Шерас. Летопись Аффондатора, книга 1-я: 103-106 годы - Дмитрий Стародубцев Страница 89

Проходил месяц за месяцем, а крепость не сдавалась. Идти же на штурм Алеклия больше не решался, справедливо считая, что даже если и ворвется в Кадиш, то потеряет столько воинов, что слава такой победы померкнет в сравнении с горечью утрат. Тем более что в сегодняшней тяжелейшей обстановке, когда Авидрония подвергалась угрозам со всех сторон, терять большую часть такой прекрасно обученной и испытанной боями армии было никак нельзя.

Напряжение росло. Военачальники хмурились, циниты скрипели зубами. Общее настроение было скверным. Алеклия старался не показываться на людях. Ухудшилась атмосфера и в самой Авидронии. Победное ликование в честь сражения под Кадишем сменилось жесткими обвинительными речами ораторов. Поднялись и народные собрания. Круг Ресторий прислал Инфекту требование немедленно начать штурм и вести его до победного конца. В противном случае выборщики грозили ему низложением. Только Провтавтх, используя весь свой авторитет и силу своего голоса, призывал народ к терпению. Таблички с его речами вывешивались во всех городах Авидронии.

Алеклия понял, что главного штурма не миновать, но оттягивал его всеми возможными способами. Он еще надеялся, что гарнизон сдастся. Однажды Инфект приказал не останавливать работу метательных механизмов даже ночью. С тех пор он окончательно потерял покой. Осадные работы не прекращались ни днем, ни ночью. Шум, грохот, тысячи звуков сменили собой чудесную ночную тишину.

Алеклия стоял у своего шатра и смотрел в сторону ненавистного Кадиша. Сотни горящих, искрящихся зангний со свистом рассекали фиолетовый сумрак, устремляясь к крепости. Преодолев расстояние, они ударялись о стены и разлетались пылающими осколками. Огонь на мгновение охватывал участок стены и тут же затухал. Вот огромное каменное ядро с грохотом упало на вершину башни. Безупречное метание. Хрустнули зубья парапета, посыпались вниз осколки.

Инфекта потревожили. Он нехотя оторвал взгляд от завораживающей картины ночной осады.

– Мой Бог! – К нему подошел айм Белой либеры, несущий стражу. – С тобой просит встречи партикулис Эгасс. Я ему сказал, что он должен обратиться к Лигуру, но военачальник настаивает. Он говорит, что его дело носит самый безотлагательный характер и требует именно твоего вмешательства.

Айм был явно смущен. Он не понимал, почему какой-то партикулис, которых здесь сотня, имеет наглость обращаться к самому Инфекту. Невиданное дело. Но ответ Алеклии удивил воина еще больше:

– Немедленно пропусти.

Вскоре перед Божественным предстал начальник партикулы «Неуязвимые» – в бронзовом шлеме, в начищенных доспехах и при полном вооружении. На его шее был повязан золотой платок, из-под которого выглядывали уголки еще нескольких цветных платков меньшего достоинства.

– Так-так, – улыбкой приветствовал Инфект старинного боевого товарища и жестом остановил его попытку опуститься на колени. – Вижу, ты все-таки решил откликнуться на мое предложение. И правильно. Место Либерия, о котором я тебе говорил перед кадишским сражением, всё еще не занято.

– Эгоу, мой Бог! – отвечал Эгасс. – Я пришел хлопотать не о новых должностях. В нашем лагере творится беззаконие. С доблестными воинами обращаются, как с последними негодяями. Я прошу справедливости и защиты.

– Кто же смеет обижать авидронских цинитов, тем более монолитаев? – Алеклия был изумлен. – Кто в состоянии их обидеть, да еще после этого остаться в живых?

– Вишневые, мой повелитель, – отвечал партикулис.

