Пока смерть не обручит нас - Ульяна Соболева Страница 8

И я не смогу подумать об этом завтра, как моя любимая Скарлетт ОХара. Я должна об этом думать прямо сейчас… должна лихорадочно пытаться сообразить, что мне теперь делать и как выжить в этом бреду. Как вернуться обратно. Может быть там сейчас Миша истекает кровью и умирает. Если закрыть глаза и прошептать молитву, может получится вернуться? Может я плохо молилась?

— Что ты там бормочешь, ведьма? Жаль мне не отдали приказ отрезать тебе язык!

Они все бешеные маньяки. Здесь нет нормальных людей. Здесь — это где? Нет, я понимала на что это все похоже я все же смотрю телевизор, хожу в кино и читаю книги. Только не исторические и не фантастику. Я всегда читала триллеры и детективы.

— Я устала и больше не могу идти.

Сэр Чарлз (так его называли другие солдаты) резко обернулся ко мне.

— Заткнись! Тебе запрещено говорить! Разве ты не знаешь, что давала обет молчания? Или у вас в Блэре нарушают даже обеты?

— Что? Я… я не давала никакого обета. Послушайте, Чарльз… — что с моим голосом? Почему он как-то странно звучит? Словно и не мне принадлежит? — я … я случайно здесь оказалась. Я не Элизабет Блэр… я не монашка. Я вообще не отсюда. Я все объясню и…

— Еще одно слово, и я вырву тебе язык щипцами до того, как это сделает палач! Заткнись твааарь!

Откуда это все берется? Откуда сваливается на меня вся эта немыслимая ерунда, какой-то дичайший бред сумасшедшего или наркомана. Наверное, я в больнице. Меня накололи какими-то транквилизаторами я все это вижу так как я под препаратом. Значит я вот-вот очнусь. Надо просто потерпеть. Просто помолчать и перестать так трястись. Это все не на самом деле. Этого всего нет.

Едва мы ступили на мостовую я зашлась глубоким вдохом. Потому что меня окружал самый настоящий средневековый город. Люди сновали по улице в старинной одежде, повсюду слышался гул и топот копыт, грохот колес и где-то крики петухов и блеяние овец. Но едва нас заметили раздался первый вопль:

— Ведьма! Ведьму поймали настоящуююююю! Из Блэраааа! — Завопил какой-то мальчишка и нас постепенно начала окружать толпа.

Кажется, я когда-то смотрела такой фильм ужасов. Ведьма из Блэр. Он был мега популярным и его сняли самой обычной любительской камерой. В нем подростки….Боже! Как же мне страшно!

Надо думать о чем-то другом… Надо думать о дороге, об аварии и молиться. Отче наш, сущий на небесах да святится имя твое… Первый ком грязи ударил меня в плечо. Второй попал мне в живот, третий в лицо. Это ведь не происходит на самом деле. Не происходит. Но мне же больно!

Ощутила, как чья-то рука дернула меня вверх, и я оказалась в седле.

— Успокой толпу, Генри. Она не должна сдохнуть до суда!

Прикрыл меня плащом и пришпорил коня. Я поморщилась от него воняло потом, грязью и просто немытым телом.

— Проклятая ведьма! На костер ее! Без суда! Дочку Антуана Блэра сжечь! Сжечь, как он убивал наших детей!

Вскоре голоса остались где-то позади, но я боялась открыть глаза и боялась даже пошевелиться. Пока меня не швырнули вниз так, что я упала на колени и не подняли тут же на ноги за шкирку. Не успела ничего рассмотреть кроме железных дверей и каменных стен. Меня потащили двое стражников, прихватив под руки, куда-то вниз и затолкали в темницу. Швырнули на тюфяк и лязгнули замком. Я тут же бросилась к решетке и затрясла ее изо всех сил.

— Выпустите меня отсюда! Слышите? Я не Элизабет Блэр! Я Елизавета Шеремет! Лагутина в девичестве! Я не ведьма! Я врач! Я… господи….кому я кричу?

— Не ори, всем плевать. Могут прийти и забить до полусмерти за то, что орешь.

Голос доносился откуда-то сбоку, и я метнулась по клетке, чтобы рассмотреть ту, что сидела со мной по соседству. Я увидела женщину в ободранной одежде с всклокоченными светлыми волосами. Она сидела на соломе, откинувшись на каменную стену.

— Вы… вы кто? Как выбраться отсюда? Где найти телефон? Это ведь какая-то интерактивная игра для психопатов, да? Типа Голодных игр или не знаю… Здесь же есть камеры, да?

Она смотрела на меня, как на умалишенную.

— Бесноватая ты какая-то. И словечки дьявольские не с нашего языка.

Так. С ней все ясно. Она из той же шайки-лейки. Она мне не поможет… или … или…

— Эй, а… кто такая Элизабет Блэр и почему ее называют ведьмой?

Женщина даже подалась вперед, всматриваясь в мое лицо и склоняя голову то к одному плечу, то к другому. Словно пыталась разглядеть во мне нечто скрытое под кожей.

— Ты — Элизабет Блэр. Ты что? Не помнишь себя? Не иначе как головой ударилась или свихнулась в своем монастыре Молчальниц.

— Каком монастыре?

— Монастыре, куда отдают всяких убогих, больных, бесноватых, юродивых, отвергнутых, одержимых дьяволом и нечистой силой и учат смирению, изгоняют дьявола и приближают к Богу. Молчать ты должна. Обет давала, что слова не произнесешь. Лишь поэтому живой осталась. В тебе живет голос зла.

— Ничего я и никому не давала. Я…, - черт, с ней можно даже не разговаривать.

— В день совершеннолетия постриг принимаешь и голос отдаешь Всевышнему вместе с языком. Молчальницы немые.

— Почему они решили, что я зло? Почему отдали меня в монастырь? Что со мной не так?

— Так на тебе печать мрака. Никто с твоим цветом глаз не рождался веками. С тех пор как сожгли Клеменцию Блэр… у нее глаза были, как у тебя светло-зеленые. Дьявольские глаза, звериные.

Я нервно рассмеялась. Нет. Этого не может быть на самом деле. Не может быть, чтобы… чтобы я слышала по-настоящему весь этот бред!

— Это и все? Просто цвет глаз? Только за это?

Женщина ухмыльнулась и прижалась лицом к решетке.

— Ты и правда притворяешься, что ничего не помнишь? Или это ведьминский трюк? Так от меня ничего уже не получить. Я уже даже не олла я отработанный материал. Меня утопят в Эглане за прелюбодеяние.

Она снова расхохоталась уже истерически и сползла в свое сено.

— Присвоят себе моего мальчика, а меня… меня умертвят, и он никогда не узнает, кем была его мать.

Я не понимала, о чем она и кто такие эти оллы… или как она назвала это слово. Но ее отчаяние в эту минуту было таким сильным, что я ощутила его на физическом уровне.

— Может быть… будет ведь суд, да? Я слышала они говорили о суде и о каком-то герцоге Ламберте. Может тебя помилуют, может он выслушает тебя и…

Она то ли зарыдала, то ли засмеялась снова. Я не видела больше ее лица.

— Кто помилует? Этот дьявол? Это исчадие ада? Да он скорее придумает способ принести как можно больше страданий, как можно больше увечий и душе, и телу.

Он сама лють лютая. Нет зверя страшнее и твари более опасной и жестокой, чем … чем этот ублюдок!

Я, тяжело дыша, смотрела на нее, и вся моя надежда на предстоящий суд таяла так же, как и надежда, что я вот-вот очнусь от этого безумия.