Летучий Голландец - Ричард Кнаак Страница 89

Исчезла последняя щелочка, отверстие закрылось. Их сноваокружала только сверкающая белизна обители Властелина Теней. Но Голландецчувствовал, что корабль ждет снаружи, ждет с нетерпением того, кто уверен, егожертва в ловушке и никуда не денется.

Щупальца подтянули его почти вплотную к лицу Сына Мрака.Хозяин теней мрачно взглянул на него единственным глазом.

— Отошли его прочь, иначе я буду вынужден обойтись с этойженщиной очень жестоко.

— Я не могу…

— Ты — его капитан. Ты его хозяин! Ты должен!

— Я его жертва, — огрызнулся Голландец, устав без концаслушать одно и то же ложное утверждение. — Я для него — ничто!

— Посмотрим… — Тень отшвырнула Голландца к невидимой стене ипришпилила его к ней, как булавками. Сын Мрака посмотрел куда-то в сторону. Вбелом сиянии появилась точка черного света. Она стала медленно подплывать кморяку. — Я использую прибор, из которого исходит этот луч, чтобы добытьсекреты из Странников. Он читает в разуме и, душе, назовем это так, и тут жеперерабатывает данные, чтобы я мог их использовать. Чаще всего я применяю их,чтобы выяснить время, когда пора уходить в следующий мир. У них внутривозникает сила, ты знал об этом? Она накапливается, пока не может большеоставаться в них, и тогда она толкает самое их естество вперед. Всегда перед самымАрмагеддоном. — Сын Мрака показал на приближающийся луч. — Последний изСтранников, которому я пригрозил лучом, охотно предлагал мне сотрудничество.Добрый, честный человек. Он называл себя Рииз. Он пожертвовал собой во имябольшего блага. Пусть он послужит тебе примером.

«Это явно лицо безумия», — подумал Голландец. Черный свет кнему все приближался, оставалось лишь несколько футов. Голландец попробовалсопротивляться теням, но в этот момент Властелин Теней переместил Майю в егополе зрения. Ей явно было трудно дышать.

Голландец прекратил борьбу.

Черный свет сильно ударил ему в грудь. Невероятная больпронзила его насквозь. На этот раз он не выдержал и вскрикнул.

— Покажи мне, кто ты такой! Покажи, что ты такое! Открой мнеправду и скажи, как можно отослать это проклятое чудовище.

Несмотря на боль, Голландец все же удивился, как может егосумасшедший мучитель ожидать, что он ответит на его вопросы в такой момент,особенно если скиталец сам не знает ответов.

Затем в его мозгу поплыли образы. Боль, видимо, ускоряла ихпоявление, создавая непрерывный поток воспоминаний и мыслей, в деталяхпоказывающий жизнь человека, приведшего к гибели столько миров. Он вновь виделту историю, о которой рассказывал Майе, но более подробно.

Давно похороненные воспоминания всплывали вновь, заставляяего стонать от чего-то иного, кроме боли, порожденной прибором Черного Принца.

Снова его Майя была для него потеряна из-за егосамонадеянности и высокомерия, снова его Майя умирала вместе со всеми…

«Мария, не Майя», — поправила какая-то часть мозга.

Но все же странно. Каждое воспоминание о его потеряннойлюбви заместилось образом женщины, которая плавала с ним на «Отчаянии», а затемвместе с ним явилась в логово этого сумрачного зверя. Каждый раз, когда онпытался вызвать образ Марии, перед ним вставал образ Майи.

Сквозь боль и воспоминания ворвался надменный голос СынаМрака:

— Невероятно! Ты и в самом деле просто пешка. Он захватилтебя, как единственное существо, несущее на себе след моего появления… Я дажене могу вспомнить твой водянистый мир, однако благодарю за то, что ты послужилмне маяком. Рано или поздно я бы все равно вломился, но с твоей помощью этооказалось намного легче.

«Вломился? Куда вломился?» Он не понимал. Теперь боль былауже нестерпимой. Даже воспоминания исчезли одно за другим.

И вдруг без всякого предупреждения боль прекратилась.

Голландец открыл глаза, он даже не помнил, когда их закрыл,и обнаружил, что смотрит не в темное лицо своего мучителя, а, на что?

Это был свет, и не свет. Он перемещался, там и тут касаясьего, фокусируясь на голове. Пришли непрошеные мысли, его мысли, но направленныекем-то другим.

И вновь он переживает свои эксперименты. Но в этот раз кнему приходит новое знание. Энергия, которая проскользнула в его мир, вовсе непроскользнула, ее туда направили, будто вбили клин. Силой, стоящей за этимклином, был злобный разум, пытающийся выжить после того, как взорвалась егособственная вселенная, взорвалась из-за действий этого разума. Ему не было деладо тех, кто жил с другой стороны, другая сторона для него означала лишьпродление собственной жизни.

Теперь Голландец понимал, что его эксперименты в каком-тосмысле задержали этот разум, а в чем-то ему помогли. Он действительно приоткрылкалитку, но его манипуляции этими силами лишили их истинной мощи. Сумей онпродолжить работу с этими силами, он смог бы ослабить их повелителя настолько,что разрыв затянулся бы полностью, спасая его мир и прекращая подлоесуществование того, кто не имел права требовать себе все новых и новых миров.

Осознание этого факта чуть не раздавило Голландца.

Не он был причиной смертей. В них повинен другой, злобныйразум, не желавший умирать со вселенной, которую он разрушил, это Сын Мрака.

Мир Голландца не был первым из разрушенных этой силой, дажене вторым. Между его миром и вселенной Властелина Теней лежало множестводругих. Сыну Мрака не было до них никакого дела. Они лишь давали ему точкуотсчета, откуда можно искать путь следующего побега. Жизнь, вселенная — ничтоне было для него свято, кроме него самого.

Силы, которые он сосредоточил вокруг себя, давали емуогромную власть, но это были силы разрушения, противостоящие законам,удерживающим материю от распада. Чем обильнее они наполняли мир, вселенную, тембольшую нестабильность в ней вызывали. Рошаль — часть этой силы. Сын Мракаизвлек ее из пределов того, что считают реальностью, и привнес ее, их, туда,где им не было места.

Свет, который не был светом, удалился. Боль сталавозвращаться. Свет не мог освободить от нее, пока еще нет, но Голландец ощутилкакую-то печаль, сожаление о совершенном. Он, этот свет, получил приказвыполнить некую миссию, и не повиноваться приказу не мог, как бы давно он нибыл отдан. Цена неудач и так была уже слишком велика.

И как раз в тот момент, когда Голландца почти затопиловолной невыносимой боли, он понял, что говорил с ним сам корабль, «Отчаяние».