этой рекомендацией пренебрежём. Лискин кивнул, понимая, что в этом случае на карьере можно будет поставить жирный крест.

– А на карьеру Слепнёва, – продолжал Лука, выделив голосом «карьеру», – дуэль уже не повлияет, потому что у мёртвых нет карьеры.

– Позвольте, – возмутился полковник, – но поединок до первой крови…

– В случае господина Задольского, – вздохнул инуктор, – первая кровь становится последней.

До меня из столицы дошли слухи, – продолжал он почти шёпотом, – что за его спиной три дуэли. И все со смертельным исходом. Причём два его последних противника были известными бретёрами. Этот юноша либо избегает дуэлей, либо убивает, и одинаково хорошо владеет шпагой и пистолетом.

Полковник нахмурился.

– Почему бы вам, дядюшка Лука, не попытаться уговорить Задольского принести извинения? – сказал он. – А я прослежу за тем, чтобы извинения были приняты.

– Отчего ж не попытаться, – усмехнулся инуктор. – Попытаться можно. Но не лучше ли было бы, чтобы дуэль не состоялась? Например, в связи с отсутствием одной из сторон, вызванным обстоятельствами чрезвычайной важности?

Полковник с любопытством посмотрел на собеседника. В дуэльном кодексе действительно существовало понятие дуэли, не состоявшейся по обстоятельствам чрезвычайной важности. Но в этом случае секундантам вменялась обязанность перенести дуэль.

– Почему бы вам не отправить корнета с поручением куда-нибудь в Зареченск? Или в Кутяпово? Дня три туда, три обратно, как раз дуэль и пропустит, – предложил инуктор. – А к его возвращению господин Задольский закончит свои дела и вернётся в столицу. Так что назначить новую дуэль им будет затруднительно.

– Вернётся ли? – с сомнением произнёс полковник. – Это может быть воспринято, как бегство.

– Вернётся… – коротко ответил инуктор.

– С поручением, говорите? – Лискин задумался. – Нет, я этого дуэлянта, – далее последовали эпитеты, не слишком подходящие для употребления в приличном обществе, – на гауптвахте запру. Оговорка про обстоятельства чрезвычайной важности как раз для пребывания на гауптвахте придумана.

Дядюшка Лука улыбнулся.

– Не сомневался в вашей мудрости, Дмитрий Александрович, – сказал он, – а теперь я, с вашего позволения, откланяюсь. Пойду вразумлять господина Задольского, хотя надежды на успех немного.

– Прошу прощения, Виталион, за поведение моего подопечного, – сказал Павел Алексеевич, входя в залитую солнечным светом залу. На самом деле поведением этим Павел Алексеевич был очень даже доволен. Пожелай он выставить Арсения не в лучшем свете, ему не удалось бы додуматься до безобразия, которое тот только что учудил. – Глядя на него, я радуюсь, что у меня нет собственных детей.

– Как же вам тогда повезло стать опекуном? – удивился юноша.

Павел Алексеевич ждал этого вопроса, и всё же замешкался, всем своим видом выражая нежелание обсуждать эту щекотливую тему.

– М-м-м, видите ли, Виталион, дело в том, – протянул он, – что у господина Вотнова не оказалось близких родственников, готовых взять на себя ответственность за воспитание мальчика…

– Не оказалось родственников или не оказалось желания? – уточнил Виталион.

– Первое, – ответил Павел Алексеевич, пытаясь быть любезным. Разговор явно сворачивал в опасное русло, и протеже княгини внезапно перестал казаться ему наивным юношей.

– Вот как, – сказал Виталион с насмешливым недоверием. – А как же госпожа Вотнова? Неужели у неё тоже не нашлось родственников?

– Насколько я знаю, нет, – отвечал Павел Алексеевич, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы родственники Вотновой оставались пока в неведении о случившемся.

– Странно, – заметил Виталион, – ни близких, ни дальних родственников? И в завещании опекун не указан был?

– Увы, – вздохнул Павел Алексеевич, чувствуя себя уверенней. – Григорий Вотанов был человеком молодым и легкомысленным, умирать не собирался. Он составил своё завещание, вступая в права наследования, и после рождения сына не удосужился обновить его. В нём не было оговорки про опекуна, так что барону Горде, городскому голове, пришлось выбирать из местных дворян.