Дикарка и лунный принц - Морвейн Ветер Страница 8

Альдэ

Что я знаю о Койгреах?

Их светлая кожа слегка отливает голубым. У них серебряно-белые, а иногда чёрные, даже в синеву, волосы. Глаза синие или зелёные, и в них искорками мерцает золото.

Одежды их изящны, мы не встречали раньше таких. Платье украшают вышивки из маленьких разноцветных камней. Большинство Мак а’гхеалах одеваются в тёмные, земляные цвета – такие, что позволяют, должно быть, им легко укрываться в окружаюших чёрных камнях.

Другое дело – во время празднеств и кутежей. Тут Мак а’гхеалах выбирают самые яркие цвета.

Волосы они заплетают в косицы, а иногда собирают в высокие хвосты, перевивая бусинками и разноцветными нитями.

Мак а’гхеалах очарованы магией. Колдовство для них означает власть. А Койгреах очарованы и ей.

Импульсивность – их величайшая беда. Мак а’гхеалах не могут сосредоточиться на чём-то одном.

Как никакой эльфийский народ, кроме, разве что, Солнечных эльфов, они жаждут магии и власти. Мак а’гхеалах не гнушаются раздвигать границы тайных знаний в поисках тайных путей, даже если им угрожает смерть.

Падки на азартные игры, не мыслят жизни без выпивки, пиров и кутежей и так несерьезны, что кажется, даже война – шутка для Детей Луны

Койгреах говорят на наречии Луны, жутко исковерканном истинно эльфийском языке. Впрочем, могут, безусловно, говорить и на других. Все умеют писать.

Поклоняются демонам, с которыми пять столетий назад заключили контракт.

Если что-то ценное они и могут делать – это чудесные музыкальные инструменты. Инструменты эти часто зачарованы, на вид чисты и тонки, и часто украшены самоцветными камнями и изготовлены из редких материалов.

В битве любому оружию Мак а’гхеалах предпочитают длинный прямой клинок, рапиру, реже – арбалет или лук.

Доспех их, подобно другим деталям одеяния, выглядит древним, но всегда выполнен с безупречным мастерством.

Не могу сказать, какие чувства вызвал лунный, заявивший, что отныне я – его вещь. В его словах была сила. Уверенность. И… что-то ещё. Но он был врагом. Я отчётливо ощущала исходящую от него угрозу. Весь он дышал жаром. Его приказы были странными. Я не знала, как мне следует их понимать. Желание держать пленницу – роль свою я понимала вполне ясно – без доспеха было естественно. Но аккуратные пальцы Лунного, горячие, как угли, заставляли думать не о плене. Простите, предки, даже не совсем думать. Я слишком долго была в одиночестве. Сейчас я поняла это абсолютно ясно, иначе откуда такие мысли, терзающие меня?

Освободиться от доспеха было приятно. Он давно уже давил грудь, но снять его в лесу, где угроза таилась под каждым кустом, я не могла. Я расслабилась ненадолго, забыв, что не выполнила приказ целиком. Руки Лунного вынули из кожаного панциря мой локоть и замерли на метке. Осторожные. Сухие. Безразличные. Лунного не пугало ни моё имя, ни моя судьба, начертанная на коже. Он назвался… Назвался моим защитником – защитником Смерти. Будто камень упал с души. Мне казалось, нет в мире существа, которое не проклянёт меня за то, что я жива.

Он отошёл глотнуть вина, а я внезапно с новой силой ощутил одиночество. Солёная волна горечи захлестнула меня. Лунный был врагом. Но только он, касался меня без страха и говорил со мной без ненависти.

– Сколько тебе лет? – услышала я спокойный вопрос. Для тюремщика вопрос звучал странно. Впрочем, почему нет? Мой возраст может помочь предсказать мои поступки.

– Триста, – сказала я.

Лунный поднял брови и улыбнулся.

– Ты выглядишь младше.

Любопытно, что он хотел этим сказать?

– Из какого ты клана?

