Сиккер - Кейт Тирнан Страница 8

“Уже поздно. Я лучше пойду.”

"Ммм…"

Она поцеловала меня, удерживая мое лицо в своих сильных руках. "Езжай осторожно завтра. Позвони мне когда сможешь. Я буду думать о тебе".

Затем она встала и ушла, стуча сабо по ступенькам лестницы. Я побежал за ней, все еще пытаясь определить, что я хотел. Она повернулась и подарила мне последнюю, грустную улыбку, и затем она уехала. Я сел на ступеньках, не уверенный в том, что между нами произошло, неуверенный, правильно ли поступил, неуверенный ни в чем.

Февраль 1992 года

Сегодня мир кажется другим местом, чем он был вчера. Я всегда любил зимы здесь, но сейчас небо кажется холодным и безжалостным. Красота нашего мира кажется поблекла немного. Вчера Мама и я были спокойны и мудры, безопасность в наших жизнях и туман особенно в нашей магии. Но прошлой ночью Мама получила ведьмовское послание от Тёти Celine. Сикер пришел "исследовать" ее библиотеку, и он нашел некоторые темные заклинания, написанные ей — заклинание погоды и заклинание для искривления чужого будущего; заклинания Мама сказала она никогда не использовала. Но в соответствии с Советом — идиотским советом, как Мама называет их — только написанные эти заклинания демонстрируют обучение к темной магии, которое не может быть перенесено. И Тетя Celine совершила то, что Мама называет смертным грехом: она спорила с Сикером, пытаясь чтобы казалось будто заклинания не являются до такой степени опасными. Мама сказала, что Сикер не мог принять другую точку зрения, он считал что они были опасными. И Тетя Celine была лишена ее сил сегодня.

О, Богиня, это такая ужасная церемония, но Мама настаивала чтобы мы использовали магический кристалл, чтобы смотреть всё это. Она сказала, что я достаточно взрослая, чтобы видеть такие вещи, что я должна быть осведомленной о злоупотреблениях силой, которые совершаются в нашем мире. Тетя Celine плакала и покачивалась, и когда она была окончательно обессилена, она выглядела как разбившаяся птица: не способная больше летать, только половиной от той личности, что она была до этого. Мама сказала, что Совет продажный и глупый, что они не понимают ценности знания. Я не знаю чему верить. Я только знаю, что то, что случилось с Celine было ужасающим. Я не могу представить, что она могла сделать чтобы заслужить такую ужасную участь.

— Ж. К.

После того, как я оставил Морган, я чувствовал унылие и хотел чтобы у меня был целый вечер жить снова. Когда я научусь этому?

Я проснулся в шесть утра в темный и неприветливый рассвет. Дом казался пустым и слишком тихим, и еще раз я ощутил отсутствие Скай. Я надеялся, что она чувствовала себя лучше во Франции.

Горячий душ воскресил меня, и я закончил загрузку машины, наблюдая как мое дыхание выходит наружу в виде драконьих клубов. Я решил позавтракать в дороге и отправился на шоссе. Перед тем как оставить Видоуз Вэйл, я остановился и совершил последнее заклинание, посылая его обратно в мир, зная что это принесет свои плоды через 24 часа с этого момента.

Затем я направился на север, по направлению к Канаде и моим родителям.

"Комната!" — Я заорал в едва функционирующий домофон. "У Вас есть комната?!"

Я потер мои затуманенные глаза и ждал трескучего ответа, надеясь что они говорят на английском. За последние 60 миль каждый знак был на французском. Я не говорю по французски — не очень хорошо во всяком случае. Я был в 40 минутах от Квебека, ехал в течение нескольких часов и начал клевать носом от усталости, хотя было едва за семь. И я нуждался в еде, еще одном горячем душе и кровати.

Город моих родителей, Сэнт Иероним-дю-Лак, был только в четырех часах отсюда и искушение поднажать было сильным. Но чтобы начать разработку пробуждающих заклинаний для себя или выпить адски много кофе, и это означало что я бы добрался до дома моих родителей после 10 часов вечера. Волнующая вещь — я не мог связаться с ними по телефону, через кристалл или ведьмовским сообщением. Я сомневался, что они знали о моем приближении. Если я собирался появиться без предупреждения после 11 лет — это следовало вероятно делать днем.

