Магия отступника - Робин Хобб Страница 8

Моя кузина, девица нежного воспитания, нанесла такой удар, какой мне, вымуштрованному сыну-солдату, даже и не снился. И ей удалось хотя бы временно приостановить строительство Королевского тракта.

Но моя улыбка, вызванная ее успехом, тут же застыла гримасой. Эта дорога, прорезающая горы и стремящаяся к морю, — величайший замысел моего короля. С ее помощью он надеялся восстановить былое могущество Гернии.

А я с радостью смотрел на задержку в строительстве и разрушения. Как я мог?

Я снова взглянул вниз, на обрывающуюся дорогу. Она указывала прямо на меня. Нет, не совсем прямо. Она пересечет долину, взберется на холм, на котором я стою… я медленно повернул голову влево и посмотрел туда, откуда пришел. Древесная женщина. Лисана. Ее пень и рухнувший ствол остались как раз на пути тракта. Если вырубка продолжится, она погибнет под ударами топора. Я вновь повернулся к дороге, и кровь застыла у меня в жилах. Там, где прервалось строительство, два только что рухнувших великана распростерлись в путанице сломанных ветвей. В падении они увлекли за собой деревья поменьше. Отсюда новая прореха в зеленом пологе выглядела словно болезнь, разъедающая живую плоть леса. И она устремлялась к дереву моей возлюбленной.

Я наблюдал за копошащимися внизу людьми. До меня не доносились их проклятия и выкрики, но я чуял дым вчерашнего пожара и видел поток фургонов и рабочих, трудившихся на дороге, точно муравьи, восстанавливающие разрушенный дом. Сколько времени им потребуется, чтобы привести в порядок дренажную канаву и дорогу? Несколько дней, при определенном усердии. А чтобы сделать новые фургоны и волокуши, возвести новый навес? Самое большее, несколько недель. Затем работа продолжится. Колдовской ужас, который напускали спеки, все еще сочился из леса, отпугивая рабочих и высасывая их волю. Но я сам, по собственной глупости, подсказал командующему фортом способ с этим бороться. Именно я предположил, что люди под воздействием спиртного и опиума будут не так остро чувствовать страх и смогут работать, невзирая на него. Я слышал даже, что теперь некоторые каторжане так страстно жаждали дурмана, что требовали отправить их на работу в конец тракта. Опоенные почти до бесчувственности, они проложат дорогу дальше в лес. И я сделал это возможным. Меня даже едва не повысили за это.

Я нехотя признал, что мое сердце все больше и больше склоняется к бедам леса. Раскол в моей душе углублялся. Я пока еще оставался гернийцем, но теперь этого уже не было достаточно, чтобы считать, будто тракт следует проложить любой ценой. Я оглянулся на пень древесной женщины. Нет. Для меня цена окажется слишком высокой. Строительство нужно остановить.

Как?

Я еще долго стоял на каменном выступе, наблюдая за рабочими внизу, пока день медленно клонился к вечеру. Даже с такого расстояния я видел, что они трудятся довольно вяло. Никто не спешил, мелкие происшествия то и дело вмешивались в ход работ. Полная камней повозка, пытаясь развернуться слишком круто, опрокинулась и высыпала весь груз. Часом позже другой фургон завяз в грязи, а третий возница, пытавшийся его обогнуть, загнал упряжку в канаву.

Однако, несмотря ни на что, работа продолжалась. Возможно, трубы заменят лишь завтра, и, наверное, еще через день поверхность дороги восстановят так, чтобы по ней снова стало возможно ездить. Но рано или поздно, словно трудолюбивые насекомые, они добьются своего. А потом двинутся дальше, безжалостно вгрызаясь в лес. Разве для меня имеет значение, когда они срубят ее дерево — на следующей неделе или три года спустя? Я должен их остановить.

Но как бы я ни мучился, придумать ничего не удавалось. Я побывал у полковника перед тем, как на нас обрушилась чума, и умолял его прервать строительство. Я объяснил ему, что деревья каэмбра священны для спеков и, если мы их срубим, нам грозит война на уничтожение с лесным народом. Он отмахнулся от меня и моих предостережений, назвав их глупыми предрассудками. Он полагал, как только мы срубим деревья и спеки уверятся, что ничего страшного не воспоследовало, они с готовностью примут предложенные им блага цивилизации. Он ни на мгновение не допускал мысли, что в верованиях спеков может содержаться зерно истины.

Когда я спросил, не может ли дорога обогнуть рощу каэмбр, он указал мне, что инженеры разработали наилучший путь, проходящий мимо Геттиса и через горный перевал, которым некогда пользовались купцы. Годами Герния вкладывала огромные средства в строительство дороги именно здесь. Рассматривался и другой вариант, по которому тракт прошел бы через Менди и Крепость, чтобы выйти к Рубежным горам там. Но если развернуть дорогу, на воплощение королевского замысла уйдет еще несколько лет, не говоря уже о том, что средства, потраченные на строительство до Геттиса и дальше, окажутся выброшенными на ветер. Нет. Такая мелочь, как роща древних деревьев, не воспрепятствует грандиозному начинанию владыки Гернии.

Полковник умер, пав жертвой чумы спеков. Они нанесли ответный удар по тем, кто уничтожал их деревья, единственным доступным им способом — исполнив танец Пыли для приехавших с инспекцией высокопоставленных чиновников из Старого Тареса и заразив всех зрителей. И об этом я его тоже предупреждал. Если полковник и пересмотрел свое отношение к моим словам, он унес эти мысли в могилу. Но даже если бы я мог вернуться в Геттис и поговорить с новым командующим, мои слова не произвели бы на него впечатления. Два мира. Гернии и спеков, просто не пересекались. Полковник даже не был способен понять, что спеки воюют с нами. Он считал, раз они каждый год приходят торговать с нами, значит, мы достигли с ними своего рода согласия и они постепенно переймут наши обычаи. Каждый год во время этой торговли они атаковали нас, намеренно распространяя чуму.

Наши народы не могли прийти к согласию даже в том, что называть войной.

Я сомневался, что спеки понимали, насколько серьезный удар они нанесли нам последней вспышкой чумы. Болезнь поразила всех приезжих офицеров, находившихся на трибунах. Ее жертвой пал генерал Бродг, командующий армиями востока, а также его предшественник, почтенный генерал Прод. Эти потери отозвались эхом по всей Гернии. И в самом форту почти все офицеры заразились чумой, едва не оставив солдат без руководства. Командование Геттисом переходило из рук в руки трижды за месяц. Майор Белфорд, принявший его последним, никогда прежде не возглавлял гарнизон. Хотелось бы мне знать, озаботится ли король тем, чтобы сменить его, и кто теперь примет командование над армиями востока. Кто вообще захочет занять этот пост. Но эти вопросы теперь меня не касались. Я больше не солдат. Я даже не был уверен, герниец ли я.

Во мне медленно зрело решение: я должен остановить строительство тракта не только ради того, чтобы сохранить жизнь древесной женщине, но ради обоих народов. Я должен сделать его продвижение невозможным, чтобы король Тровен либо отказался от замысла, либо приказал отклониться на север, через Менди и Крепость. Когда король направит усилия на новый путь, Геттис потеряет свое стратегическое значение. Его, быть может, вообще оставят. И это положит конец войне между гернийцами и спеками. Возможно, мы сможем вернуться к мирной торговле, или еще лучшим выходом станет, если все отношения между моими народами угаснут.