Лорды гор. Белое пламя - Ирмата Арьяр Страница 8

Про поручение Совета я приврал. Не захотел пугать стража грозным именем Рагара, хватит и напоминания о его ручном дьяволе. Тут главное не передавить, а то Сорш вспомнит, что вейриэны никогда не вмешиваются в дела лордов.

— Ну, ты даешь, парень. Вы там в школе все фантазеры ненормальные, — фыркнул богатырь и, почесав в раздумье кучерявую голову, принялся писать под мою диктовку.

Вот так, мой принц, с крохотной лжи я начал падение, уронившее меня глубже даже Адовой Пасти.

Неота висела в неразличимой дымке. Ей было легко и спокойно, словно жизнь уже позади. Только самая легкая тревога червячком вгрызалась в сердце. Словно она что-то где-то забыла, а что — не могла вспомнить.

«Возвращайся; девочка моя», — нашел ее голос отца. Звучал он глухо, на пределе слышимости, словно из немыслимого далека.

Она не ответила.

Висеть в серой хмари небытия не надоест столетиями, казалось ей. Нигде ничего не жмет, не трет, тела нет, кормить не надо… И за Дигеро присмотреть можно.

Если его хранитель еще позволит.

Она ощущала рядом присутствие чужого духа — хранителя кареглазого младшего лорда, но хранитель, не чувствуя вреда от неопытной девичьей души, не прогонял, не вступал в разговор, но и не отступал, неотрывно наблюдая. И еще неота какими-то фибрами улавливала его снисходительную усмешку.

Дух развлекался.

Он преградил ей путь лишь в тот момент, когда душа неоты вознамерилась последовать за Эльдером и его всадником.

Словно глыба выросла и вытеснила неоту из мира в серую хмарь. Где она и висела маленькую вечность, впав в сонное оцепенение. И снился ей стремительный полет между горными вершинами и чужой разговор. Она его не слышала, строго говоря, она его вбирала в себя, как фосфор вбирает солнечный свет, чтобы долго потом излучать воспоминания.

«Может, хотя бы теперь признаешься, почему ты выбрала именно Дигеро?» — ввинтился в ее мысли настойчивый голос отца.

«Да не влюбилась я, ты не понимаешь! — обиделась неота, стараясь не обращать внимания на отцовский ехидный смешок. — Мать сказала, что я должна развязать узел судьбы, иначе ни мне жизни не будет, ни Дигеро».

«Даже так? Что простая синтка может знать об узлах судьбы?»

«Она не простая. Ведь ты за что-то ее полюбил? Даже в халайру ввел и делился своей силой, пока… пока не умер. Она рассказывала. Но ты помнишь ее совсем другой, папа. Она стала жрицей синтского храма, а у них многое забирается, но и открывается им много. Ох, прости…»

В голосе духа прозвучала горечь, когда он ответил минуту спустя:

«Это я не смог ее защитить… Только я, девочка. Так что там с узлом?»

«Он завязался двенадцать лет назад, когда Дигеро фьерр Этьер пытался помочь мне. Помнишь, я бежала в детстве и случайно провалилась в трещину, а духи рода Этьер не дали разбиться и притащили меня к главе рода? Старший лорд Этьер был тогда еще и главой Совета. Дигеро и его брат как раз сидели в кабинете лорда-риэна, когда меня доставили на суд. Только Дигеро и заступился, просил не возвращать в подземный храм, спрятать. И даже был наказан за то, что посмел перечить воле главы Совета. А меня все равно выгнали из его дома».

«И почему ты решила, что та встреча… хм… завязала узел?»

«Это мама так решила. Признаки есть. Ведь узел судьбы — это дурная бесконечность повторений, как два зеркала поставить друг против друга. При второй встрече уже я выгнала Дигеро из своего дома, если так можно назвать наш храм. Он пришел за старшим братом, а тот как раз уединился с одной из девушек. И наша главная жрица задумала нехорошее. Она же сумасшедшая, а тут юный хорошенький горец без дела слоняется, на синток не смотрит… и она велела мне зажечь дурманные свечи. Ее изобретение. Она делает фитиль из грибницы, пропитанной маслом, секрет которого я так и не узнала, и зажигает, когда нужно одурманить горных магов, чтобы их связь с духами рода ослабла. Я же тебе рассказывала о нем».

«Я помню этот твой бесценный рассказ. Мы выяснили состав. Непонятно только, откуда его узнала Саэтхиль и где берет редкие ингредиенты. Теперь все риэны предупреждены и принимают противоядие, прежде чем спуститься в синтские Лепестки».

«Тогда они хорошо притворяются, потому что никто из наших не заподозрил, — фыркнула девушка. — Я сделала вид, что перепутала свечные ящики, и взяла жутко вонючие, которыми травят грызунов в штольнях. Дигеро вылетел из храма как пробка из бутылки! И все гости храма за ним, кое-кто и без штанов выскочил». Неота рассмеялась, вспомнив давний переполох.

«Это после того случая тебя посадили на цепь в змеиной яме?»

«На две бесконечные недели. Мама ничего не смогла сделать: с главной жрицей не поспоришь. А Саэтхиль рада бы убить меня, но боится мести вейриэнов».

«Мы не мстим, солнышко, мы справедливо наказываем, — мягко-мягко сказал отец, но дал почувствовать такую мощь, что неота содрогнулась. — Но подумаешь, ты спасла младшего лорда от позора…»

«Ты ничего не понимаешь в наших делах, вейриэн! — мысленно проворчала неота и снова рассмеялась. — Любая синтка сказала бы тебе, что это божественный знак, потому что ситуация зеркально отразилась в Чаше Цветка. Ведь получилось, что я выплатила долг перед Дигеро полностью, тоже заступилась за него и была наказана, но я его спасла, а он меня — нет. Значит, будет третий раз, и боги либо затянут узел судьбы еще сильнее, до боли, либо сочтут, что равновесие достигнуто, и распустят».

«И что тогда?»

Если бы у души было тело, неота пожала бы плечами.

«Тогда наша воля будет не замутнена прошлым. Забудем о существовании друг друга. Точнее, я забуду, а он обо мне и не помнит. Поэтому я просто жду третьей встречи. И, папа, даже если Дигеро мне нравится как мужчина, это не имеет значения. Кто он и кто я!»

«Ну знаешь… Ты — моя дочь, а я — вейриэн».

«Если я твоя дочь, почему ты до сих пор не дал мне имени? Ты же знал традиции синтов: имя можно получить только от отца или от мужа, пусть даже временного, как хочет Охимэ, или услышать в Чаше во время посвящения в жрицы. Точнее, во время оргии».

«Десять тысяч раз я тебе уже объяснял, милая. Я умер раньше твоего рождения, а традиции синтов…»

«Ненавижу их!»

«Даже если. Вейриэны не вмешиваются в традиции горных народов».

«Да-да, конечно, десять тысяч раз уже слышала, — фыркнула неота. — Ты не можешь вернуться ко мне и матери, потому что мертв. Ты не можешь дать мне имени, потому что мертв. Ты не можешь забрать меня из поганого подземного храма, потому что мертв. Ты не можешь ничего!»

«Ты несправедлива. — Голос стал печальным, как осенние листья под дождем. — Разве я не учу тебя? Не помогаю советами? Не защищаю, как могу?»

«В синтских храмах ты бессилен, а обижают меня именно там, — напомнила неблагодарная. — Ты учишь меня, но что толку, если я — синтская рабыня, а не вериэнка?!»