Тень воина - Владимир Перемолотов Страница 86

Вместо черного от темноты проема, совсем недавно манившего зайти в пещеру и поискать там прохладу и отдохновение, теперь виднелась разбитая голова зверя-шишиги и смотрел неживой, остекленевший уже глаз. Гаврила удивился, но потом сообразил, что уже в беспамятстве затащил туда тушу, чтоб разобиженные служители древнего Бога не добрались до него.

— Всё, — объявил он хрипло. — Хорошего понемногу! Ухожу!

Щит прикрыл спину, меч влетел в ножны, и уж совсем было, собрался уйти Гаврила, как сталь в ножнах словно бы его за язык дернула. Полуобернувшись к святилищу, журавлевец крикнул:

— Эй, вы там!

Ему не ответили, но он-то знал, что его слушают.

— Пока своего слугу сами не съедите, то и на волю не выйдите… А вот Богу вашему беспамятному — отдельное спасибо!

— Ты не спрячешься… — прокричал кто-то из-за шерстяной завесы.

— Да я и не собирался, — ответил Гаврила, пожимая плечами… — Не отощайте там на мясном-то…

Он сделал несколько шагов, но вернулся.

— Да! И костями смотрите, не подавитесь.

…Древний Бог, конечно ошибся.

Никакой кипарисовой рощи рядом со святилищем Гаврила не нашел. Правда, попадались ему несколько раз под ноги, занесенные песком длинные камни, удивительно похожие на окаменевшие древесные стволы, о которые само Время обломало свои зубы, но то — дерево, а то — камень. Какое же колдовство нужно, чтоб превратить одно в другое? Поменять местами Живое и Мертвое?

Сквозь дрожащий горячий воздух не было видно ни озера, ни зеленых трав, о которых говорил Бог, зато обещанные горы обнаружились в целости и сохранности. Гаврила подумал, было, что для Бога они, наверное выше и острее, чем для него, но вслух не высказался — мало ли вдруг Бог подслушает да обидится.

Едва горы появились на виднокрае, как пустыня начала постепенно, постепенно прорастать сперва мелкими кустиками, потом кривыми деревцами, превращаясь в степь. К вечеру на него пахнуло влажной прохладой, и Гаврила почувствовал, что где-то рядом объявилась река. Не такая, конечно, громадина как Днепр, но для этих обожженных солнцем мест вполне приличная. Когда непривычно большие звезды уже усеяли небо, он вышел на берег.

Река как река. Все в ней было, как и в обычной реке, единственно только вместо родного камыша торчала на мелководье невиданной величины суставчатая трава, листья которой напоминали то ли лезвия заостренных мечей, то ли огромные копейные наконечники.

Ночь пришлось провести на песке, у костра, а утром, по покрытой молочным туманом воде, шишигобоец переправился на другой берег и направился к горам. Шел спокойно, изредка взбегая на холмы и оглядываясь назад, но позади было пусто.

Впервые с того дня, как он повстречался с Митриданом, он сам отвечал за себя. Не было посредников, стоявших между ним и жизнью, не было колдунов, охраняющих его жизнь, не было ничего кроме дороги и удачи, ожидающей его где-то впереди.

Один на один с жизнью.

Как недавно пустыня уступала место степи, так степь постепенно стала превращаться в предгорья.

Ровная поверхность вздыбливалась валунами, с каждой сотней шагов становившиеся все больше и больше похожими на отдельные скалы.

Река позади уже казалась змеёй, ползущей прочь от холодных гор и воздух, подтверждая это, свежел, донося сюда запах снега и оледенелого камня. Становилось уже не просто прохладно — становилось холодно. Гаврила запахнул волчовку, посмотрел в небо. Каменные зубы скалились в небо, над ними неслись облака, а между камнями и небом лежал снег.

Человек поднимался вверх вместе с солнцем. Оно вкатывалось к полудню по остриям скал и он, поднимался следом, лез по камням, стараясь не сорваться вниз, к уже ставшей далекой земле.

Ходить по горам оказалось не так-то просто. До сих пор под его сапогами побывали лесные поляны, степь, пустыня да палуба корабля. С горами все оказалось сложнее. Прямой дороги тут не существовало. Чтоб сделать шаг вверх и вперед иногда приходилось спускаться вниз и отступать. Огромные камни, промороженные до ледяного звона, и восходившие к небу отвесные стены заставляли искать обходные пути, терять время. Слава Богам он не боялся высоты! Но «не бояться» не значило проявлять глупость или безрассудство, тем более, что к камням и осыпям вскоре добавились еще два препятствия — ветер и снег.

Они соединились недалеко от вершины, чтоб остановить его и вернуть туда, откуда пришел. Вернуть из зимы в лето.

— Ух ты! — выдохнул Гаврила. Пар выскользнул из горла и стал метелью. Каменная щель перед ним уходила вниз и терялась в круговерти сухих снежинок, летевших туда, словно стремящиеся к смерти бабочки.

Края пропасти расходились не так далеко, чтоб не допрыгнуть, но рисковать Гаврила не хотел. Мертвая вода — мертвой водой, но при всей необычности происходящего летать он ещё не научился. Падать, положим, было не страшно, но ведь ещё и возвращаться придется…

По колено проваливаясь в снег, Маслеников пошел вдоль скалы, внимательно глядя под ноги.

За выступом, словно лезвие ножа резавшим где-то в вышине облака на части он наткнулся на снежный мост, соединявший края трещины. Ветер вихрил над ним потоки снежинок, но лежавший тут, верно, с сотворения мира снег обрел прочность льда или камня, что тут было одинаково прочным.

По крайней мере, Гаврила очень на это надеялся.

Собираясь с силами, он остановился у начала ледяного моста. Ноги, натруженные подъемом, ныли, прося об отдыхе, но ветер выдувал тепло из-под волчовки и Гаврила не стал задерживаться. За мостом должен был быть еще один, последний подъем, а за ним…

Масленников прикрыл глаза, представив, что должно случиться после.

Внизу его ждала долина, в которой по уверениям Бога были озера с теплыми источниками. Может быть, не ошибившись с горами, он не ошибся и с горячими источниками? Человек представил себе булькающее кипятком озеро, зеленые берега, горячий пар, сквозь замерзшее мясо добирающийся до самых костей, ощущение тихой радости, когда то, что ты имеешь, и ты сам и все вокруг считают твоей заслуженной наградой, которую по всем Божеским и человеческим законам никто у тебя отобрать не может. И влажный жар, проникающий сквозь тебя до самых костей, и…

— Эй!

Гаврила поднял голову. Над ним, шагах в тридцати, если б, конечно, эти шаги можно было сделать вверх по скале, виднелась человеческая голова. Друзей в округе у Масленникова не было, и он потянулся к мечу, но, так и не положил руку на рукоять. Долго копаться в памяти не пришлось. В синем от холода человеке, до бровей запорошенном снегом, он узнал жреца, встретившего его у святилища.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. На лице жреца примерзла то ли улыбка, то ли оскал. Гаврила не сумел распознать что именно, а просто встал, радуясь тому, что нашелся повод остановиться. Ветер трепал волчевку, стараясь сдуть вниз, и он, ухватившись за промороженный камень, прокричал сквозь него.