Инфект изменился в лице. Он даже как-то невольно оглянулся по сторонам. Алеклия вспомнил, как перед кадишской битвой прочитал донесение Вишневых, в котором Эгасс обвинялся в измене. Он тогда думал сам разобраться с этим делом, но так ничего и не предпринял – погряз в заботах, да и случившееся затем сражение всё расставило по своим местам.

Божественный увлек Эгасса в шатер и коротко бросил:

– Рассказывай.

Эгасс рассказал, всё что знал. Потом ответил на вопросы Инфекта.

– Так ты считаешь, что этот ДозирЭ – не иргамовский лазутчик?

– Никоим образом. Он храбрейший воин, готовый в любое мгновение умереть за Авидронию. Все, что с ним произошло, – случайность, нелепое стечение обстоятельств. А его друзья «на крови» – такие же верные тебе циниты. Если б ты видел, насколько хороши они в схватке!

– И ты можешь за них поручиться?

– Своей головой, – не задумываясь, отвечал Эгасс.

Алеклия кивнул, окликнул порученца и дал ему необходимые указания. Через некоторое время воины Белой либеры ввели в шатер трех истерзанных пленников. Узнав Божественного, они рухнули ниц.

– Встаньте, – потребовал Алеклия. – Развяжите их. Кто из вас ДозирЭ?

Вперед шагнул высокий молодой человек, измученный, избитый. Лицо его портил шрам, но глаза…глаза его горели. Молодость, гордость, необычайная внутренняя сила.

– Все, что ты скажешь, должно быть только правдой, – обратился к нему Алеклия. – От этого зависит твоя жизнь и жизнь твоих товарищей. Поведай мне о маллах…

ДозирЭ уже в который раз пересказал историю о своей стычке с маллами в кратемарье, рядом с площадью Радэя, потом обо всем остальном: о столкновении между монолитаями и Вишневыми, о золотой статуе Слепой Девы, о подлом Бермуде и о жестоком Дэвастасе. Когда он дошел до боев на манеже Ристалища в иргамовском городе Тедоус, Инфект так и подскочил на месте: «Так это были вы?!»

Несколько дней назад до Божественного дошли слухи о невероятном событии, произошедшем в одном из иргамовских городов. Пленных авидронских воинов заставили сражаться в Ристалище с местными капроносами на потеху толпы. Когда же циниты победили, и не один раз, против них выставили лучших капроносов Масилумуса. Но и на этот раз авидроны в ожесточенном бою разбили своих соперников… После многих схваток, когда не помогли даже боевые собаки, пленников по требованию публики отпустили. Услышав всё это, Алеклия поклялся, что найдет этих воинов, если они спасутся, и щедро их наградит. А еще возьмет их в свой отряд телохранителей – Белую либеру, которая изрядно пострадала в кадишском сражении и требует пополнения.

– Так какие это были собаки, буртлегеры? О!

Инфект был поражен. Он ни за что бы не поверил в эту историю, если б не имел подтверждений из иных источников. Сам неутомимый строитель Ристалищ, организатор грандиозных театрализованных сражений, в свое время потрясших Грономфу, прекрасный знаток боевого искусства, щедрый вдохновитель храбрых капроносов, Алеклия с упоением слушал молодого воина. Когда ДозирЭ закончил, растроганный правитель подошел к авидронам и по очереди каждого обнял.

– Вы свободны, циниты. Возвращайтесь в свою партикулу, – сказал он.

– Эгоу, Алеклия! – воскликнули в высшей степени потрясенные друзья.

Эгасс поблагодарил Инфекта и увел цинитов, вновь обретших свободу. Алеклия же вызвал помощника и продиктовал ему несколько онисов. В одном из них он жаловал собственной рукой трем воинам монолита «Неуязвимые» по белому платку, годовой плате и каждому – самое высокое звание цинита – ветеран. В другом – приказывал всячески наказать айма Вишневых плащей Сюркуфа: вернуть его в Грономфу, на полгода разжаловать в десятники и возложить на него оскорбительные для столь высокопоставленной персоны обязанности писца.