Я молчала. Не хотела говорить и не могла. Как мне признать, что клана больше нет? Я жива, но те, кого я должна была защищать – мертвы. Моё молчание разозлило Лунного. Он принял его за бунт. Но оправдываться я не собиралась. Одиночество приучило меня говорить только тогда, когда есть что сказать. Лунный подошёл вплотную. Его руки легли мне на плечи. Это касание совсем не укладывалось в мои представления о вражде. Сердце забилось с новой силой. Его ладони поползли вниз. Хотелось избавиться от проклятой рубашки, отделявшей моё тело от сухих сильных пальцев. Я чувствовала, как вздымается под его ладонями моя грудь.

Вельд

Её тело… Под холодными доспехами было тёплым и чутким. Казалось, что я схожу с ума. Дикарка не сопротивлялась. Я ожидал, что она набросится на меня, едва я коснусь её обнажившейся кожи, но этого не произошло. Я был уверен, что она отшвырнёт меня прочь, когда я сдеру с неё старую льняную рубашку, но она лишь задышала глубже, чаруя меня естественными движениями своей груди. Только когда мои губы оказались на её шее, дикарка поняла, что творится неладное, и дёрнулась, пытаясь вырваться, но слишком слабо – я не верю, что такова была вся сила её тела.

Я решил, что, затягивая эту странную «прелюдию», лишь рискую упустить момент, и швырнул её на одеяла, животом вниз. Пленница тут же перевернулась, встречая меня яростным взглядом, но я успел придавить её тело сверху.

– Пусти, – выдохнула она.

Я приподнялся на локтях и улыбнулся.

– Могу пустить, – сказал я. – Пойдёшь к солдатам, и переночуешь у них.

Дкарка затихла. Мне нравилось, что она не лезет на рожон. Но чувство, что она что-то задумала, меня не оставляло. Я прошёлся поцелуями по её груди, пробуя кожу на вкус. Она оказалась солоноватой, но пахла лесом и чем-то странно близким и знакомым. Освободил её от штанов, насколько смог, и, запустив руку пленнице между ног, нащупал вход. Моя дикарка тихо охнула, когда палец проник внутрь.

– Тебя уже брали?

По злому блеску глаз я сделал вывод, что нет.

– Я или солдаты, – напоминание было необходимо, но от этих слов ярость в её глазах разгорелась лишь сильней…

Альдэ

Зачем – так? Я не могла понять. Лунный казался таким… Таким родным. Будто я вернулась домой. Я не сразу поняла, зачем он трогает меня, хоть и догадывалась, что такие прикосновения могут означать. Когда его губы коснулись шеи, меня прошило огнём. Я дёрнулась. Может, этим я обидела его? Руки исчезли. Исчезло тепло костра, сменившись жаром лесного пожара. Я оказалась на шкурах и едва успела перевернуться к нему лицом. Он действовал теперь резко и быстро, но это я могла стерпеть. Хуже были угрозы, слетавшие с его губ.

– Зачем? – выдохнула я, когда они прозвучали второй раз, но лунный ничего не ответил, продолжая покрывать жадными поцелуями мою грудь.

Хотела я этого? Да. Моё тело желало его, но я понимала, что он не собирается заботиться обо мне. Пальцы лунного уже были во мне. Страшно. Я не боюсь волков и медведей, а от того, что делали эти пальцы, мне стало страшно. Я поняла, что назад пути не будет.

Потом пальцы сменились большой и горячей плотью и стало по-настоящему больно. Если бы вернулись руки, согревавшие моё тело, я бы стерпела эту боль. Только бы не быть больше одной. Рук не было. Даже жадные поцелуи прекратились. Он просто пронзал меня насквозь удар за ударом, оставляя мне лишь одну возможность: шептать беспомощное «Зачем?». Лунный излился и откатился в сторону, не глядя на меня и не говоря ни слова. Я отвернулась к стенке шатра, подтянула обратно штаны и замерла, обнимая себя руками и уставившись перед собой.