Домофон треснул в ответ мне и я воспринял искаженный ответ как утвердительный. 20 минут спустя я заправлялся ветчиной и яйцами, запивая их пивом в крошечном ресторанчике за следующей дверью. Спустя пол часа я лежал вниз лицом на покрывале в моей маленькой комнате в полной отключке. Я не просыпался до 9 утра.

В воскресение первая моя мысль, после "В каком я аду?", была про Морган. Я представлял ее медленно приходящей к пониманию заклинания, которое я сделал перед тем как уехал. Я представлял ее глаза расширенными, улыбку касающуюся ее рта. Прошло чуть больше дня, но я скучал по ней, переживал за нее и чувствовал себя одиноким без нее.

Но сейчас был день. Я был в пределах 4 часов от того, чтобы увидеть моих родителей и эта мысль потрясла меня до самых костей. Это был день, которого я ждал более чем 11 лет. Мое сердце ускорилось в ожидании.

Я вскочил, помылся и отправился в путь в 10. Я купил дорожную карту провинции Квебек с картой Нью-Йорка на обороте. Теперь она вела меня по шоссе 40, вокруг Квебека, затем по более узкому двухполосному шоссе номер 175, которое привело меня на север к Лак Сэнт Жеан — большому озеру. Сэнт Иероним-дю-Лак был в почти 40 минутах отсюда, насколько я мог судить.

Это далекий север, любые признаки приближающейся весны были уничтожены. Деревья были еще голые и напоминали скелеты, участки старого снега лежали повсюду в тени, нигде не было цветущих подснежников или крокусов. Усики весеннего тепла еще не коснулись этой страны и не коснутся еще несколько недель с момента ее прихода.

Следуя внимательно карте, я свернул на шоссе 169, еще в северном направлении. Я знал что мне надо проехать около 120 километров чтобы достигнуть Сэнт Иероним-дю-Лак и, если повезет, мог сделать это за час. Теперь, когда я был так близко к дому моих родителей, странное чувство возникло в моем желудке. Мои ладони вспотели на руле, пульс ускорился, взгляд метался по пейзажу вокруг меня, настроенный на любое движение. Я был нервным. Я не видел моих родителей 11 лет. Какими они будут?

Одиннадцать лет назад я только подошел к груди своего отца. Теперь я был, вероятно, столь же высок как он. Последнее изображение, на котором я видел своего отца, было то, где он был крупным, строгим, и неукротимым. Он ничего не боялся. Иногда я видел глубокую печаль в его глазах, и когда я спросил об этом, он ответил, что думал о прошлом. Я не понимал это тогда, но теперь знал, что он, вероятно, думал о своей жизни прежде, чем он женился на Фионе, моей маме. Он был женат прежде на Селин Беллтауэр, факт, который все еще ошеломлял меня. У него был другой сын, несколько месяцев, чуть старше чем я, которого он оставил. Это был Кэл Блер. Теперь и Кэл и Селин были мертвы, и люди были рады этому. Я задавался вопросом, знал ли отец. Вероятно, нет.

Моя Мама была идеальной половинкой Отца: мягкой, улыбчивой, женственной, с легким смехом, чувством озорства, которое радовало нас детей, и легкой непосредственной способностью показывать эмоции. Это была Мама, которая объясняла Отцу настроения, Мама которая утешала нас, воодушевляла нас, поощряла нас, открыто любила нас. Мне отчаянно нравились каждый из них по разным причинам. По-детски, когда я ехал ближе к ним с каждой милей, я чувствовал поток различных эмоций — утрату, злость что они ушли, усиленное чувство предвкушения. Может я, когда увижу их, буду снова в состоянии опереться на моего отца, положиться на его силу? Может я почувствую, что он будет все еще оберегать меня, хотя я был взрослым и достиг всей моей силы? Чёрт, я был Сикером для Совета — самым молодым, чем когда-либо. Еще я был просто 19-летним парнем, и мысль, что я мог отказаться быть Сикером, даже если только на короткое время, была очень соблазнительной.